Термин «гендер» и соответствующее понятие были введены в социальные науки в 70-х гг. XX века. Энн Оуклей для определения социальных, а не биологических различий между мужским и женским полом. Этот термин восходит к греческому слову «genos» — «происхождение, рождающийся, рожденный». Одной из первых работ, где была сделана попытка провести терминологическое и содержательное различие между понятиями «пол» и «гендер», была статья Гейл Рабин «Обмен женщинами» (1975), которая была выполнена в социально-биологическом ключе. В ней автор ввела понятие пола — гендерной системы, подразумевая набор соглашений, с помощью которых общество трансформирует биологическую сексуальность в продукт человеческой активности.
В дальнейшем было предложено употребление термина «гендер» только для описания социальных, культурных и психологических аспектов, которые можно соотнести с чертами, нормами, стереотипами и ролями, считающимися характерными или желаемыми для мужчин и женщин.
По мнению О. В. Рябова, «в каждой культуре существует гендерная картина мира — совокупность представлений, составляющих такое видение человеком реальности, где вещи, свойства и отношения категоризуются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским или женским началом» [Рябов 2001, с. 18].
Н. Л. Пушкарева в работе «Гендерные исследования: рождение, становление, методы и перспективы в системе исторических наук» приходит к выводу, что «гендерные исследования в области культурологии, истории ментальности, общественного сознания являются чрезвычайно перспективными» [Пушкарева 1999, с. 31].
В работах А. А. Арестовой и Е. В. Рябцевой рассматриваются «проблемы гендерного фактора в обществе, культуре и языке, а также особенности женских и мужских языковых картин мира (начиная с 17-го века)»; дается также обзор гендерных исследований (преимущественно в лингвистике) на основе работ Ф.Маутнера, Э.Сепира, О.Есперсена, Р.Лакоффа. Примечательно, что авторы выделяют даже основные постулаты феминистской лингвистики на начальной стадии ее развития [Арестова 2010, с. 13].
Следует отметить, что фактически гендерные исследования в языкознании начались гораздо раньше, чем появился термин «гендер». Это связано и с типологическими исследованиями по линии «пол» — «категория рода» (при отсутствии в каком-либо языке категории рода c иными способами передачи идеи пола), и с переводческой деятельностью, и с осмыслением передачи семантики пола в разных языках. Здесь следует прежде всего назвать фундаментальный труд О.Есперсена «Философия грамматики» (оригинал вышел на английском языке в 1924 г., перевод на русский язык — в 1958 г.). О.Есперсен в числе прочих проблем рассматривает взаимодействие понятийных категорий (категорий мышления), грамматики и словаря (т. е. лексико-семантической системы). Вся 17-я глава данной монографии «Пол и род» посвящена рассмотрению соотношения пола, рода, а также одушевленности — неодушевленности в языках различных типов, грамматическим и лексическим способам выражения указанных категорий [Есперсен 1958, с. 263–284]. О. Есперсен отмечает: «Различие между живым и неживым, или между одушевленным и неодушевленным, или иногда человеческим и не относящимся к человеку, личным и неличным (различие не всегда в достаточной мере отчетливое) пронизывает многие разделы грамматики большинства языков — иногда в связи с родом и полом, иногда независимо от них» [Есперсен 1958, с. 273]. Весьма существенным в приведенном высказывании является положение о возможности выражения указанных различий именно грамматическими средствами, иначе говоря — важность представления грамматической информации в конструировании языковых картин мира. По мнению О.Есперсена, если в грамматике существенна характеристика по грамматическому роду и одушевленности, то для реального мира существенно выделение живых существ мужского и женского пола, а также предметного мир [Есперсен 1958, с. 263].
На материале различных языков он демонстрирует, что организация личных существительных индоевропейских языках не является единственно возможной. «Различие между одушевленными и неодушевленными, личными и неличными… не столь очевидно, как этого можно было бы ожидать с точки зрения универсальных понятийных категорий» [Есперсен 1958, с. 263]. Эти различия во многом определяются языковой картиной мира, которая складывается в каждом языке в течение длительного времени. Есперсен приводит примеры весьма причудливого с точки зрения европейских языков, распределения противопоставлений живого — неживого, одушевленного — неодушевленного, мужчин — женщин. «В андаманском языке один класс охватывает неодушевленные предметы, другой — одушевленные существа, которые подразделяются далее на людей и другие одушевленные существа. Имеет место деление частей человеческого тела на семь классов, и это деление переносится на неодушевленные предметы, которые имеют какой-то отношение к частям человеческого тела …В хамитских языках мы находим деление на два класса, из которых один включает обозначения лиц, больших и важных предметов и существ женского пола, а другой — обозначение вещей, малых предметов и существ женского пола; при этом в некоторых языках находим любопытное правило, согласно которому слова первого класса во множественном числе принадлежат ко второму классу и наоборот. При помощи одних и тех же префиксов «мужчина» превращается в «маленького мужчину», «брат» в «сестру»…» [Есперсен 1958, с. 264].
Устанавливая соотношение между родом и полом, Есперсен констатирует, что «наряду с тенденцией установления между ними определенного логического соответствия, наблюдается и много примеров непоследовательности в плане «значение-форма» [Есперсен 1958, с. 263]. С нашей точки зрения, «непоследовательности», о которых пишет Есперсен, на самом деле являются проявлением асимметрии выражения родо-половых отношений, характерных для многих языков. В другой своей работе О.Есперсен [Jespersen, 1998] отмечает явную несимметричность именований мужчин и женщин: «По свидетельству О.Есперсена, ему неизвестны случаи такого изменения значения изначально женского слова, чтобы оно стало применяться для обозначения обоих полов или только мужчин. Это в равной степени касается случаев использования женских имен для обозначения мужчин. При этом противоположная тенденция — использование мужских имен для обозначения женщин, — безусловно, существует» [Расулова 2008, с. 83].
В статье Л. В. Щербы «Опыты лингвистического толкования … «сосна» Лермонтова в сравнении с ее немецким прототипом» убедительно доказывается, что роль категории рода отнюдь не сводится к подтверждению деления живых существ на два пола, а заключает в себе огромный когнитивно-стилистический потенциал. Переключение мужского рода хвойного дерева в немецком языке на женский род в русском (сосна) по сути ведет к глубокому преобразованию представленного фрагмента картины мира: «…сущность стихотворения Гейне сводится к тому, что некий мужчина, скованный по рукам и по ногам внешними обстоятельствами стремится к недоступной для него и тоже находящейся в тяжелом заточении женщине, а сущность стихотворения Лермонтова — к тому, что некое одинокое существо благодушно мечтает о каком-то далеком, прекрасном и тоже одиноком существе» [Щерба 1957, с. 104]. Сложности перевода возникают прежде всего из-за несовпадения родовой принадлежности неодушевленных существительных-фитонимов (нем. derFichtenbaum «пихта» — мужского рода, а выбранное М. Ю. Лермонтовым как переводной эквивалент слово сосна — женского рода).
Уильям Брайт в статье 1964 г. (русский перевод вышел в 1975 г.) «Введение: параметры социолингвистики» рассматривает эти параметры с точки зрения отправителя (говорящего) и получателя речи (слушающего); в числе других параметров в числе этих параметров он называет различия между «мужской» и «женской» речью [Брайт 1975, с. 35]. «Например, так называемая мужская и женская речь у индейцев яна содержала в себе указания и на отправителя, и на получателя, а именно «мужская речь» употреблялась в случае, если или отправитель или получатель был мужчина, а «женская речь» — только в разговоре женщин между собой» [Брайт 1975, с. 36]. При этом Брайт ссылается на работу Э. Сепира 1929 г. Значит, современные гендерные исследования во многом не открывают, а продолжают разработку направлений, открытых лингвистикой предыдущих десятилетий.
М. И. Расулова одним из основоположников лингвистической гендерологии считает Р. Лакоффа [Расулова 2008, с. 81].
А. Кирилина и М. Томская выделяют следующие направления «догендерных» исследований с гендерной тематикой.
1. Психолингвистические и социолингвистические исследования, изучающие особенности письменных и устных текстов, порожденных мужчинами и женщинами, влияние половозрастных особенностей говорящего на процесс вербальной коммуникации, гендерную специфику восприятия речи, воздействие фактора пола на поведение информантов в ассоциативном эксперименте.
Изучалось общение в семьях московской интеллигенции [Земская Е. А., Китайгородская М. А., Розанова Н. Н. 1993. С. 90–136]. Авторы пришли к следующим выводам (подчеркнув, что они являются результатом отдельных, первоначальных наблюдений, требующих дальнейшей разработки).
Литература:
- Абдурахманова А. К. Способы номинации лиц как отражение языковой картины мира в русском и узбекском языках.: Автореф. дисс … канд. филол. наук. — Ташкент, 2007. — 24 с.
- Азизов А. А. Сопоставительная морфология русского и узбекского языков. — Ташкент: Укитувчи, 1983. — 240 с.
- Алимова А. Т. Словоизменение и словообразование узбекского и русского языков в свете типологического контраста // Преподавание языка и литературы. — Ташкент, 2001. — С. 21–29.
- Апресян Ю. Д. — http://proling.iitp.ru/personal/apresjan/index.html
- Артемова А. В. Эмотивно-оценочная объективация концепта «женщина» в семантике фразеологической единицы.: Автореф. дис. …канд. филол. наук. — Пятигорск, 2000. — 20 с.
- Арутюнова Н.Д Язык и мир человека. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 896 с.
