Развитая теория представляет собой систему с устойчивой структурой, связывающей между собой её абстрактные объекты. В. С. Степин называет такую систему теоретической схемой, чтобы отличить её от других идеализированных компонентов теории. Мы называем её теоретической моделью. Она привлекла к себе внимание философов еще в 1960–70 годы. Так, И. С. Алексеевым была предложена концепция модели физического знания, где она рассматривалось как синтезированная при помощи математического формализма модель данных о наблюдаемых и ненаблюдаемых физических объектах [1]. В научной теории её предметная область представлена двумя видами абстрактных объектов: идеализированной моделью изучаемой реальности, и абстрактными объектами, при помощи которых эта модель строится. Примером первой может служить модель молекулы ДНК, второй — гены, как относительно самостоятельные единицы наследственной информации, из которых образованы цепи этой сложной молекулы. Понятно, что с изменением предметной области теории, конструкты, образующие теоретическую модель, сами могут быть рассмотрены в качестве моделей, состоящих из определенных абстрактных объектов.
Итак, теоретическая модель есть абстрактный объект, состоящий из других абстрактных объектов. Под теоретической моделью мы понимаем абстрактный объект, представляющий всю предметную область научной теории. Отсюда следует, что она является конструкцией, элементы которой принципиально отличаются от самих изучаемых вещей и явлений, представляет не все, а только некоторые свойства изучаемой реальности.
В теоретической модели, рассматриваемой в качестве компонента научной теории, можно выделить элементы и структуру. Образно говоря, для построения воображаемого «теоретизированного мира» субъекту нужен строительный материал и проект. Строительным материалом теоретической модели, как уже отмечалось, выступает такой вид теоретических объектов, как теоретические конструкты. С ними человеческая мысль имеет дело давно. Еще в Древнем мире появились понятия числа, плоскости, линии, точки, треугольника вместе с чувственными носителями этих понятий — теоретическими конструктами. По мере развития науки их количество растет, что связано с ростом роли теоретического знания в жизни общества. Теоретический конструкт — это обобщенный образ класса объектов, образующих область значения данной абстракции. Абстрактность этих образований позволяет отвлечься от несущественных свойств элементов исследуемой реальности, и, тем самым, упростить процесс познания. Модель реальности, созданная классической механикой, невозможна без таких теоретических конструктов, как материальная точка, сила, инерциальная система отсчета.
Теоретические конструкты, с одной стороны, выступают как знаки, с другой — как символы. Это обусловлено тем, что знак больше связан с формой, а символ — с содержанием описываемой системы. Теоретический конструкт по отношению к структуре теории «работает» как знак, а поставленный в соотношение с обозначаемым им элементом экспериментально-измерительной процедуры (или иного фрагмента практической деятельности с объектом) — как символ. Если же его удается связать с чувственно-наглядным опытом человека, то он обнаруживает свойство «картинности» — онтологизируется, отождествляется с объектом материального мира. В реальном процессе научно-теоретического познания существуют четыре способа образования теоретических конструктов: а) абстрагирование эмпирических представлений об элементах изучаемой системы; б) перенос их из других теорий или иных видов знания; в) допущение существования их прототипов в сфере исследования (создание гипотетических объектов); г) изобретение идеализированных объектов для нужд теории (создание идеализированных объектов). В первом случае речь идет о выделении фрагментов изучаемой реальности и проведении с ними аппроксимирующих процедур. Так создаются многие абстрактные объекты новых научных дисциплин. Внешним признаком этого процесса является образование в науке новых терминов. Примером здесь может послужить появление квантовой механики, астрофизики, молекулярной биологии со своими теоретическими конструктами (квант, квазар, хромосома и др.). Второй путь появления теоретических конструктов связан с наличием в постоянно изменяющейся системе знания устойчивых, проверенных практикой положений, которые могут использоваться как базис для новых теорий. Например, в молекулярной биологии не было необходимости заново создавать такие конструкты как молекула, атом, ион, возникшие в рамках физики и химии. Третий путь связан с тем, что достоверные научные теории не появляются сразу в готовом виде, а возникают сначала в виде гипотезы. Так, например, возникли понятия нейтрона, позитрона, вакуума и т. д. Четвертый путь связан с необходимостью построения единой теории, способной объяснить целые классы тождественных явлений. В качестве исходных объектов такая теория должна иметь некие образцы, воплощающие в себе необходимый набор свойств и отношений, характерных для изучаемой предметной области (и ничего более). Так, например, появились абстрактные конструкты физической теории — идеальный газ, абсолютно твердое тело, идеальная жидкость и т. п.
Выделение теоретических конструктов — важный и ответственный этап построения теории, но ее задачей является также и установление взаимосвязи между элементами изучаемой системы. В. Н. Карпович пишет, что теории «отличаются от своих составляющих именно наличием связи между ними» [2, c. 8]. Эти сущностные связи между теоретическими конструктами В. С. Степиным рассматриваются в качестве законов, составляющих смысл научной теории.
В отличие от многих концепций западной философии науки, в отечественных работах, появившихся в 1970-гг., развивается деятельностный подход в исследовании природы научной теории, подчеркивается объективный характер её структурной организации, представляющей собой трансформированную в знаковую форму структуру практики (И. С. Алексеев, Д. В. Пивоваров, В. С. Степин, Г. П. Щедровицкий и др.). В этих исследованиях утверждается, что структура теории — это отражение объекта в формах практики: теоретические построения рассматриваются в них как умственные слепки, аналоги схем материальной, практической деятельности. «Изучить объект означает зафиксировать в научном познании схему предметных отношений соответствующей предметной деятельности. На любом этапе познания человек будет «видеть» природу такой, какой она принципиально может быть представлена в его практике» [3, с. 209].
Итак, построение предметной области теории представляет собой следующую процедуру: реальные объекты превращаются в теоретические конструкты, а затем операции с теоретическими конструктами совершаются по образцу операций с реальными объектами. В результате возникает теоретическая модель.
Однако здесь возникает весьма сложный вопрос: если структура теоретической модели есть интериоризованная структура экспериментально-измерительных процедур, то откуда берется эта структура у последних? Ведь прежде чем начать эксперимент или наблюдение исследователь имеет план и предварительную схему ожидаемых действий. С одной стороны, наука должна быть априорной, а с другой — апостериорной. Априорность науки вытекает из её всеобщих и необходимых положений, формулируемых в виде аналитических суждений. Но для получения нового знания аналитических суждений недостаточно — здесь нужен опыт, результаты которого фиксируются в синтетических суждениях. В то же время знание, полученное эмпирическим путем, не может претендовать на всеобщий и необходимый характер. Как же возможна наука? Известно, что Кант решал эту проблему так: разум дает формы («правила продуктивного воображения»), позволяющие в процессе познания накладывать категориальную сетку логики на постоянно изменяющийся чувственный опыт. С тех пор кантовская парадигма не сходит со страниц серьезных работ по гносеологии. Следуя ей, Больцано и Милль пытаются вывести из конкретного материала научных исследований устойчивые схемы познавательной деятельности и изучить их в чистом виде. Своеобразная попытка реализации этой идеи была предпринята философами лингвистического анализа, пытавшимися найти «схемы» разума в структуре языка. Отзвук кантовской идеи слышен даже в постпозитивизме: парадигмы Куна напоминают кантовские схемы, проецированные на исследуемый материал. Продуктивная и долгая жизнь этой кантовской идеи говорит о том, что она действительно обладает определенной эвристической силой, ибо она содержит один из общих алгоритмов познавательного процесса: приступающий к изучению незнакомого явления имеет предварительную схему исследования. Информация, собираемая в результате исследований, систематически сопоставляется с этой предварительной схемой, уточняя, дополняя и тем самым, изменяя ее. Известно, что Кант решал вопрос о происхождении «схем разума» как априорных форм. У сторонников деятельностного подхода существует иное решение этой проблемы: за основу логических и языковых структур принимаются формы практической деятельности людей. С учетом сказанного, уточним способ формирования теоретической модели, выдвигаемый сторонниками деятельностного подхода. Субъект приступает к изучению объекта с предварительной готовой схемой исследования, в которой аккумулирован опыт решения подобных задач. Этот опыт есть интериоризованные схемы личной практической деятельности или усвоенный через язык практический опыт других людей. Но откуда человек знает, какую схему решения нужно выбрать в данной ситуации? Как заметил Г. П. Щедровицкий, построение сложного системного знания об объекте предполагает в качестве своего предварительного условия знание структуры этого объекта. Автор отмечает парадоксальность данного высказывания: чтобы построить образ объекта, нужны знания, а чтобы иметь знания, нужен образ! [4]. Ответ на этот вопрос предполагает знание того, как выбирается предмет теории, как мы отделяем предмет от фона и фон от предмета. Психологи отвечают на этот вопрос так: избирательность информации обусловлена тем, что мир отражается всегда через призму потребностей и целей субъекта, на результат отражения влияет система социокультурных, профессиональных, личных ценностей. На объектное расчленение мира решающее влияние оказывает мировоззренческое знание. Любое мировоззрение включает в себя важнейший компонент, составляющий его предметное содержание — картину мира. Именно из нее черпает разум нужные эталоны решения познавательных задач. «Картина исследуемой реальности «подсказывает», откуда можно заимствовать абстрактные объекты и структуру, соединение которых приводит к построению гипотетической модели новой области взаимодействий». Сторонники деятельностного подхода полагают, что картина мира содержит схемы «базовых операций» (Д. В. Пивоваров), в которых концентрирован не только индивидуальный, но и родовой опыт человека как социального существа. При этом часто подчеркивается объективность этих схем, связанная с тем, что их форма детерминирована особенностями объектов, включенных в человеческий опыт (Э. В. Ильенков). В результате получается триада, полностью вписывающаяся в основную парадигму классического рационализма: структура объективного мира → формы человеческой деятельности → формы мышления. Почти три последних десятилетия она определяла характер многих отечественных исследований по эпистемологии, включая и работы автора этих строк [5; 6; 7].
Литература:
- Алексеев И. С. Деятельностная концепция познания и реальности. Избранные труды по методологии и истории физики. М.: Руссо, 1995. 528 с.
- Карпович В. Н. Системность теоретического знания. Логический аспект. Новосибирск: Наука, 1984. 128 с.
- Практика и познание. М.: Наука, 1973. 360 с.
- Щедровицкий Г. П. Синтез знаний: проблемы и методы // На пути к теории научного знания. М.: Наука, 1984. С. 82–94.
- Рахматуллин Р. Ю. Онтологизированные образы в научном познании: генезис и функции: дис.... д-ра филос. наук. Уфа, 2000. 276 с.
- Рахматуллин Р. Ю., Габбасова Л. М. Роль обыденного сознания в онтологизации теоретической модели // Вестник ВЭГУ. 2005. № 1. С. 178–185.
- Рахматуллин Р. Ю. Об онтологических основаниях логического мышления // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2014. № 9–2 (47). С. 148–150.
