В данной научной статье исследуется проблема изучения роли притчи в сюжете поэмы великого поэта Азербайджана Низами Гянджеви «Хосров и Ширин». На основе научных источников было исследовано значение данного подхода изучения поэмы и главные культурологические и литературно-исторические черты такого исследования.
Ключевые слова: Низами Гянджеви, глава-притча, сказ девушек, назидательность, мораль, Азербайджан.
В исследуемой с историко-культурологического точки зрения поэме Низами Гянджеви «Хосров и Ширин» можно отметить большое число притч, которые играют определенную роль в логическом раскрытии задуманной автором идеи и закрученного многопланового сюжета. Так, в главе «Говорение притч Хосровом, Ширин, Шапуром и девушками» [1, с. 73] для вдумчивого читателя создается возможность заглянуть в грядущие события. Озвученные притчи в современной интерпретации это своеобразное анонсирование сюжетных кульминаций и развязок. Автор так характеризует собеседниц Хосрова и Ширин:
Они послушны, весьма умны.
И к лунам обратясь, шах отдает приказ:
Всем-каждой в свой черед-рассказывать рассказ.
В этих строках соседствуют два литературных термина: притча и рассказ. Известно, что «притча-небольшой рассказ, содержащий поучение в иносказательной, аллегорической форме» [2, с. 141]. Если углубиться в историю литературы, то увидим отождествление ее с басней, их неразличение как жанров. Здесь уместно отметить одно весьма существенное качество притчи: глубокомысленность содержания. Иллюстрируя идею, касаясь проблем морали, общечеловеческих понятий и правил, притча превалирует по отношению к басне. Вторая ограничивается суждениями по более частному поводу. И еще в притче не даются традиционно-условные персонажи-животные, одушевляемая растительная природа и т. д.
Несмотря на это, первой прозвучала притча от имени волка о проделках лукавой лисы:
Я-рыскал, ты-взяла. Какой же в этом толк?
Уникальность притчи в ее сверхлаконичности: одной строчкой передана философская мысль о добропорядочности, справедливости и алчности. Здесь лиса и волк-имена нарицательные, в басне же они действующие лица Лиса и Волка, которые имеют статус персонажей. Несколько афористичная по форме притча Франгис, где «слова, как скакуны летят», звучат для шаха предостережением. Суть их такова: будь начеку, остерегайся и распознавай властолюбцев, ибо потеряешь трон. Дальнейшие события подтверждают эту истину:
Был некогда судьбой в земле припрятан клад.
Но подчиняться ли судьбе, ее обидам,
Взрыл землю царь Джемшид, клад вынут был Джемшидом.
Позже клад- символ власти перешел в потомкам, которых Низами описует так:
Сидел на троне шах, его был светел вид,
Он был, как Феридун, и был он, как Джемшид.
Смысл притчи в том, что хоть власть иногда достается легко, словно тающая на языке халва, удержать ее дело трудное. Поэтому властитель, мудрый и дальнозоркий, возвышается над окружающими лишь этими качествами, а не своей вседозволенностью.
Как следует из приводимых образцов, в притче обычно отсутствуют характеры, время и место действия. Корень этого — в ее информативности. Она не призвана изображать, а сообщая, озвучивает мораль, предназначенную для осознания собеседником. Лейтмотивом главы является душевное блаженство Хосрова, который испытывает самые искренние, божественные чувства от пьянящей его любви:
И так в его душе Ширин сияли очи,
Что о светильниках забыл он, и о ночи.
В этом ключе «говорение» Сухель явилось легким толчком к пробуждению шаха от любовного хмеля, призывом «спуститься с небес на землю», реально взглянуть на подстерегающие его опасности:
Там, где кипариса стан
Свое начало взял, разгуливал фазан.
Но сокол налетел- таков его обычай
И нежный наш фазан вмиг стал его добычей.
По сюжету поэмы глубокая и стоическая любовь Фархада чуть было не пленила Ширин. Лишь безмерная преданность девушки стала порогом на пути достижения каменотесом ответных чувств.
Ей вторит «что с сахаром в ладу» сказ Эдженбуш:
Скажу о розе я, раскрывшейся в саду.
И птица райская порой таит угрозу:
Она схватила в клюв, она умчала розу.
Мудрые и смекалистые «говорильщицы» размышляют не только о любви. Они рассказывают в назидание о дружбе, единстве. Вот «еще находчивей сказала Фелекназ»:
Чтоб видеть мир- один у нас был только глаз.
Но глаз другой пришел; они сошлись- и сразу
Стал мир видней. О глаз! Иди к другому глазу!
Эта притча развивает мысль: один ум- хорошо, а два- лучше. Правителю необходимо прислушиваться к советам преданного окружения, друзей и аксаккалов. Фактически в главе «Хосров видит во сне своего деда Ануширвана» [1, с. 7] заключается программа-предостережение о его дальнейшей судьбе. Все притчи, вплетенные в красочную кайму художественной ткани поэмы, путеводной нитью сквозят в сложном лабиринте сюжета поэмы. Автор с их помощью раскрывает закономерности формирования социально-морального портрета героев, вопросы их чуткого отношения к «сигналам» фортуны.
Сказ Хамили включает разумный смысл: не плюй в колодец- придется напиться.
Блистающий, как луч,
Меж свежей зелени струился чистый ключ.
И мощный, юный лев пришел к ручью однажды,
И выпив светлых струй, уж не страдал от жажды.
Этот довольно распространенный бытовой эпизод особенно актуален для властьдержащих, которые испытывают головокружение от кажущихся безграничными полномочий. Ослепленный ревностью Хосров считает себя правомочным в физическом устранении соперника Фархада. Шах ни на минуту не поколебался в преступном решении убрать со своего пути «гор сокрушителя, могучего, слоноподобного богатыря». Его не сдержало и всенародное восхищение таким редчайшим генетическим самородком. Данным примером Низами- мудрец через частное выражает общее, через обыденное- значительное. Рефреном звучит мысль: в достижении цели не мешает хорошо разобраться в средствах их реализации.
Притча от имени Хумаюн раскладывает на составляющие суждение о том, что цену алмаза определяет острый глаз ювелира:
Был в россыпи рубин.
Еще купец о нем не ведал ни один.
Но царский был набег- и счастье поспешило,
И в завиток венца рубин оно вложило.
Ширин- это тот царственный рубин, который в любовной мозаике шаха блещет ярче остальных жриц увеселений и сладостных ночей. Но Хосров не всегда лелеет рубиновый самородок. Зачастую он не видит разницу между “камешками и кладом золотым, костяшками и перлов роем”. Девушка- рубин сумела доказать чистоту своей “пробы”, разделив смертную усыпальницу с возлюбленным. Параболический характер повествования в притче примечателен тем, что автор начинает разговор с далекого от действительного замысла предмета, возвращаясь к нему же в конце. Он умышленно удаляется от главной цели повествования: во-первых, давая возможность читателю поразмыслить, сделать паузу и определиться в выборе правильного решения, предугадав ход событий. Именно подобный композиционный расклад с кажущимся непреднамеренным освещением волнующего факта основной темы, придает притче больше экспрессии.
В образе Семантрук — жемчужины автор развивает идею каждому по способностям, важность соответствия человека занимаемому в обществе месту и статусу, т. е. честь по личным качествам.
Однажды рождена
Была жемчужницей жемчужина; она
Велением небес была бок о бок скоро
С прекрасным яхонтом царевого убора.
Еще более предостерегающе от близости к власти звучат строки в устах Перизад:
Вся видела страна,
Как весело в степях охотилась луна.
Но вот пришло с небес великое светило,
И в плен оно луну внезапно захватило.
Притча-правидица, словно предисловие к истории властвования Хосрова: в наказание он лишен отцом трона, но «утешен был он вновь сверкающим престолом».
Разумная Хотан не применила упомнить восседающему на троне Хосрову о силе единства, важности союзничества с дружественными государствами:
Рос тополь некогда; был тополь — одинок.
Свободный кипарис к нему приник, и взглядом
Они усладу льют, друг с другом вставши рядом.
В том же тематическом русле звучит следующая в сказе-марафоне притча Гохермульк:
И для Венеры мир был сумрачен и пуст.
Но счастье родилось. Какой измерить мерой
Восторг сближения Юпитера с Венерой?
Как видим, в притче фактически отсутствуют характеры, время и место действия неконкретны, нет событийного развития действия. Корень этого заключается в ее информативности. Если тематически сгруппировать и озаглавить приведенные в данной главе притчи, то вырисовывается такая картина:
|
Тема |
Название |
|
Без труда не вынешь рыбку из пруда |
«Лиса и волк», «Царь Джемшид» |
|
Что имеем не храним, потерявши плачем |
«Сокол и фазан», «Роза», «Луна и светило» |
|
Сила в единстве |
Тополь и кипарис», «Юпитер и Венера», «О, глаз!» |
|
Не плюй в источник… |
«Ключ и лев» |
|
Человек и общество |
«Рубин», «Жемчужина» |
Анализ состоящей из 11-ти сказов главы — притчи показывает художественное мастерство Низами Гянджеви как устада игры слов, позволяющей глубокое философское содержание реализовать богатыми языковыми средствами. Перед нами расстилается волшебный поэтический гобелен, в котором тонкими, шелковыми нитями блещут и манят изящные притчи. Они сказывают о прошлом человеческого опыта, раскрывают подоплеку многих дальнейших событий в судьбе героев. В них можно найти ответы на волнующие читателя вопросы, например: Как все начиналось? В чем причина настоящего положения вещей? Чего ждать от грядущего?
Хотя притчи «говорены» в усладу Хосрова, для него они путеводители в предпринимаемых действиях. Но вопрос в том: внимает ли морали его ум?! На примере представителей живой и неживой природы до сознания читателя доводится назидательный смысл и мораль поведанного. Читая про злоключения лисы и волка, кипариса и розы, фазана и сокола, рубина и жемчужины- убеждаешься в единстве человека и природы.
Композиция главы-притчи позволяет автору нагляднее и убедительнее донести до читателя истинное понимание вещей, событий и заставить задуматься о философии бытия. Она является начальной ступенью в сюжетном восхождении героев и событий к кульминации, заложенной в перспективной идее произведения. Исследователи отмечали: «Огромное идейное значение романа «Хосров и Ширин». Непоколебимо верил Низами в благородство, красоту, величие человеческой природы, в добро и справедливость, в торжество человеческого разума» [1, с. 24].
Литература:
- Низами Гянджеви. «Хосров и Ширин». — Баку, 2011. — 180 с.
- Литература. Справочные материалы. — Москва, 1988. — 297 с.
- Тимофеев Л. И., Тураев С. В. Словарь литературоведческих терминов / Л. И. Тимофеев, С. В. Тураев // — Москва, 1994. — 218 с.
- Гусейнов Р. НизамиГянджеви. — Баку, 2013. — 304 с.
