Церковная жизнь на Дальнем Востоке СССР в 1922–1933 гг.



Церковная жизнь на Дальнем Востоке СССР в 1922–1933гг.

Селезнёв Олег Витальевич, учитель истории и обществознания

МАОУ Гимназия № 3 имени М. Ф. Панькова (г. Хабаровск)

В статье рассматривается проблема положения Русской православной церкви на Дальнем Востоке СССР в 1922–1933 гг. XX века. Автор раскрывает процессы, проходившие в Благовещенско-Приамурской и Владивостокско-Камчатской епархиях в условиях становления советской государственно-политической системы. Доказывается, что прекращение церковной жизни в регионе было вызвано давлением со стороны советских государственных и партийных органов.

Ключевые слова: церковно-государственные отношения, Дальний Восток, Православие, патриаршая церковь, обновленческий раскол, РКП (б), атеистическая работа, апологетическая деятельность, архиерей, священнослужители, органы государственной безопасности, Госполитохрана, ПП ОГПУ в ДВК, оперативно-разыскные мероприятия.

Со сменой парадигмы общественно-политического строя в России возрос интерес к церковно-государственным отношениям. В условиях кризиса, охватившего такие сферы, как нравственное здоровье населения, культура, патриотизм, федеральные и региональные власти уже не первый год ведут диалог с представителями Московского Патриархата. В соответствии с целями и задачами миссионерского служения, изложенными в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви, утверждённой на юбилейном Архиерейском соборе в 2000 г., православные священнослужители последовательно проводят работу со всеми общественными институтами. Сближение государственной власти и церкви становится предметом многочисленных дискуссий в обществе. Сторонники традиционных ценностей позитивно оценивают эти шаги, считая Православие исторически утвердившимся признаком идентичности российского народа. Приверженцы либеральных взглядов видят в этом нарушение Конституции РФ, проявление клерикализма и угрозу существования свободы совести в государстве [21]. Для того чтобы лучше понять и дать объективную оценку церковно-государственному сотрудничеству в XXI веке необходимо обратиться к прошлому.

Особого внимания для познания сущности современных церковно-государственных отношений заслуживает проблема церковной жизни в условиях падения в России самодержавия, братоубийственной гражданской войны 1918–1922 гг. и утверждения советской власти на местах.

Иллюстрацией этому является положение Православной Церкви на Дальневосточной окраине России в 1922–1933 гг.

К 1917 г. Церковь на Дальнем Востоке России была представлена двумя епархиями, образованными Святейшим Правительствующим Синодом в 1898 г. — Благовещенско-Приамурской и Владивостокско-Камчатской [14, с. 365–366]. Каноническую территорию этих церковно-административных структур составляли: Амурская область, приходы по линии Уссурийской железной дороги и КВЖД, Приморская область, Камчатка, Командорские острова и Сахалин. Кафедры правящих архиереев были расположены в Благовещенске и Владивостоке. Удаленность от центральных районов страны и последующие события гражданской войны, образование буферного государства Дальневосточной республики (ДВР) в 1920 г. на какое-то время отсрочили реализацию в отношении Церкви на Дальнем Востоке декретов советской власти, затрагивающих права религиозных организаций. Согласно основному закону ДВР Церковь отделялась от государства, утрачивала ряд функций, которые были присущи ей в синодальный период. В то же время дальневосточные приходы сохраняли за собой движимое и недвижимое имущество, что позволяло открыто вести богослужебную жизнь. Органы Госполитохраны ДВР ещё в 1921 г. отмечали враждебное отношение православного духовенства к властям республики и особенно к РКП(б), выражавшееся в произнесении во время богослужений проповедей антикоммунистического содержания [1]. Несмотря на деятельность «реакционных» священнослужителей ответных действий со стороны республиканских властей не следовало. В условиях гражданского противостояния и неустойчивости советской власти на местах, партийные и государственные органы не решались открыто применять репрессии и меры дискриминационного характера в отношении православного клира и активных мирян. Ещё в марте 1918 г. хабаровская газета «Дальневосточные известия» сообщала о событиях в Омске, где после крестного хода, проводившегося в «защиту церкви от насильников большевиков» был арестован правящий архиерей. Заключение под стражу местного Владыки вызвало возмущение населения города, которое вылилось в настоящее восстание, с трудом подавленное с помощью оружия красногвардейцами и солдатами местного гарнизона [2].

В 1922 г. Дальневосточная республика вошла в состав РСФСР, в качестве Дальневосточной области в составе Забайкальской, Прибайкальской, Амурской, Приамурской, Приморской, Камчатской губерний и Бурят-Монгольской автономной области. С момента окончательного утверждения на Дальнем Востоке советской власти начинает действовать советское законодательство, серьезно ущемлявшее права религиозных организаций. В соответствии с принятым в 1917 г. Декрете «О земле» и Декрете «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» от 1918 г., церковные общины в административном порядке лишались своих зданий и предметов, предназначенных для осуществления богослужебных целей. Прихожане вынуждены были заключать соглашения с органами советской власти на пользование изъятым церковным имуществом на правах аренды.

Несмотря на утрату своих позиций в обществе, потерю правовой, материальной и моральной поддержки со стороны государства, отход от веры части паствы, Церковь продолжала оставаться единственной независимой общественной организацией со своим вероучением, централизованной иерархией и общинами верующих по всему СССР. Принятие Поместным собором, заседавшим в Москве в 1917–1918 гг., решения о восстановлении института патриаршества в Русской Церкви, уничтоженного царём Петром I, и избрание на патриарший престол митрополита Московского Тихона (Белавина) дало новый импульс для возрождения духовной жизни в стране, охваченной ужасами гражданской войны. Вокруг Церкви консолидировались, в поисках пастырского попечения и опоры представители свергнутых в ходе социалистической революции правящих и имущих классов — дворянства, купечества, казачества и зажиточного крестьянства.

Подрыв влияния монархической патриаршей церкви в массах стал одной из приоритетных задач большевистского правительства. На Дальнем Востоке положение «пролетарской» власти усугублялось близостью границы, через которую периодически переходили вооруженные группы белогвардейцев с целью совершения диверсий, и недовольством зажиточных крестьян и казаков, враждебно настроенных к аграрной политике большевиков [13, с. 11–19].

«Мы должны бороться с религией. Это — азбука всего материализма и, следовательно, марксизма. Но марксизм не есть материализм, остановившийся на азбуке. Марксизм идет дальше. Он говорит: надо уметь бороться с религией, а для этого надо материалистически объяснить источник веры и религии у масс» — писал председатель Совета Народных Комиссаров В. И. Ленин (Ульянов) [15, с. 418]. Призыв борьбы с религией был подхвачен партийными и комсомольскими организациями по всей стране.

В Дальневосточном крае, как и во всех губерниях Советской России, активно велась атеистическая работа. В местной прессе печатались материалы, разоблачающие быт православного духовенства, в дни церковных праздников ставились спектакли и читались лекции антирелигиозной направленности, в присутствии широкой общественности проводились диспуты с отдельными священнослужителями. В советских учреждениях велась борьба с традиционными предрассудками, такими как ношение колец, браслетов, серег, изымались иконы. Вопреки предостережениям руководства РПК(Б) о недопустимости оскорбления чувств верующих антирелигиозная пропаганда осуществлялась крайне грубо, зачастую оскорбляла верующих [14, с. 174–175].

Апологетическая и миссионерская деятельность со стороны православных священнослужителей практически не велась и была ограничена проповедью во время богослужений. Причинами этому послужило, во-первых, действие советского законодательства, поставившее Церковь в строгие, ограниченные рамки, а во-вторых, неготовность местной церковной иерархии к новым политико-социальным реалиям существования. Практически весь клир дальневосточных епархий отличался крайне низким уровнем как богословского, так и общего образования [3]. Поэтому даже в редких случаях, когда священнослужители получали возможность выступить на трибуне в качестве апологетов православного вероучения и попытаться защитить свою паству от нападок безбожников, они уклонялись от этого. Печатный орган Дальневосточного краевого комитета ВЛКСМ газета «Набат молодёжи» от 2 апреля 1928 г. в статье «Безбожники сильнее» сообщал о диспуте на тему «Нужна ли религия?», организованном в селе Ивановка Владивостокского округа по инициативе местных комсомольских активистов. В качестве выступающих на диспут, проходивший в избе-читальне, были приглашены представители от баптистов, евангелистов, духоборов и местный приходской священник. Последний от предложения комсомольцев уклонился, чем вызвал разочарование своих прихожан, надеявшихся, что их пастырь найдет нужные слова, чтобы защитить их религиозные чувства от нападок и оскорблений [10]. Можно возразить, что в той исторической обстановке священнослужители никак не могли защитить догматы и истины, на служение которым присягали перед престолом Божьим. Но церковная жизнь тех лет знает и другие примеры. Наиболее ярким из них является самоотверженное служение выдающегося богослова и проповедника архиепископа Верейского Илариона (Троицкого), осужденного в 1923 г. и отбывавшего наказание в Соловецком лагере особого назначения. Автор книги «Неугасимая лампада» Борис Ширяев вспоминал: «Силе, исходившей от всегда спокойного, молчаливого владыки Илариона, не могли противостоять и сами тюремщики: в разговоре с ним они никогда не позволяли себе непристойных шуток, столь распространённых на Соловках, где не только чекисты-охранники, но и большинство уголовников считали какой-то необходимостью то злобно, то с грубым добродушием поиздеваться над „опиумом“. Нередко охранники, как бы невзначай, называли его владыкой» [18].

Рис. 1. Архиепископ Верейский Иларион (Троицкий)

Как показывают публикации в дальневосточных газетных изданиях 20-х гг. XX века, несмотря на атеистическую пропаганду и административные меры, серьезно ограничивающие возможности церковных структур, население не спешило избавляться от религиозных предрассудков. Особенно сильны позиции Церкви были в среде крестьян и уссурийских казаков, упорно стремившихся сохранить свой патриархальный уклад жизни, частью которого являлось православие в его обрядовой форме. Нередко, сами испытывая нужду в деньгах и продуктах питания, сельские жители находили возможность материально поддержать своего приходского батюшку [4]. Руководители советского государства сознавали, что уничтожить Церковь как идеологического противника, не вписывающегося в учение марксизма-ленинизма, одной лишь пропагандой и административно-судебными преследованиями не представляется возможным. Для этих целей с первых дней существования Советского государства стали использоваться органы государственной безопасности в лице ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Путем широкого применения негласных методов оперативно-розыскной работы в церковной среде, чекисты пытались дискредитировать в глазах верующих наиболее авторитетных архиереев, посеять атмосферу вражды и раскольнических настроений. Председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский писал ещё в 1921 г.: «…церковную политику развала должна вести ВЧК, а не кто-либо другой. Официальные и полуофициальные сношения партии с попами недопустимы. Наша ставка на коммунизм, а не на религию. Лавировать может только ВЧК для единственной цели разложения попов» [23]. В дальневосточном регионе борьбу с «враждебной» деятельностью церковников осуществляли сотрудники секретно-оперативного управления (СОУ) Полномочного представительства (ПП) ОГПУ по ДВК [3]. Исполняя приказы высшего руководства, оперативные работники активно выявляли в среде духовенства и прихожан контрреволюционеров, агентов иностранных спецслужб, а также недовольных и обиженных советской властью. Все приходские общины, монастыри дальневосточных епархий находились под негласным контролем органов ОГПУ [3]. С целью обезглавить местную церковную иерархию собирался компрометирующий материал на правящих архиереев и наиболее ревностных священнослужителей, пользовавшихся высоким авторитетом в среде православных верующих. Отдельные служители церкви склонялись к публичному снятию с себя священного сана и в случае их согласия получали содействие в дальнейшем трудоустройстве [3]. Насколько серьёзную опасность для советского государственного строя представляла деятельность православного духовенства в ДВК можно увидеть по архивным документам тех лет. Так, в 1928 г. во Владивостоке сотрудниками ОГПУ была раскрыта группа монархистов, в состав которой входили бывший начальник охраны дворца в Царском Селе генерал-лейтенант Транковский, священник Индолеев, диакон Молчанов, диакон Яценко и другие. Преступление упомянутых лиц состояло в том, что они в храме публично поминали во время богослужения расстрелянного большевиками императора Николая II и членов его семьи. В качестве обстоятельства отягчающего вину арестованных священнослужителей упоминались полученные в прошлом награды за усердие и служба в жандармерии в звании младшего унтер-офицера [6].

Однако аресты, высылки, лишение политических прав и иные репрессивные меры вызывали скорее сочувствие простых обывателей к православному духовенству. Попадавшие в застенки ОГПУ архиереи, священники, диаконы, монахи и монахини приобретали в глазах верующих ореол христианских мучеников времён Римской империи. Арест и заключение под стражу архиепископа Благовещенского и Приамурского Евгения (Зернова) в 1923 г. побудил верующих всем миром собрать для него еду, которой последний делился с другими узниками [22].

Упомянутые полицейские мероприятия не могли окончательно подорвать влияние Церкви на общество, поэтому ведомством Дзержинского был инспирирован обновленческий раскол. Обновленческое движение представляло собой группу духовенства и богословов либерального толка, принявших октябрьскую революцию и выступавших за радикальные реформы в церковной жизни. В 1922 г. лидеры обновленцев отстранили патриарха Тихона (Белавина) от управления Московским Патриархатом и тем самым раскололи церковную иерархию на два враждующих лагеря: приверженцев опального патриарха — тихоновцев и обновленцев — сторонников перемен.

Несмотря на отдаленность от Москвы и Ленинграда, где решалась судьба Православной Церкви, церковная жизнь в дальневосточных епархиях также была заражена плевелами обновленчества. По данным ПП ОГПУ по ДВК по состоянию на 1926 г. в раскол уклонилось 220 клириков, служивших в 297 церквях и храмах [7]. В противовес епархиальным структурам, сохранявшим верность патриарху Тихону, обновленцы создали свою организацию и иерархию, подчинявшиеся раскольническому «Священному синоду Православных российских церквей СССР» — Дальневосточное митрополитанское управление (ДМУ). Первым обновленческим архиереем в ДВК стал митрополит Василий (Смелов), кафедра которого находилась во Владивостоке [25]. Делая ставку на обновленцев в борьбе с тихоновцами, советские партийные органы оказывали им содействие по многим вопросам. Раскольники получали в пользование лучшие храмы и церкви, им разрешалось проведение крестных ходов с чтимыми иконами и т. д. Церковники тихоновской ориентации постепенно ушли в подполье. Все архиереи, находившиеся в каноническом общении с патриаршей церковью, удалялись с Дальнего Востока. Последний епископ Благовещенский и Приамурский Герман (Кокель) был арестован в Хабаровске в 1933 г., так и не успев приступить к управлению епархией [25].

Рис. 2. Епископ Благовещенский и Приамурский Герман (Кокель) в заключении

Сохранившиеся архивные документы, освещающие деятельность дальневосточных обновленцев, свидетельствуют о том, что они полностью контролировались оперативными работниками СОУ ПП ОГПУ по ДВК. 26 июля 1926 г. представитель Дальневосточного митрополитанского управления протоиерей Александр Преображенский обратился в Далькрайисполком за разрешением о проведении в Хабаровске съезда духовенства и мирян от епархий, находившихся на территории Дальневосточного края. Дальнейшим ходом событий руководили представители ПП ОГПУ по ДВК, курировавшие работу с религиозными организациями. Согласно переписке дальневосточного руководства ОГПУ на съезд обновленцев было решено отправить делегатов из числа священнослужителей и мирян, тесно сотрудничавших с органами государственной безопасности. Силами этих лиц чекисты стремилось не только получить информацию о прошедшем съезде, но и попытаться убедить митрополита Василия (Смелова) перенести свою кафедру в Хабаровск, по месту нахождения аппарата управления ПП ОГПУ по ДВК [9].

Несмотря на поддержку советских партийных и государственных структур, священнослужители, примкнувшие к обновленческому расколу, понимали, что они являются лишь пешками в борьбе с тихоновщиной. Сотрудники ОГПУ отмечали крайне низкое моральное состояние, пьянство, разврат, халатное отношение к богослужению в среде обновленцев, вызванное неуверенностью в завтрашнем дне [11]. Бесконечная борьба церковных групп, их взаимные обвинения друг друга в нарушении канонов и безблагодатности окончательно подорвали авторитет Церкви и оттолкнули от нее большую часть верующих, присоединившихся к различным сектам. К 1933 г. церковная жизнь на Дальнем Востоке была практически прекращена, поскольку по всему региону в населенных пунктах в административном порядке были закрыты храмы и церкви. Аресты и высылки архиереев и священнослужителей привели к прекращению функционирования епархиальных структур, находившихся в юрисдикции Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра (Полянского). 6 ноября 1933 г. Священный Синод Православных Церквей в СССР уволил за штат последнего дальневосточного митрополита Николая (Минина) в связи с прекращением деятельности ДМУ на Дальнем Востоке [12].

Специфика советского политического строя коренным образом изменила положение церковной организации на Дальнем Востоке СССР. Руководствуясь указаниями и распоряжениями, поступающими от высшего руководства страны, региональные партийные и советские органы власти взяли курс на полную ликвидацию институтов Православной Церкви на вверенной им территории. Приграничное положение Дальневосточной области (с 1926 г. Дальневосточного края), недовольство аграрной политикой РКП(б) большей частью сельского населения, среди которого было немало лиц, получивших военный опыт в годы Гражданской войны и воспринимавших гонение на Православие как посягательство на их уклад жизни, обязывало власти воздерживаться от поспешных решений. В результате применения методов антирелигиозной пропаганды совместно административными и судебными мерами позиции дальневосточных епархиальных структур были серьёзно ослаблены. Окончательный удар по церковно-административному аппарату был нанесен органами государственной безопасности, которые, используя приемы оперативно-розыскной работы, окончательно подорвали авторитет православной иерархии, что привело к отходу от Церкви большей части паствы. Лишь в годы Великой отечественной войны, в 40-е гг. XX века благодаря патриотической позиции Московского Патриархата началось постепенное медленное возрождение Православия на Дальнем Востоке России. Несмотря на публикации светских историков и церковных авторов, рассматриваемый нами период в истории Православной Церкви на Дальнем Востоке требует дальнейшего изучения. Так ничего неизвестно за редким исключением о священнослужителях, служивших в дальневосточных епархиях и их последующей судьбе, почти не исследовалась проблема обновленческого движения. Все это создаёт условия для дальнейшей работы исследователям церковно-государственных отношений в 20-е гг. XX века на Дальнем Востоке СССР.

Литература:

1. ГАХК. — Фонд П-44. — Оп. 1, Д.1, Д. 278, Л. 109 / Об отношении духовенства к власти Дальневосточной республики. Информационная сводка информационного отделения Прибайкальского областного отдела Госполитохраны ДВР от 17 октября 1921 г.
2. ГАХК. — К событиям в Омске // Дальневосточные известия, № 34 от 22 (9) марта 1918 г.
3. ГАХК. — Фонд Р-424. — Оп. 1, Д. 6, Л. 3–8 / Полномочное представительство ГПУ на ДВ. Списки попов и других служителей по Дальневосточной обл. 1925–1927.
4. ГАХК. — Подарили сто пудов ржи // Набат молодежи, № 106 от 9 февраля 1928 г.
5. ГАХК. — Фонд Р-424. — Оп. 1, Д. 6, Л. 1 / Информационное письмо начальнику VI отделения ОГПУ.
6. ГАХК. — Война классовому врагу в рясе. Церковники поднимают голову. Попы и генерал во главе монархической организации во Владивостоке // Набат молодежи. № 126 от 08 апреля 1928.
7. ГАХК. — Фонд Р-424. — Оп. 1, Д. 7, Л. 5 / Особый отдел полномочного представителя объединенного государственного политического управления (ОГПУ). Цифровые данные о состоянии церквей и попов по ДВК на 1 января 1926 г.
8. ГАХК. — Фонд Р-424. — Оп. 1, Д. 8, Л. 1–2 / Просьба Митрополитанского управления о разрешении церковного съезда, адресованная Далькрайисполкому от 26 июля 1926 г.
9. ГАХК. — Фонд Р-424. — Оп. 1, Д. 8, Л. 4–26 / Особый отдел полномочного представителя объединенного государственного политического управления (ОГПУ) протоколы Хабаровского епархиального собрания представителей и мирян епархии. Заявление и переписки о разрешении созыва церковного съезда 1926–1927 гг.
10. ГАХК. — Безбожники сильнее // Набат молодежи № 122 от 2 апреля 1928 г.
11. ГАХК. — Фонд П-2. — Оп. 1, Д. 51, Л. 61 / Сведения о церковных группировках ДВК на 20 сентября 1927 г.
12. ГАХК. — Фонд Р-1179. — Оп. 1, Д. 2, Л. 1 / Поствновление Священного Синода Православных Церквей в СССР об освобождении от должности митрополита Николая
13. Аурилене Е. Е., Цыбин А. Ю. Меч пролетарской диктатуры. Дальневосточные органы ГПУ-ОГПУ в борьбе за экономическую безопасность СССР (1922–1934): Монография / Е. Е. Аурилене, А. Ю. Цыбин. — Хабаровск: Частная коллекция, 2010. — 176 с.
14. Бакаев, Ю. Н. Религия и власть на Дальнем Востоке России. Сборник документов / Ю. Н. Бакаев, А. В. Рябова. — Хабаровск: Частная коллекция, 2001. — 381 с.
15. Об отношении рабочей партии к религии (13 (26) мая 1909 г.) // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. — 5-е изд. — М.: Издательство политической литературы, 1964–1981. — Т. 17.
16. Следственное дело Патриарха Тихона. Сборник документов и материалов Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000. — 1048 с.
17. Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 гг. — М.: Издательский совет Московской Патриархии, 2001. — 272 с.
18. Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада / Б. Н. Ширяев. М.: Никея, 2014. — 384 с.
19. Клибанов, А. И. Русское православие: Вехи истории / Я. Н. Щапов, А. М. Сахаров. М.: Политиздат, 1989. — 719 с.
20. Селезнёв О. В. Благовещенская и Приамурская епархия в условиях советской политической системы в 1917–1933 гг. // Молодой ученый. — 2016. — № 2. — С. 746–750.
21. Иерей Олег Селезнёв Возрождение инквизиции, или песок против ветра // Самый Восточный Информационно-просветительский портал Хабаровской епархии (режим доступа http://www.pravostok.ru/blog/vozrozhdenie-inkvizitsii-ili-pesok-protiv-vetra/)
22. Иеромонах Никанор (Лепешев) Новомученики Дальнего Востока: Новые священномученики Приамурья, пострадавшие за Христа в 20-е — 30-е гг. ХХ столетия (режим доступа http://old.pravostok.ru/ru/journal/jhistory/?id=713)
23. Сафонов Д. В. Патриаршая церковь и обновленческий раскол. 1923–1924 гг.// Анти Раскол информационно-справочный портал по расколоведению» (режим доступа http://www.anti-raskol.ru/pages/2019)
24. Постановление Святейшего Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920г. № 662 (режим доступа http://www.orthedu.ru/ch_hist/20-vek/postan_tihon1920.htm)
25. Православная энциклопедия. Электронная версия (режим доступа http://www.pravenc.ru/text/158930.html, http://www.pravenc.ru/text/164719.html)