Рассмотрение феномена города как культурно-философской проблемы предполагает обращение к появившейся в современной отечественной философии области научного познания – философии города. Она имеет возможность развить новые направления в области истории и культурологии, представив город как «конкретную метафизику» [5; 9] – сознательную или интуитивную конкретизацию метафизических начал.
В современной российской действительности интерес к метафизике города возник не случайно. Он обусловлен рядом обстоятельств. Во-первых, каждый город занимает особое, вполне определенное место не только в географическом пространстве, но и в пространстве смысловом, духовном. И так же, как внешний облик каждого места на земле неповторим, уникальна и его духовная сущность. Неповторим метафизический портрет этого места, неповторима его судьба. Во-вторых, город городу рознь. Есть города, которым как бы самой судьбой предназначена особая роль в бытии и культуре того или иного народа или многоязыкой ойкумены. Они обладают особой метафизической значимостью, так как, размышляя о них, мы прорываемся к самим основам человеческого существования, основополагающим ценностям.
За последние 10–15 лет четко обозначилась междисциплинарная линия, в которой заметное место занял историко-культурологический анализ локальных городских «текстов». Примечательно, что при этом возросло внимание к метафизическим признакам, к образу и Духу города как особым выразителям уникального соединения конкретных реалий в пространстве того или иного города как неповторимого «Места». Мифы и символы становятся кодами, в которых скрыто «лица не общее выражение», благодаря чему города отражают многообразие динамики сменяющих друг друга, наслаивающихся друг на друга, проникающих друг в друга человеческих культур.
Здесь возможно согласовать проблематику метафизики исторического объекта, в данном случае города как фактора развития социума, с вопросом о том, как переживается пространство, структуры, институты и духовная среда города данным обществом в данное историческое время. Город познаваем лишь в отражении и в не всегда прямом зеркале фактов. В этом специфика объекта, имеющего метафизическую, духовную проекцию. Пребывая в исторически заданном времени, субъект привносит самонаблюдение в исследование генезиса городской среды, даже если академически рационально суживает зеркало наблюдаемых и оцениваемых исторически явлений.
Обратимся к российским исследователям конца XX – начала XXI вв. В это время метафизическое осмысление феномена Места применительно к отдельным городам укрепляется и распространяется достаточно широко. При этом символическое пространство города выступает в виде своего рода копилки его культурно-символической идентичности. Метафизика города трактуется как «зримое незримого»[1], а различия городов следует видеть в осознанности метафизики места. Эта метафизическая линия тесно связана с семиотическими исследованиями, поскольку инициирована в значительной степени ими. Отсюда сам город определяется как сложный семиотический механизм, создатель, получатель и хранитель информации, мощный генератор культуры, а его пространство представляется хранилищем различных кодов, знаков, возможностей реализованных и нереализованных, иллюзий, мифов.
Возможно, в силу увлечения постмодерном, или по причине патриархального патриотизма – группа отечественных философов назвала сборник своих статей «Метафизикой Петербурга» (СПб., 1993) [7]. Для разработки этой темы еще в советское время многое было сделано Ю. М. Лотманом, В. Н. Топоровым, Н. П. Анциферовым. В своей работе «Душа Петербурга» (эта работа 1925 года была оценена лишь в 1990 году) Н.П. Анциферов опирается на то, что город – это целостный организм, наделенный своей душой, со своим образом и характером [3; 17].
Ввести в оборот понятие «метафизика города» можно хотя бы на том основании, что говорят о душе, характере, лице, теле города, об эстетических и этических качествах города, присущих человеку. В силу долгого сожительства город стал похожим на человека, а человек – на город. Город – адекватная модель для изучения человека и наоборот. Высокая степень приближения городской структуры к тому «слою» бытия, который именуется человеком, провоцирует создание воображаемых ситуаций, в которых город имеет голос для выражения собственного разума и вступает с человеком в беседу. Например, в поэзии И. Бродского город личностен: он становится собеседником, другом поэта. Эту ситуацию можно наблюдать и в фантастических рассказах, как условный прием, но в «реалистических» текстах, занятых не фантазированием, а рассуждением, изложение собственной идеологии города порой ведется таким образом, как если бы Логос города явил себя во внутреннем голосе автора.
Метафизика города – это изучение текстов, посвященных городу, анализ источников вдохновения, одновременно создание такого текста, в котором бы «проживали» те, кто размышлял – в разное время и в разных местах – о городе, но проживали бы уже в едином, умопостигаемом «городе»; это создание союзом философии и литературы умонастроения, с помощью которого продолжалось бы размышление о городе, о его судьбе, помогающее прояснять смысл современного города и объяснить самому себе свое место в нем.
Каждый живущий в городе, часто философствует благодаря ему. Город, как это ни парадоксально для обыденного сознания, оказывается, совершенно не препятствует созерцательному, умозрительному образу жизни. Более того, благодаря именно городу и пробуждается умозрение. Город приучает смотреть на мир структурно. Философ – дитя городской культуры. Скопление людей нуждается в сословии, систематически размышляющем над множеством конкурирующих мифологем, благодаря чему предотвращается идеологический хаос, не начинается строительство из понятий башни до небес, но созидается несколько десятков культовых сооружений (школы, направления). Город повышает – порой вопреки желанию – частоту столкновений между философами, он неиссякаемый источник идей, обновляющих жизнь. Условием его неиссякаемости является неисчислимая возможность пересечений судеб, жизней, идей, техник, технологий, трагедий. Он – источник для метаморфоз интеллекта, условие для бесконечной комбинаторики. Город – наилучший способ хранения философской продукции (библиотеки, учебные заведения), он словно создан для одновременной передачи многоуровневой информации.
Город представляет собой совершенно особый тип пространства, который характеризуется крайне высокой концентрацией информации. Город является культурным мифом, каждый его фрагмент наделен своей специфической семантикой; при этом город остается целостной структурой, культурная значимость которой больше, чем сумма всех элементов. Это и позволило в конце XX века вновь рассмотреть город как текст, уже на новом уровне исследовательского аппарата. (Данная тема прослеживается в работе В.В. Абашева «Пермь как текст»). Но необходимо иметь соответствующий герменевтический аппарат, чтобы понимать смысл этого текста, чтобы конструировать новые смыслы для последующего адекватного воплощения – как в аспекте эволюции самого города (интеллектуальная продукция, вдохновляющие идеи для градостроителей, социальных работников, психологов и пр.), так и в плане создания сугубо философских текстов. С точки зрения философии город – «конкретная метафизика», конкретизация (порой бессознательная) метафизических начал, кристаллизация – посредством строительных материалов – духа, физиологически полезное и социально значимое коллективное творчество. Город – это венец строительства, а строительство, по своей сути, выражение творческой мощи человека, строительство – это творение.
Значимость любого философского исследования – культурологическая. Философия и есть культурология. Культурология – это и культ логики, и постижение (формулировка) логики культуры, логики культа. Метафизическая сущность города не только предзадана, наперед задана, но еще и должна быть угадана – угадана не в смысле случайной отгадки (но нельзя и случаем пренебрегать), иррационального гадания, а настойчивого отгадывания, когда отказ от гадания сменяется настойчивой любознательностью, любовью к Логосу.
Логика – наука о законах и операциях правильного мышления. Вероятно, не достаточно обращения к формальной логике и фактам, чтобы проникнуть в сущность культуры, постичь ее форму. Культура воплощает Логос, который можно определить и как логику жизни (жизнь в Логосе).
Феноменология культа, культовых сооружений, культурных ценностей, культурного образа жизни все более и более привлекает внимание к городу, поскольку все эти феномены преимущественно сосредоточены в городе, являются модусами городской жизни. Город – средоточие культуры. Город – среда для культуры. Города бывают двух типов: «цивилизованные» и «культурные». В устроении первых доминирует логика, во вторых домостроительство проводится по плану металогическому, софиологическому.
Предмет размышления культуролога – физика, физиология города и его метафизика, постижение идеи города, «зримое незримого». Постигать дух города можно по-разному. Можно разглядывать его с высоты птичьего полета, можно вглядываться в планы городов, которые напоминают чернильные пятна в психологических тестах. Всегда можно что-то усмотреть – какие-то образы, геометрические фигуры. Постигать дух города можно, вслушиваясь в его шум («голос»), вглядываясь в «лицо». У каждого города свой «голос» – преобладающий звуковой фон, шум: будь то падающая вода многочисленных фонтанов, цоканье копыт лошадей, звонки трамваев и тому подобное. Вслушивание сменяется разглядыванием и разгадыванием. Простое разглядывание тела города заставляет задумываться, город предлагает решать загадки. Почему в старых городах такие узкие улочки? Или дороговизна земли? Для более эффективной обороны при проникновении неприятеля внутрь города? Но если стены, окружающие город, не остановили неприятеля, то можно ли остановить его на пороге своего дома? и так далее. Можно сказать, что у города загадочное лицо. Каждый город – почти личность; у него не только собственный, ни с кем другим не сравнимый, пластический образ, но и возрастное углубление, осмысление черт этого образа, их живое, объединяющее действие на всех живущих в этом городе. Каждый город это почти личность; у него не только собственный, ни с кем другим не сравнимый, пластический образ, но и возрастное углубление.
Город воспринимается как образ Града Небесного, как воплощение Божественного первозамысла, что коренным образом влияет на его планировку. Он создается в подражание Небесному Иерусалиму, который «имеет большую и высокую стену... расположен четырехугольником и длина его такая же, как широта» [6]. Город имеет определенную геометрическую форму: квадрата, треугольника, круга, овала, восьми- и более угольной звезды (если сознательно используется мистика числа). Конструированием города занимается иногда сам Великий Геометр, как в случае с «Великим Городом, святым Иерусалимом», который «нисходил с неба от Бога». Он имел высокую стену с двенадцатью основаниями, двенадцать ворот: «Говоривший со мною имел золотую трость для измерения города и ворот его и стены его. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий… И стену его измерил во сто сорок четыре локтя» [Откр. 21]. Пространство города характеризуется всеми свойствами священного пространства: имеются сакральный центр, периферия, священная ограда. Священный город – это город-храм, вхождение в город – приобщение к сакральному.
Город – это модель мира, уменьшенная копия земли, заселенной людьми. Как центром мироздания, его началом является Бог, так и центром города, его смысловой доминантой является храм Божий, средоточие духовной жизни горожан. Сакральный центр задает вертикаль, позволяющую соотнести земные ценности с небесными. Центр – это прорыв, точка встречи, соприкосновения различных уровней бытия. Именно внутри границ города в сакральном Центре открываются «Врата Небесные», путь к Богу. Так появлялись целые архитектурные ансамбли.
Каждый храм со всем своим убранством есть зримое воплощение «Града Небесного» на земле. Храм по отношению к городу наделяется защитной функцией. Надвратные храмы также закрепили за собой выраженную сакральную градозащитную функцию. Реальные городские стены – знаки, символы сакральных образов. Город – это духовная крепость, он не устоит без святых, праведников. Над городом верующих и молящихся простирается Покров Пресвятой Богородицы и защищает от реальных врагов. Иногда крестный ход вокруг города оказывался эффективнее каменных стен. Город наделяется символикой Небесного и такими свойствами как вечность, нетленность, совершенство. Свет, свечение, сияние, исходящее от куполов храмов, выражает сакральную энергию, Божественный огонь, присутствие Бога. Таким образом, любой более или менее развитый древнерусский город с его храмами содержит в себе архитектурный образ Града Небесного. Так и воспринимается город, особенно издали, с «поклонной» горы, когда открывается его прекрасная панорама, где доминируют купола и колокольни храмов, монастырей, крепостной стены с надвратными церквами и башнями.
Всякое сооружение, считал К. Г. Юнг, «представляет собой проекцию на внешний мир архетипального образа, таящегося в глубинах человеческого бессознательного. Город, точнее, его старая центральная часть – цитадель, или кремль, в центре города – и, наконец, храм стали символами психической целостности и в этом своем качестве оказывают специфическое воздействие на всякое человеческое существо, живущее или входящее в это место» [8; 318].
Каждый город имеет свою миссию. Применительно к городу миссия может быть истолкована как его метафизика, его глубинное предназначение и судьба. Образ города имеет свою судьбу. Судьба понимается здесь как органическое развитие единичного явления. Понятие судьбы приложимо только к личности как носительнице индивидуального начала. Судьба есть историческое выявление личности. Безликий процесс не может быть определяем судьбой. Таким образом, здесь утверждается идея индивидуальности образа города, имеющего свою судьбу. Он живет своей жизнью, как и сам город, независимой от впечатлений отдельных его обитателей. Он имеет свои законы развития, над которыми не властны носители этого образа, его выразители.
Найти, правильно понять, выразить в тексте или символе эту метафизику непросто, но возможно, даже необходимо [1]. Город крепок не только стенами, но и укорененностью в бытии (конкретной проблеме, нужде), откуда он получает и где потом «держит» свои смыслы. Миссия укореняет город, но она же содержит наиболее ясное указание на устремленность в будущее, на то, что еще только предстоит сделать, на то, какой нужно «разрешить вопрос».
Литература
1. Абашев В.В Пермь как текст: пермский текст в русской культуре и литературе XX века // [Электронный ресурс //http://yuryatin.psu.ru/perm_text/].
2. Августин Блаженный. О Граде Божием. – Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. – 1296 с.
3. Анциферов Н.П. «Непостижимый город…». Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина / Сост. М.Б. Вербловская. – СПб.: Лениздат, 1991. – 335 с.
4. Библия. М.: Издание Московской Патриархии, 1990. – 1372 с.
5. Ванчугов В.В. Москвософия & Петербургология. Философия города. М.: РИЦ «Пилигрим», 1997. – 224 с.
6. Лебедев Л., протоиерей. Богословие Русской земли как образа Обетованной земли Царства Небесного // Тысячелетие Крещения Руси: международная церковная конференция «Богословие и духовность». М., 1989. С. 140 – 175.
7. Метафизика Петербурга / Отв. ред. Л. Морева. – СПб.: Эйдос, 1993. – 315 с.
8. Юнг. К.Г. Человек и его символы. – СПб.: Б.С.К., 1996. – 454 с.
