Первая половина XIX в. стала периодом застоя в истории русского прокурорского надзора. Цели и принципы прокурорского надзора, закрепленные в законодательстве, на практике оказались неосуществимыми. Прокурорский надзор был подчинен исполнительной власти в лице одного из министров. Прокуратура не представляла собой стройной целостной системы, отсутствовал единый законодательный акт о ее структуре и деятельности. Сфера надзора была неопределенной. Прокуратура как орган выродилась в бюрократическую организацию, не способную организовать надзора за законностью в стране.
Коренным образом изменилось положение прокурора в уголовном процессе вследствие проведения судебной реформы 1864 года.
Розыскной процесс с его теорией формальных доказательств к середине 60-годов XIX века полностью себя изжил. Во многих европейский государствах уже была произведены реформенные преобразования.
Преобразование русской прокуратуры явилось составной частью общей судебной реформы России. Длительная работа правительственной комиссии по разработке «Основных положений преобразования судебной части» завершилась 20 ноября 1864 года утверждением подготовленных проектов — Судебных уставов: «Учреждение судебных установлений», «Устав гражданского судопроизводства», «Устав уголовного судопроизводства», «Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями». Составители судебных уставов использовали эклектический метод. Имея перед собой несколько типов и образцов организации прокурорского надзора, правительственная комиссия стремилась использовать из всех этих институтов все лучшее, проверенное опытом: прокурорский надзор по Своду Законов (изд. 1832 г.) с его практикой, анализ организации и деятельности французской прокуратуры (с учетом критики ее представителями германской юридической науки), соответствующее немецкое законодательство и положения английской системы уголовного преследования и обвинения.
Мотивы к Судебным Уставам указывают на то, что уголовное преследование составляло основу деятельности прокуратуры. Из анализа Устава уголовного судопроизводства становится ясно, что закон смотрел на прокуратуру как на главный и основной орган уголовного преследования, а все допущенные от этого отступления трактовал как изъятие из общего правила. [1]
Для обозначения «уголовных» функций прокурора законодатель употреблял четыре термина однородного, но не тождественного значения:
- Обвинительная или прокурорская власть. [2]
Под «обвинительной» или прокурорской властью законодатель подразумевал совокупность субъективных прав и обязанностей прокуратуры по уголовным делам. Этот же термин применялся в судебном обиходе и к самому институту прокуратуры, которую принято называть «обвинительной властью» (в смысле совокупности чинов или органов, пользующихся этой властью).
- Судебное или уголовное преследование. [3]
«Судебным или уголовным преследованием», производимым прокуратурой, называлось объективное применение вышеуказанных прав и обязанностей к конкретным случаям».
- Обличение обвиняемых перед судом. [4]
- Обвинение. [5]
Что касается терминов «обличения» и «обвинения», то под ними подразумевалась лишь часть или отдел уголовного преследования, один из его процессуальных моментов, ограниченный собственно судебным разбирательством, точнее — преследование перед судом в судебном заседании.
Таким образом, кажется справедливым полагать, что прокурорский надзор как судебно-уголовное учреждение был обличен обвинительной властью, которая проявлялась вообще в уголовном преследовании и, в частности, в поддержке обвинения в суде.
Согласно уголовно-процессуальному законодательству, уголовное преследование прокуратурой представляло должностную процессуальную деятельность, направленную на раскрытие преступности и изобличение обвиняемого перед судом. Правовые основания данной деятельности, как уже было отмечено, определялись Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. На этом основании сущность их обязанности заключалась в следующем:
- В обнаружении и преследовании всякого нарушения законного порядка и в требовании распоряжения к его восстановлению.
- В наблюдении за единообразным и точным применением закона. [6]
Прокурор должен был являться публичным обвинителем во всех уголовных делах и вести их во всех судебных инстанциях в качестве представителя правительства и закона. Термин «прокурорский надзор» употреблялся в смысле общей обязанности прокуроров наблюдать за тем, чтобы закон не был никем нарушен, и в случае замеченных нарушений применять меры к его восстановлению. В качестве органа обвинительной власти прокурор пользовался правом возбуждения уголовного преследования. При поддержке обвинения в суде прокурорам предоставлялась свобода действий на основании законов. При обвинении в суде прокурор обязан был предоставить все имевшиеся в деле против подсудимого доказательства и улики. На основании общих положений уголовного процесса можно сделать вывод о том, что «уголовная» деятельность прокурорского надзора была основана на следующих принципах:
на соединении законоохранительных и обвинительных функций;
на принципе беспристрастия;
соединении следственного и состязательного начал;
господстве общественного или публичного начала, в соотношении с частными элементами процесса;
на применении принципа закономерности, смягченного принципом уместности и целесообразности.
Обвинительная задача прокуратуры состояла из следующего:
возбуждения дела;
руководства полицейским дознанием и осуществления наблюдения за предварительным следствием;
составления обвинительного акта;
участия в судебном рассмотрении дела в качестве сторон для поддержки обвинения;
произнесения обвинительной речи;
предъявления суду заключения о наказании подсудимого;
наблюдения за исполнением наказания.
Следует подчеркнуть, что прокурор-обвинитель был вместе с тем всегда и блюститель закона, что выражалось в неизменно присущей ему двойственной обязанности стремиться не только к тому, чтобы виновный в преступлении был обнаружен, изобличен и наказан, но и к тому, чтобы при этом закон не был нарушен ни в пользу обвинения, ни в пользу защиты. Считая целью всех прокурорских действий по уголовным делам раскрытие истины, в чем бы она ни заключалась — в обвинении или в оправдании, — законодатель вменял прокурору в обязанность беспристрастие и тем самым приближал его деятельность к типу и характеру судейской деятельности. Закон как бы включал прокурора и состав судебных органов, облекая его полномочиями и обязанностями судейского свойства. Так, прокурор прекращал дознание, не обнаружив преступления, а если дело поступало к следователю, то он исполнял это по соглашению со следственной властью. Прокурор не должен требовать начала следствия без достаточных к тому основании. Через прокурора приходили в суд представления следователя о прекращении начатых уже следствии. Требования прокурора, предъявлявшиеся к следователю и относившиеся к сбору доказательств и расследованию преступления, могли одинаково относиться и к данным обвинения, и к данным в пользу обвиняемого. Причем прокурор мог дать следователю обязательное для него предложение об освобождении из-под стражи обвиняемого, который не подозревался в совершении тяжкого преступления. Так же в целях всестороннего и объективного расследования прокурор мог возвратить завершенное расследование на доследование. [7]
Закономерное и беспристрастное прокурорское расследование проистекало из компромисса двух различных процессуальных начал — следственного (или розыскного) и состязательного (или обвинительного). Это расследование имело характер смешанный, соответствующий смешанному типу самого уголовного процесса.
Первое из этих начал требует, чтобы к раскрытию материальной истины как цели уголовного производства стремился сам суд со всеми органами, входящими в его состав, и чтобы в этой самодеятельности он не был ограничен действиями и желаниями сторон или участвующих в деле лиц.
Другое же начало сводит процесс к правовому спору между двумя равноправными сторонами — обвинением и защитой; в их состязание суд практически не вмешивается, регулируя только его процессуальную правильность. Суд берет для своего решения только самостоятельно выработанные сторонами результаты и выводы из этого состязания. На основании следственного начала распорядителями уголовного преследования являлась та же судебная власть, которая призвана разрешить его своим приговором или определением.
Прокуроры вошли в состав почти всех губернских присутствий — административных органов, решающих наиболее важные дела в различных отраслях управления. Прокурор участвовал в работе органов губернской администрации в качестве одного из членов с правом голоса, но без права протеста. Поэтому данная деятельность не может быть отождествлена с дореформенным общим надзором; она скорее может быть определена, в соответствии с указанием министра юстиции Н. В. Муравьева, как функция «юрисконсульта» или, как ее называет современный исследователь истории прокуратуры С. М. Казанцев, «государственного юрисконсульта». [8, с. 83] Последняя функция была дополнительной по отношению к двум основным функциям надзора и обвинения.
Усиление революционной борьбы и соответствующая охранительная реакция в государственной политике в 70–80-х годах XIX в. обусловили изменения как в деятельности прокуратуры, так и в ее статусе. Как отмечал Ф. Гредингер, дореволюционный исследователь прокуратуры, революционные выступления имели следствием «сосредоточение всей энергии и всего внимания правительства на борьбе с крамолою, а в связи с этим — необходимое усиление власти и влияния административных органов, в ущерб интересам законности». По его мнению, «при подобных условиях прокурорский надзор не всегда имел возможность успешно осуществлять принадлежащие ему по закону права и вынужден был подчас пассивно относиться к таким действиям административных властей, которые не были основаны на законе». [9, с.39]
Итак, обзор изменения статуса прокуроров в уголовном процессе пореформенной России показал следующее. На первый взгляд, в дореформенной России, когда прокуроры и стряпчие непосредственно также не осуществляли предварительного расследования, полномочия прокурора выглядели шире — они были вправе напрямую воздействовать на суды с целью устранения нарушений, выявленных ими в процессе надзорной деятельности. Однако механизм выполнения судами требований прокурора законодательно не был урегулирован, поэтому в суде происходили вопиющие факты волокиты и бюрократизма, указания прокуроров и стряпчих порой просто игнорировались. [10, с.215–239]
Между тем полномочия пореформенных прокуроров и их товарищей, хотя и выглядели более суженными, законодательно были определены более четко. Однако структура самих органов прокуратуры значительно усложнилась, бюрократическая иерархия во много раз возросла. В то же время в этой, казалось бы, громоздкой структуре, с точки зрения обеспечения единоначалия в применении законов и необходимого взаимодействия между полицией, судебными следователями и прокурорами, безусловно, имелись и положительные аспекты: строгая централизация прокуратуры по вертикали, совмещение ее с судами. Подобный «тандем» двух важнейших государственно-правовых институтов позволял с максимальной эффективностью защищать интересы государства в уголовном процессе.
Несмотря на то, что в ходе судебной реформы новая прокуратура освободилась в значительной мере от присущего прежней формализма, тем не менее, неоднократно высказывались претензии к ней, и вносились предложения о принципиальной ее реорганизации. Предлагалось, в частности, передать прокуратуру из ведомства Министерства юстиции, т. е. судебного ведомства, в ведомство Министерства внутренних дел.
Выдвигались и идеи о расширении функций общего надзора прокуратуры. Причем такие предложения поддерживались представителями полярных политических взглядов: и либералами и охранителями. По мнению А. Ф. Кони, «упразднение... обязанностей по надзору за ходом не судебных дел» было «большою ошибкой составителей судебных уставов». По-своему обосновывал такую необходимость В. Я. Фукс: "...прежний прокурорский надзор представлял самую надежную гарантию для правильного, единообразного и повсеместного исполнения законов всеми теми многочисленными учреждениями, которые не примыкали к судебному механизму. [11, с. 7]
Вопрос о реорганизации прокуратуры обсуждался и в так называемой Муравьевской комиссии, однако система органов прокурорского надзора в существенно не измененном виде просуществовала до Декрета о суде № 1.
Широко известно, что 24 ноября 1917 года Совнарком РСФСР принял Декрет о суде № 1, который, в частности, упразднил существующие общие судебные установления, как и окружные суды, судебные палаты и правительствующий Сенат со всеми департаментами, военные и морские суды всех наименований, а также коммерческие суды, заменив все эти установления судами на основе выборов.
Декрет приостановил действие института мировых судей, заменив мировых, судей, избираемых не прямыми выборами, местными судами в лице постоянного местного судьи и двух очередных заседателей, приглашаемых на каждую сессию по особым спискам очередных судей. Были упразднены институты судебных следователей, прокурорского надзора, а равно институт присяжной и частной адвокатуры.
Для борьбы с контрреволюцией этим же декретом были учреждены революционные трибуналы, избиравшиеся губернским и городским Советами, а также особые следственные комиссии.
К концу декабря 1917 года в Москве были учреждены около 20 местных судей, избран Московский совет местных судей. Таким образом, фактически одним революционным декретом была ликвидирована вся система юстиции, которая сложно и противоречиво создавалась в России с XVII по XX век.
Дальнейшее существование прокуратуры и ее роль в уголовном процессе предопределяются содержанием социалистической законности, которая в указанный период определялось задачами социалистического строительства и теми революционными преобразованиями, которые обеспечивали построение социализма в СССР.
Литература:
- Ст. 4, 5, 249, 250, 253, 255, 278–287, 297, 311,314, 479, 510,511,739–741 и др. Устава уголовного судопроизводства.
- Ст. 3, 4 Основных положений Уголовного судопроизводства 1862 г., ст. 510, 511 Устава уголовного судопроизводства.
- Ст. 51 Основных положений Уголовного судопроизводства; ст. 1,2, 5,16,18,911, 523, 528–529 и др. Устава уголовного судопроизводства.
- Ст. 4 Устава уголовного судопроизводства.
- Ст. 539, 737, 744 и др. Устава уголовного судопроизводства.
- Судебные Уставы, Часть III, ст. 23. Мотивы к ст. 8 Учр. Суд. Уст.
- Ст. 312 Устава уголовного судопроизводства. Ст. 277 Устава уголовного судопроизводства. Ст. 281 Устава уголовного судопроизводства. Ст. 283 Устава уголовного судопроизводства. Ст. 286 и 512 Устава уголовного судопроизводства.
- Казанцев СМ. Судебная реформа 1864 года и реорганизация прокуратуры // Государственное управление и право: история и современность. — Л.Л984.
- Гредингер Ф. Прокурорский надзор за 50 лет. — Петроград, 1915.
- Ефремова Н. Н. Судоустройство в России в XVIII — первой половине XIX в. // Историкоправовое исследование. — М.Д993; Развитие русского права второй половины XVII-XVIII вв. — М, 1993.
- Кони А. Ф. Собр. соч. М, 1968. Т. 5.
