Для международного и интеграционного права знаменателен 2000 год, когда лидерами пяти стран был подписан Договор о создании Евразийского экономического сообщества. Этот масштабный интеграционный проект должен был способствовать сближению стран, развитию взаимовыгодных экономических отношений между ними. ЕврАзЭС стал надёжной платформой для будущего Таможенного союза Белоруссии, Казахстана и России, который был окончательно сформирован в 2011 году. Тогда же были заложены идейные, политические и правовые основы Евразийского экономического союза, создание которого отделял качественный переход от просто безбарьерной торговли к Единому экономическому пространству в 2012 году. И в настоящее время ТС и ЕЭП функционируют в рамках новой организации — ЕАЭС, глобальная цель которой — образование объединённой экономики. Достижение этой и других целей возможно тогда, когда органы, входящие в структуру ЕАЭС, осуществляют предусмотренные их компетенцией полномочия слаженно и эффективно. На национальном уровне эффективность деятельности государственного аппарата обеспечивается посредством реализации принципа разделения властей и производной от него системы «сдержек и противовесов». Устройство ЕАЭС с определённой долей условности укладывается в рамки принципа разделения властей. Однако в сравнении с ЕврАзЭС учредительными документами Союза не предусмотрен законодательный (парламентский) орган. Представляется, что проведённая при создании Договора о ЕАЭС кодификация исчерпывает потребности Союза в специализированном нормотворческом органе. Но этот вывод не учитывает перспективы дальнейшей интеграции. Так, не исключено создание на базе ЕАЭС валютного союза, что невозможно без соответствующего правового регулирования. Коль скоро ни один из действующих институтов ЕАЭС не призван осуществлять полномочия, традиционно составляющие содержание законодательной власти, формирование органа, подобного ранее функционировавшей Межпарламентской ассамблее ЕврАзЭС, видится необходимым. Вместе с тем немаловажно заметить, что, какие бы структурные изменения в ЕврАзЭС — ЕАЭС, в других интеграционных организациях ни происходили, они никогда не связаны с упразднением судебного (в некоторых организациях — квазисудебного) органа. Это объясняется его особой ролью в системе наднациональных органов. Попробуем выяснить, в чём эта роль состоит.
Динамика интеграционного процесса проявляется в движении к всё более прогрессивным уровням интеграции, что обусловлено увеличением числа сфер взаимодействия государств — субъектов интеграции. Постановка новых целей и задач подкрепляется подписанием новых договоров (соглашений), в развитие которых принимаются правовые акты органов интеграционного объединения. И чем выше уровень интеграции, тем большее количество актов регулируют складывающиеся общественные отношения. Реалии таковы, что отдельные области отношений могут подпадать одновременно под действие универсальных, региональных международных правовых норм и норм нижестоящих актов. На практике такое усложнённое многоуровневое правовое регулирование нередко приводит к коллизиям правовых норм, что порождает юридические споры. Их рассмотрение и разрешение составляет компетенцию суда (органа по разрешению споров) интеграционного объединения. И от того, насколько эффективен суд (орган по разрешению споров), зависит достижение поставленных перед объединением целей и задач, а значит, его авторитет в международном сообществе. Таким образом, создание Суда ЕАЭС в качестве независимого органа рассматривается как важнейшая гарантия осуществления целей Союза.
Вопрос о правовом статусе Суда ЕАЭС в доктрине является дискуссионным в связи с тем, что разные исследователи по-разному подходят к определению правового статуса самого ЕАЭС. Одни исследователи полагают, что Евразийский экономический союз — пример традиционного межгосударственного сотрудничества. Ими подвергается сомнению критерий — передача государствами их суверенной компетенции органам объединения — на основе которого другие учёные выделяют так называемые наднациональные организации особого типа. К ним они и относят ЕАЭС. Оппоненты указывают, что передача части суверенитета имеет место и при создании межгосударственных организаций. И раз отсутствуют специальные признаки, говорить об особых наднациональных организациях преждевременно. Соответственно, органы ЕАЭС, в частности Суд ЕАЭС, — это не самостоятельные наднациональные органы, а органы международной межгосударственной организации, которые осуществляют лишь определённые наднациональные функции. Наряду с этим подчёркивается, что учреждение отдельных наднациональных органов приведёт к формированию публичной власти, которая распространится на территории государств — членов Союза, а это прямо противоречит их конституциям [1].
Действительно, наднациональные органы, будучи публичными властными структурами, проводят свою волю в государствах — членах Союза. Однако, как указывают приверженцы альтернативной позиции, в основе наднационализма лежат, во-первых, свободное волеизъявление государств на передачу суверенной функции международному институту, а во-вторых, объективная необходимость такой передачи в целях интеграции хозяйственной жизни [2]. Кроме того, отмечается, что наднациональные органы должны действовать на основе консенсуса, с учётом интересов каждой страны — участницы [3]. Наконец, передаётся наднациональным органам не суверенитет, а некоторые суверенные полномочия. И, таким образом, речь идёт не об отступлении от принципа государственного суверенитета, а о перемене формы его реализации — не только через национальные, но и через наднациональные институты [4]. Эта точка зрения представляется более убедительной. Она соответствует доктринальным воззрениям учёных о европейской интеграции, по пути которой идёт интеграция в Евразии. Таким образом, корректнее определять правовой статус органов Союза как наднациональных органов, в системе которых Суд занимает особое место.
Если ВЕЭС, Межправительственный совет и ЕЭК квалифицируются исследователями в качестве политических институтов, то Суд выступает как специализированный институт неполитического характера. Суд не связан ни мнением государств — членов, ни позицией других органов Союза, ни политической ситуацией. При принятии решений он руководствуется исключительно правовыми мотивами. Этим объясняется неравный правовой статус у Суда — с одной стороны и у остальных органов — с другой. Для обеспечения верховенства права ЕАЭС, а значит, непоколебимости идеи создания объединенной экономики, ценностей, лежащих в основе евразийской интеграции Суд должен одновременно быть и «над» государствами — членами, распространяя на них свою власть, и «над» другими органами ЕАЭС, удерживая их в русле интеграции. Таким образом, статус Суда ЕАЭС должен быть более весом, чем статус других органов Союза [5]. Данный тезис подтверждается п. 2 Статута Суда ЕАЭС, согласно которому Суд имеет своей целью обеспечение единообразного применения договорных норм и правил не только государствами — членами, но и органами ЕАЭС. Суд следит за соответствием праву ЕАЭС принимаемых правовых актов. Не является ли Суд ЕАЭС в таком случае наднациональным «конституционным» судом?
По этому вопросу в литературе также нет единодушия. Одни исследователи исходят из целей, стоящих перед Судом и его компетенции и называют Суд квазиконституционным [6]. Л. П. Ануфриева стоит на обратной позиции и подчёркивает, что особая межгосударственная природа международных судебных учреждений не позволяет выстроить их деятельность по образцу национальных судов [7]. Следовательно, и проведение параллелей между наднациональными судами и национальными конституционными судами некорректно. Последняя позиция имеет под собой и формально-юридические основания. Так, Суд ЕАЭС рассматривает не только заявления о соответствии учредительным документам решений, принимаемых органами ЕАЭС, что сближает его с конституционными судами, но и об оспаривании действий (бездействия) органов ЕАЭС. Кроме того, Суд ЕАЭС рассматривает споры между государствами — членами в случае нарушения взятых ими на себя договорных обязательств. Подобной компетенцией не наделён ни один национальный конституционный суд.
Последний аспект, позволяющий идентифицировать Суд ЕАЭС в системе наднациональных органов, — это его функции. Первая — юрисдикционная. Она связана с разрешением правовых споров, а также других юридических вопросов, возникающих в процессе применения права ЕАЭС. Инициатором дел выступают как суверенные акторы (государства — члены), так и частные лица — хозяйствующие субъекты. При рассмотрении дел Суд руководствуется принципами, указанными в п. 53 и 69 Статута Суда ЕАЭС. Вторая функция — интерпретационная. Её непосредственная связь с юрисдикционной функцией объясняется тем, что разрешение поставленных перед Судом вопросов сопровождается вынесением решений, в которых Суд даёт толкование источникам права ЕАЭС.
В научной литературе предлагаются и иные подходы к определению функций судов наднациональных интеграционных объединений. В частности, применительно к Суду ЕврАзЭС профессор Нешатаева выделяет правоохранительную, правозащитную и правотворческую функции [2]. При этом первые две имеют в своём содержании и юрисдикционную, и интерпретационную составляющие. И эти функции усматриваются в деятельности нового Евразийского Суда.
Правоохранительная функция Суда ЕАЭС состоит в охране принципов рыночной экономики, на которых строится евразийская интеграция. Главным из них является принцип поддержания добросовестной конкуренции, при котором участники внешнеторгового оборота отказываются от нечестных методов ведения торговли (например, демпинг, субсидированный экспорт). Реализация данной функции возможна в двух направлениях. Первое — принятие Судом консультативных заключений в ответ на обращение ЕЭК, например, о соответствии праву ЕАЭС проекта решения Комиссии о введении ответных мер. Второе — разрешение Судом конкретных дел, касающихся применения антидемпинговых, компенсационных, специальных защитных мер. При этом, как следует из Договора о функционировании ТС в рамках многосторонней торговой системы, Суд обязан руководствоваться правилами, принципами и стандартами, установленными ВТО. Примерами, иллюстрирующим правоохранительную функцию, служат рассмотренные Судом ЕврАзЭС дела ПАО «НКМЗ» против КТС и GraphiteIndiaLimited и HEGLimited против ЕЭК[1].
Итак, правоохранительная функция обусловлена определённой категорией споров. Правозащитная же функция таким утилитарным критерием не связана. Она заключается в защите нарушенных прав и законных интересов хозяйствующих субъектов. В том числе зарубежных. Возможность зарубежных предпринимателей, чьи права и законные интересы затронуты решениями (действиями, бездействием) органов ЕАЭС, вытекает из Договора о функционировании ТС в рамках многосторонней торговой системы. В области защиты своих прав и интересов зарубежные контрагенты находятся в более выгодном положении, нежели хозяйствующие субъекты ЕАЭС. Общее правило таково, что, например, в ситуации незаконно введённых в отношении постановляемого из России товара антидемпинговых мер российский предприниматель не сможет оспорить соответствующий административный акт ни в национальном суде государства, в котором зарегистрирован иностранный контрагент, ни в судебном органе интеграционного объединения (скажем, таможенного союза), если это государство является членом такового. В этой ситуации хозяйствующий субъект может лишь направить ходатайство уполномоченному государственному органу с просьбой инициировать спор в ОРС ВТО, поскольку споры в рамках ВТО имеют межгосударственный характер, что исключает возможность обращения в ОРС ВТО частных лиц. Вовсе не обязательно, что это ходатайство будет удовлетворено, особенно если хозяйствующий субъект является предпринимателем малого или среднего бизнеса. При таком раскладе нарушенное право (законный интерес) останется нарушенным, а убытки невозмещёнными. В то же самое время иностранный партнёр, обладая выбором, несомненно, обратится в Суд ЕАЭС, где его заявление гарантированно рассмотрят, и в случае несоответствия оспоренного решения договорам заявленные требования будут удовлетворены.
Разрешение судами конкретных споров сопряжено с толкованием договорных норм и норм вторичного права. Как правило, акт толкования приводит к продуцированию новых норм, изменению или отмене действующих. Речь о судебном правотворчестве. И здесь показательным примером является резонансное Постановление Большой Коллегии Суда ЕврАзЭС от 8 апреля 2013 года, которое в литературе назвали «первым на постсоветском пространстве случаем судейского активизма» [8]. Причиной издания Постановления послужила медлительность ЕЭК в исполнении Решения Суда от 5 сентября 2012 года. Недовольный проявленным неуважением Суд встал на категоричную позицию, неосторожно выдавая ультимативные предписания. Не заставила себя ждать негативная реакция со стороны государств — членов и ЕЭК, недовольных бескомпромиссностью Суда, недостаточной аргументированностью его выводов. В связи с указанным Постановлением интересно сравнение двух Статутов. Так, не в пользу судей изменился порядок формирования Суда. Регламент Суда отныне утверждается не самим Судом, а ВЕЭС, то есть, по сути, государствами. Произошёл отказ и от невостребованного в ЕврАзЭС института преюдициальных запросов. А правотворчество Суда ЕАЭС по неким соображениям прямо исключили п. 102 Статута Суда ЕАЭС. Представляется, что установленный запрет нельзя назвать абсолютным, и в практике Суда ЕАЭС, которой ещё только предстоит сформироваться, будут акты правотворчества, ведь толкование договоров без него зачастую невозможно.
Литература:
- Алимбеков М. Т. Суд ЕврАзЭС как платформа всесторонней интеграции // URL: http://www.sudevrazes.org.
- Нешатаева Т. Н. К вопросу о создании Евразийского союза: интеграция и наднационализм // Закон. — М.: Закон, 2014, № 6. — С. 106–119
- Назарбаев Н. Евразийский Союз: от идеи к истории будущего // Известия. — 2011. — 25 октября.
- Кашкин С. Ю., Четвериков А. О. Основы интеграционного права. М.: Проспект, 2015. — 224.
- Смбатян А. С. Перспективы Суда ЕврАзЭС в системе органов международного правосудия // Международное право и международные организации. 2013. URL: courteurasian.org/sm.aspx?guid=9703
- Шинкарецкая Г. Г. Суд Евразийского экономического сообщества и Таможенного союза
- Ануфриева Л. П. Международное правосудие: региональные судебные учреждения в евразийской интеграции
- Исполинов А. Решение Большой Коллегии Суда ЕврАзЭС по делу Южного Кузбасса: насколько обоснован судейский активизм? // Евразийский юридический журнал. — 2013. — № 5. — С. 19–26.
[1] В Суд ЕврАзЭС обратилось украинское общество «НКМЗ», импортирующее в Россию стальные кованые прокатные валки по более низкой цене, чем аналогичный российский производитель. Ответом России стало принятие антидемпинговых мер. Решением ЕЭК введённая Россией антидемпинговая пошлина была установлена на уровне всего ТС. Это решение, по мнению заявителя, не соответствовало соглашениям ВТО. Суд констатировал, что, поскольку решения уполномоченных на введение антидемпинговых мер органов (Министерство промышленности и торговли РФ, ЕЭК) были приняты до присоединения России к ВТО, к ним не применяются соответствующие соглашения ВТО. В любом случае, Суд не усмотрел противоречий между соглашениями ТС и правом ВТО ни в части условий принятия решения ЕЭК, ни в части проведения антидемпингового расследования Россией. К аналогичным выводам Суд ЕврАзЭС пришёл и в деле по заявлению GraphiteIndiaLimited и HEGLimited.
