Несколько десятков лет назад выдающийся лингвист и филолог, теоретик поструктурализма Ю. Кристева в своей научной статье «Бахтин, слово, диалог и роман» ввела новый для научного сообщества термин «интертекстуальность», ставший опорной точкой для множества научных трудов, посвященных данной теме. Несмотря на значительный промежуток времени, размеченный десятками лет, феномен интертекстуальности находится в центре внимания исследователей и в настоящее время: появляются новые научные труды, описывающие и разъясняющие явление интертекстуальности как с точки зрения филологии и лингвистики, так и психологии, социологии, философии и переводоведения. В свете последней из перечисленных выше наук мы бы и хотели рассмотреть интересующий нас феномен интертекстуальности, который является во многих аспектах одним из наиболее волнующих вопросов во всех гуманитарных и смежно-гуманитарных направлениях.
Цель нашего исследования заключается в изучении особенностей интертекстуальности в сопоставительно-переводческом аспекте и определении степени точности отдельных переводов, содержащих межтекстовые связи, с точки зрения прагматической адаптации, так как прагматическая адаптация, в свою очередь, является важной составляющей любого процесса перевода.
Мы использовали методы семантического, контекстуального и сопоставительно-переводоведческого анализа, а также некоторые элементы литературоведческого анализа, для выполнения поставленной нами задачи.
Вопрос прагматической адаптации в рамках интертекстуальности представляет интерес для специалистов, занимающихся научными изысканиями в области теоретического и практического перевода, а также всех тех, кто интересуется данной темой с целью получить наиболее объективное представление о переводе в парадигме интертекстуальных связей.
***
Задача переводчика — передача заложенной автором текста информации на другом языке в соответствии со всеми уровнями переводческой эквивалентности — считается как теоретиками, так и практиками в области перевода достаточно сложной. В целях овладения навыком настолько профессионального перевода текстов, переводчик должен постоянно себя испытывать, самосовершенствоваться, двигаться вперёд, изучая новые техники и методы перевода, изучая новые техники и методами перевода. Одной из таких техник является техника перевода интертекста. В зависимости от контекста она реализуется по-разному, но всегда ведёт к повышению эффективности процесса и улучшению качества перевода. Высшей точкой компетентности перевода, по мнению многих теоретиков и практиков перевода, является прагматика перевода. Для того, чтобы достичь прагматики перевода, переводчик должен осуществить прагматическую адаптацию перевода. Так что же означают понятия «интертекстуальность» и «прагматическая адаптация»? Данный вопрос освещают некоторые современные научные работы.
Понятие интертекстуальности, по мнению Е. Михайловой (статья «Интертекстуальность в научном дискурсе») относится к сфере постмодернистской текстологии и артикулирует «феномен взаимодействия текста с семиотической культурной средой в качестве интериоризации внешнего» [12, c 22.]. Здесь следует сказать о том, что абсолютно каждый текст является интертекстом, так как практически полностью состоит из «отрывков общепринятых культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагментов социальных идиом и т. д»., другими словами нитей, из которых и сплетаются различные тексты [6, 208–209 с.]. Мы описываем явление эксплицитной интертекстуальности, когда автор в целях воздействия на читателя делает прямое или косвенное указание на другой текст или же цитату из него.
Понятие прагматической адаптации можно разъяснить, опираясь на представленное В.Комиссаровом определение прагматики (прагматического аспекта) перевода. Как пишет В.Комиссаров в своём научном труде
«Теория перевода (лингвистические аспекты)», прагматика перевода — это «влияние на ход и результат переводческого процесса необходимости воспроизвести прагматический потенциал перевода и стремление обеспечить желаемое воздействие на Рецептора перевода» [7, 210 с.]. Оперируя данной дефиницией, мы можем вывести определение термина «прагматическая адаптация»: это влияние, вызванное необходимостью воспроизвести прагматический потенциал перевода и стремлением обеспечить желаемое воздействие на Рецептор, на ход и результат переводческого процесса переводчиком.
Какая может быть связь между интертекстуальностью и прагматической адаптацией? Интертекстуальность, обеспеченная межтекстовыми связями, которые включает в текст оригинала автор, является испытанием для переводчика, так как предполагает знание той литературы, на которую делается отсылка. Возможен такой вариант: произведение, о котором пишет автор текста, широко известно среди носителей языка оригинала, однако совсем неизвестно среди носителей языка переводчика, в связи с некоторыми культурными, лингвистическими и другими особенностями. Бывают случаи, когда переводчик кардинально ничего не меняет в процессе перевода, не даёт объяснений и оставляет эту отсылку практически такой, какой она была в тексте оригинала (вероятно, надеясь на фоновые знания и ознакомленность с данным произведением читателей).
Однако чаще переводчики, компетентные в области перевода подобных текстов, понимая, что межтекстовые связи могут представлять определённые сложности для восприятия текста неискушённой читательской аудиторией, всё-таки дают краткий анализ текстов, на которые делаются отсылки, краткую биографию автора и некоторые другие релевантные подробности (если необходимо).
К примеру, Н.Емельянникова при переводе с английского языка книги А.Кристи «Немой свидетель» (DumbWittness) даже фамилию «Ватсон», известную широкому кругу читателей по произведениям А. К. Дойла, сделала предметом сноски: «Ватсон», — пишет она, — «один из главных персонажей знаменитого детективного цикла о частном сыщике Шерлоке Холмсе, написанного английским писателем Артуром Конан Дойлом» [9, 220 c.].
Фрагмент, в котором упоминалось имя известного героя, в языке оригинала и в языке перевода:
1)“Poirot, I — the humble Watson — am going to hazard a deduction.”
2)Ваш скромный Ватсон осмеливается сделать некое умозаключение.
Приведём для наглядности ещё один пример.
В своей книге «Волшебная гора» (DerZauberberg) писатель Т.Манн сравнивает двух персонажей с «Максом и Морицом» [3, 353 с.]:
1)…два неразлучных фата, прозванных «Макс и Мориц», по слухам — необыкновенно предприимчивые молодые люди...
2) …zweiengzusammengehörigenStutzerchen, die “MaxundMoritz” genanntwurdenundfürgroßeAusbrechergalten…
В сноске переводчик с немецкого В.Станевич поясняет, что Макс и Мориц — злые мальчишки, персонажи популярных юмористических стихов немецкого поэта-сатирика второй половины 19 века Вильгельма Буша [11, 323 с.].
Однако интертекстуальные связи в текстах не ограничиваются прямыми указаниями на другой источник, зачастую они могут носит завуалированный характер и быть так называемыми «реминисценциями» или паралеллями и обнаруживаться исключительно при литературоведческом анализе данного произведения.
А. Сверчкова и А. Слепова, выполняя анализ повести Дж.Фаулза «Башня из чёрного дерева», указывают на подобные «реминисценции», проходящие через сюжетную линию произведения [13, 3 c.]. Реминисценции связывают текст с мифом о Диане и Актеоне, символика повести — это символика мифа, элементы мифа прочно вплетаются в канву текста. Главная героиня в романе — Диана носит прозвище «Мышь». Исходя из представленной выше информации, неознакомленный с книгой носитель языка перевода, вероятно, подумал бы, что Диана — незаметная, тихая девушка, своим поведением напоминающая мышку. Однако, если мы обратимся к языку оригинала, то увидим, что прозвище Дианы “Mouse” (Мышь) имеет огромное сходство с другим английским словом “Muse” (Муза), значение которого соотносится с ролью не только Дианы Фаулза, но и мифической Дианы.
Подобные параллели существует и в романе Дж. Толкиена «Властелин Колец». Слуга Сарумана — Грима (Grima) имеет практически то же имя, что и персонаж мифа Один в его злой ипостаси — Грим (слово “grim” в английском языке означает «безжалостный», «лютый», «неприятный»). Полное имя персонажа — Grima Wormwood, или на языке перевода — Грима Червеуст. Несколько вариантов перевода: Лютый, Граймэ и Грима. Первый вариант в сочетании с прозвищем был бы лишним по причине смысловой избыточности. Имя «Граймэ Червеуст» было бы сложным для русскоязычного рецептора перевода по некоторым фонетическим особенностям сочетания звуков в слове «Граймэ», к тому же — такой перевод лишил бы имя интертекстуальности (Грима — Грим — Один). Переводчик В. С. Муравьёв сохранил в переводе имя отрицательного персонажа трилогии похожим на имя Одина, сохранилась и связь между двумя похожими персонажами, и для тех, кто ориентируется в германо-скандинавской мифологии, имя Гримы будет многое говорить о его личностных характеристиках и дальнейшей роли в романе.
Существует ещё один вид интертекстуальности в текстах — это цитаты. Цитаты могут носить открытый или завуалированный характер. Например, У. Р. Чарлз в своей книге «Спин» цитирует русского поэта Ф.Тютчева [15, 560 стр.]:
И как виденье, внешний мир ушел.../ Ичеловек, как сирота бездомный,/Стоит теперь, и немощен и гол,/Лицом к лицу пред пропастию темной./На самого себя покинут он —/Упразднен ум, и мысль осиротела —/Вдуше своей, как в бездне, погружен,/Инет извне опоры, ни предела.../ Ичудится давно минувшим сном/Ему теперь все светлое, живое.../ Ив чуждом, неразгаданном, ночном/Он узнает наследье родовое./
Gone like a vision is the external world/ and Man, a homeless orphan, has to face/ helpless, naked and alone,/ the blackness of immeasurable space./ All life and brightness seem an ancient dream,/ while in the substance of the night,/ unraveled, alien, he now perceives/ a fateful something that is his by right./
Переводчик «Спина» Ю.Балаян обратился к исходному стихотворению в оригинале и, не добавляя ничего нового, включил его в текст произведения, т. к. таким образом, стихотворение, конечно, будет узнаваемым и понятным для русскоязычного рецептора перевода.
Можно утверждать, что приведённая выше цитата из романа «Спин» носит открытый характер, однако существуют и цитаты, носящие завуалированный характер. Зачастую только логический анализ способен привести исследователя к выявлению аллюзии в тексте. Многие исследователи текста анализируют его в рамках, так называемой, герменевтической традиции. Как отмечает А. Ю. Ивлева: «Герменевтическая традиция интерпретации является самой древней и наиболее разработанной методологически» [5, 44 с.]. Таким образом, цитаты часто даже не выделяются кавычками, и определить их можно, только исходя из собственной литературной компетенции. Если мы обратимся к книге «Таинственное пламя царицы Лианы» У.Эко, мы найдём множество различных цитат подобного рода. Сам писатель даже опубликовал открытое письмо переводчикам своих романов в журнале «Эуропео» 12 октября 1994 года, где писал следующее: «…идеально было бы достичь такого результата, при котором источник заимствования практически не узнаётся…» «ощущение цитаты должно быть призрачным», а текст — плавным, одинаковым по стилю и эстетически совершенным.
В романе «Таинственное пламя царицы Лианы» У.Эко приводит цитату из «Мартина Идена», написанного Дж.Лондоном [10], однако цитата носит, как он сам пишет в своём письме, «призрачный» характер: Мартин Иден узнал всё — но как только узнал, он тогда же перестал знать [16, 116 с.]. Если обратиться к роману Дж.Лондона «Мартин Иден», то вряд ли даже внимательный читатель поймёт, о каком отрывке идёт речь. Однако при анализе произведения на языке оригинала, можно догадаться, что автор имеет в виду последнее предложение произведения: And at the instant he knew, he ceased to know. На языке перевода это предложение звучит следующим образом: Ив миг, когда осознал это, сознание оборвалось. Если смотреть на перевод цитаты в контексте романа Эко, то будет ясно, что такое предложение будет выглядеть неуместно по ряду причин, одна из которых — несовместимость по стилевому и лексическому параметрам. Отрывок из книги Дж.Лондона наполнен драматичностью, и читателя «Мартена Идена» захлёстывают эмоции; отрывок из книги Эко — это рассуждение, в котором нет места ярким эмоциям и волнующим переживаниям. Сравним: «Таинственное пламя царицы Лианы» Эко: Разумеется, сегодня, в тишине своей комы, я яснее понимаю ход вещей. Это ясность того порядка, который у других людей наступает перед чертой. Мартин Иден узнал все — но как только узнал, он тогда же перестал знать. А ведь я-то еще не перед чертой. Мое положение выигрышнее. Понимаю, знаю и даже помню (наконец-то) то, что знаю. Поразительно, насколько мне везет.
«Мартин Иден» Дж.Лондона: Казалось, его неспешно несет по морю сновидений. Краски и отсветы играют вокруг, омывают его, переполняют. А это что? Кажется, маяк, но он в мозгу вспыхивает, слепит яркий свет. Белые вспышки чаще, чаще. Долгий гулкий грохот, и Мартину кажется, он катится вниз по громадной, нескончаемой лестнице. И вот он где-то внизу, рухнул во тьму. Это он еще понял. Рухнул во тьму. И в миг, когда осознал это, сознание оборвалось. Поэтому переводчик решил перевести приведённый из книги Дж.Лондона отрывок немного другим образом — так, чтобы он вписывался в контекст романа, т. е. выполнил адаптацию отрывка в прагматическом плане.
Таким образом, мы полагаем, прагматическая адаптация — важнейший этап перевода, который требует от переводчика особенной внимательности и аккуратности по отношению к переводимому тексту — особенно учитывая различные трудности в переводческом плане, которые во много раз могут осложнять работу переводчика. Одной из таких трудностей являются интертекстуальные связи. В своей статье мы разобрали максимально подробно сложности перевода интертекста на примере различных отрывков из англо- и немецкоязычных текстов. Мы также считаем, что данная тема представляет особенный интерес для теоретиков и практиков в сфере перевода и по причине её новизны требует дальнейшего изучения.
Литература:
1. Christie A. Dumb witness. — HarperCollins UK, 2007.
2. Eco U. L'Europa incerta tra rinascita e decadenza di.
3. Mann Th. Der Zauberberg. Fischer Taschenbuch Verlag, 2002
4. Григоренко С. Г. Интертекстуальность булгаковской прозы в аспекте моделирования художественного пространства (Гоголь, Достоевский, Чехов, Блок) //Международная научная конференция «Современная филология». — \ Издательство «Молодой ученый», Лето, 2011. — С. 11–14.
5. Ивлева А. Ю. Художник-текст-реципиент/ Мордов.гос.ун-т им. Н. П. Огарева;- Саранск, 2008.- 44–108с.
6. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм./ М.: Интрада, 1996. 253 с.
7. Комиссаров В. Н. Теория перевода:(Лингвистические аспекты).–М., 1990.
8. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман //Вестник МГУ. Сер. — 2000. — Т. 9. — С. 97–124.
9. Кристи, А. Немой свидетель / А.Кристи. — Москва.: Изд-во ЭКСМО, 2011. — 220 с.
10. Лондон Д. Мартин Иден. — Litres, 2014.
11. Манн Т. Волшебная гора. В 2 томах. М.: «КРУС», Спб.: «Комплект»,1994
12. Михайлова Е. В. Интертекстуальность в научном дискурсе (на материале статей): автореф. Дис. …канд. Филол. Наук, 1999–22 с.
13. Сверчкова А., Слепова A. B. Интертекстуальность в повести Дж. Фаулза «Башня из черного дерева» //Еще раз-«Время, вперед!». — С. 3.
14. Толкиен Д. Властелин колец //М.: Азбука. — 2000.
15. Уилсон Р. «Спин» / Р.Уилсон. — Москва.: Изд-во АСТ, 2009. — 576 с.
16. Эко У. «Таинственное пламя царицы Лианы» / У. Эко — Санкт-Петербург: Изд-во Симпозиум, 2008. — 596.
