В литературе XX века складывается целостный «пушкинский миф», который стал объектом тщательного внимания литературоведов.
«…Пушкин всегда таков, каким он нужен новому поколению читателей, но не исчерпывается этим, остается чем-то большим, имеющим свои тайны, чем-то загадочным и зовущим». [4, с. 63]
Таким образом, понятие «пушкинский миф» после юбилейных торжеств 1999 года (200-летие со дня рождения А. С. Пушкина) прочно вошло в литературоведческий обиход.
Ключевые слова: «пушкинский миф», русская литература, повесть, персонаж
Сергей Довлатов в статье «Блеск и нищета русской литературы» писал, что литература в России была популярной и пользовалась уважением, что писателя воспринимали как пророка и ждали от него масштабных свершений. И наиболее показательным и значимым был Александр Сергеевич Пушкин, «что он олицетворил все лучшее и полноценное в русской литературе». [2, с. 4]
И. З. Серман — русский советский литературовед, специалист по истории русской литературы XVIII—XIX веков отмечал: «С. Довлатов в своем творчестве сознательно ориентировался на русскую классику и в первую очередь на А. С. Пушкина… А между тем я совершенно однозначно считаю, что проза Пушкина — лучшая на русском языке, конкретно — «Капитанская дочка», и в еще большей степени — «Повести Белкина». И главное тут не простота и ясность Пушкина, а еще нечто большее. Читая Пушкина, видишь, что проза может обойтись без учености, без философии и религии, даже без явной, подчеркнутой духовности. То есть достаточно, как следует рассказать историю, житейский случай, и глубина жизни, ее духовное содержание и все прочее — проявятся сами собой. Чудо «Повестей Белкина» именно в том для меня, что это всего лишь «случаи из жизни», рассказанные без затей. «Ни одну книгу я не перечитывал столько паз, сколько «Белкина, может, раз тридцать». [5, с. 192]
Интересным будет факт, что Довлатов назовет свою дочь — Александрой.
Анализируя повесть «Заповедник», находим: «Заповедник» вылеплен по пушкинскому образу и подобию, хотя это и не бросается в глаза. Умный прячет лист в лесу, человека — в толпе, Пушкина — в Пушкинском заповеднике». [1, с. 2]
Повесть была написана в Ленинграде в 1977–1978 годы, но окончательный вариант был закончен в Нью-Йорке в 1983 году и в том же году издан. События повести отражают время работы самого Довлатова в Пушкинском музее (Михайловское, Псковская область) в 1976–1977 годах, экскурсоводом, когда писателю было 36 лет. В повести же главный герой под фамилией Алиханов и ему 31 год. Почему не совпадает возраст? Наверно, намеренно, Довлатов подчеркивает, что самому Пушкину был 31 год, когда он «погряз» в Болдино, и повествование будет строиться по образцу Болдинской осени.
Изображение заповедника будет напоминать «сказку», в которой отсутствует реальность, а преобладают несуразные образы и вымышленные факты, не совпадающие с реальностью.
- «Я был здесь раза три.
−Этого мало.
−Согласен. Вот и приехал снова...
−Нужно как следует подготовиться. Проштудировать, методичку. В жизни Пушкина еще так много неисследованного... Кое-что изменилось с прошлого года...
−В жизни Пушкина? — удивился я…
−Не в жизни Пушкина, — раздраженно сказала блондинка, — а в экспозиции музея. Например, сняли портрет Ганнибала.
−Почему?
−Какой-то деятель утверждает, что это не Ганнибал. Ордена, видите ли, не соответствуют. Якобы это генерал Захомельский. [3, с. 299–300]
- Я взял с полки брошюру «Жемчужина Крыма». [3, с. 306]
- Можно задать один вопрос? Какие экспонаты музея — подлинные?
Разве это важно?
Мне кажется — да. Ведь музей — не театр.
Здесь все подлинное. Река, холмы, деревья — сверстники Пушкина. Его собеседники и друзья. Вся удивительная природа здешних мест...
Речь об экспонатах музея, — перебил я, — большинство из них комментируется в методичке уклончиво:
«Посуда, обнаруженная на территории имения» ...
−Что, конкретно, вас интересует? Что бы вы хотели увидеть?
−Ну, личные вещи... Если таковые имеются...
−Личные вещи Пушкина?... Музей создавался через десятки лет после его гибели...
−Так, — говорю, — всегда и получается. Сперва угробят человека, а потом начинают разыскивать его личные вещи…». [3, с. 314]
Постепеннопри прочтении обнаруживаешь черты сходства между Пушкиным и Довлатовым. Это проявляется на личном уровне, жена Бориса Алиханова названа («пушкинским» именем — Татьяной, дочь — Машей), в творчестве, в отношениях с властями, долгами и желанием вырваться из этого места.
- «А ведешь ты образ жизни знаменитого литератора, не имея для этого самых минимальных предпосылок.»... [3, с. 297]
- «Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем». [3, с. 303]
- «Во что ты превратил свою жену? Она была простодушной, кокетливой, любила веселиться. Ты сделал ее ревнивой, подозрительной и нервной. Ее неизменная фраза: «Что ты хочешь этим сказать?" — памятник твоей изворотливости.»... [3, с. 304]
- И все-таки я чувствовал — не может это продолжаться без конца. Нельзя уйти от жизненных проблем... Слабые люди преодолевают жизнь, мужественные — осваивают... Если живешь неправильно, рано или поздно что-то случится… [3, с. 331]
- Мы развелись полтора года назад. Этот современный изящный развод чем-то напоминал перемирие. Перемирие, которое не всегда заканчивается салютом... Потом мы иногда встречались как добрые знакомые, Но это показалось мне фальшивым, и я уехал в Таллинн. А через год мы снова встретились. Заболела наша дочка, и Таня переехала ко мне. Это была уже не любовь, а судьба… [3, с. 332]
- Мы продолжали балансировать на грани разрыва. [3, с. 332]
- В нашем браке соединялись черты размаха и убожества. [3, с. 341]
- — К тридцати годам необходимо разрешить все проблемы за исключением творческих. Мне это не удавалось. Мои долги легко перешли ту черту, за которой начинается равнодушие. Литературные чиновники давно уже занесли меня в какой-то гнусный список. Полностью реализоваться в семейных отношениях я не хотел и не мог… Моя жена все чаще заговаривала об эмиграции. Я окончательно запутался и уехал в Пушкинские Горы… [3, с. 342]
И чтобы понять, что такое «пушкинский миф» герою предстоит это пережить, прочувствовать самому. Оказавшись в Заповеднике, рассказчик понимает, что для приезжих туристов это место «для галочки», «расписаться в книге духовности», что они там были, видели. Алиханов (Довлатов) сначала усердно готовился к своим экскурсиям, но, показывая место, где жила няня Пушкина, он цитирует строки из «Письма матери» С. Есенина и замечает, что подмена не обнаружена. Он приходит к выводу, что людям важнее как он говорит, а не что. Вскоре он в качестве экскурсовода был «лучшим».
Все повествование пропитано «пушкинскими образами»: официанты с бакенбардами, реплики, название ресторана «Лукоморье», декоративные валуны с цитатами. Сцена знакомства (Алиханова с Эдиком Малининым, братом жены) похожа на встречу Дон Гуана с командором: «Над утесами плеч возвышалось бурое кирпичное лицо…Лепные своды ушей терялись в полумраке…Бездонный рот, как щель в скале, таил угрозу…я чуть не застонал, когда железные тиски сжали мою ладонь».[3, с. 340]
Но, все оказывается фальшивым: аллея Керн, места, где гулял Пушкин, портрет Ганнибала или генерала Закомельского. Алиханова (Довлатова) постоянно спрашивают: «За что он любит Пушкина?» Для других экскурсоводов важно, «что Пушкин не только великий поэт, но и гражданин». Алиханов (Довлатов) же в нем видит личность, что Пушкин совмещал в себе черты не только гения, но и человека.
Главные персонажи тоже представлены разнородно, рассмотрим некоторых, которые ближе всего связаны с Б. Алихановым в повествовании.
Таблица 1
|
Михаил Иванович Сорокин |
Володя Митрофанов |
Валерий Марков |
|
беспробудный пропойца; |
эрудит, зеркальная память; в нем сочетались безграничная любознательность и феноменальная память, жажда знаний; |
фотограф, зарабатывает много, но полное отсутствие финансового контроля; |
|
багровая рожа, щедро украшенная синими глазами; «широкоплечий, статный человек, рваная, грязная одежда не могла его по-настоящему изуродовать; бурое лицо, худые мощные ключицы под распахнутой сорочкой, упругий четкий шаг. |
«прихотливый и яркий цветок»; |
рыжеватые кудри, увитый локонами затылок выражал какое-то агрессивное нетерпение; |
|
«нелепый в доброте и зле»; безрассудный, но добрый и внутренне интеллигентный; |
уникальная память и безмерная жажда знаний — в сочетании — творили чудеса, он родился гением чистого познания. |
речь как испорченный громкоговоритель; желание свободы от сложившихся обстоятельств; словно «луч света в темном царстве»; |
|
живет невпопад, говорит случайно (его реплики для заполнения пауз), речь «как пение щегла» |
не просто лентяй; у него обнаружилось редкое клиническое заболевание — абулия (полная атрофия воли) |
напоминает попугая; |
|
лучшее — дремучий язык, сквозь который иногда пробивается поэзия. |
фантастический лентяй, прочитавший десять тысяч книг; «консультант по любым вопросам»; |
как эхо; |
|
входит в ряд алкашей-аристократов // как разбойники у Пушкина |
экскурсовод, в заповеднике его ценили; |
законченный пропойца, диагноз — хронический алкоголизм; |
Все больше находясь в заповеднике, лучше узнавая жизнь и творчество Пушкина, герой заключает, что сотрудники заповедника погрязли только в рассуждениях и бессмысленности: «- Тут все живет и дышит Пушкиным, — сказала Галя, — буквально каждая веточка, каждая травинка. Так и ждешь, что он выйдет сейчас из-за поворота... Цилиндр, крылатка, знакомый профиль.»... [3, с. 301]
Следуя принципам Пушкина, Довлатов стремится не оценить, а показать, не научить, а дать почувствовать. Он напишет: «Что может быть важнее справедливости? — Важнее справедливости? Хотя бы — милость к падшим». [3, с. 901]
И являясь продолжателем наследия Пушкина, писатель объясняет: «В «Капитанской дочке» не без сочувствия изображен Пугачев. Все равно как если бы сейчас положительно обрисовали Берию. Это и есть — «милость к падшим». [3, с. 919]
Литература:
- Генис А. Пушкин у Довлатова. – Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба // Звезда, 1999. С. 11.
- Довлатов С. Блеск и нищета русской литературы. — Нью-Йорк: «Новый американец», 1982, № 111. С. 4.
- Довлатов С. Избранное: Повести, рассказы. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013.− 944 с.− (Избранное).
- Лотман Ю. М. Пушкин 1999 года. Каким он будет? // Таллин. – 1987, № 1. С. 63
- Серман И. Гражданин двух миров // О Довлатове. Статьи, рецензии, воспоминания. — Тверь, 2001. С. 192.
