Идиостиль в переводе: к постановке вопроса

Современные условия, в которых существует наука переводоведения, вносят свои коррективы в процесс её развития, диктуют новые требования для дальнейшего её эволюционирования. Как и любая актуальная наука, наука о переводе не стоит на месте, постоянно меняясь и совершенствуясь, выявляя новые области, которые становятся предметом различных исследований и изысканий учёных. Одной из таких активно обсуждаемых в среде теоретиков и практиков перевода тем является тема роли идиостиля переводчика в процессе перевода. Вопрос о влиянии личности переводчика на процесс и конечный результат перевода стал подниматься совсем недавно: всего несколько десятилетий назад считалось, что такой фактор практически не имеет значения при переводе — достаточно исключительно переводческой компетентности. Однако в последнее время стали появляться научные труды, посвящённые этой теме и доказывающие, что личность переводчика оказывает немалое влияние на перевод, обусловливая появление ряда характерных особенностей в работах переводчика. Авторство большинства этих работ принадлежит М. В. Симоновой, А. И. Ивановой, Я. Л. Либерман, В. В. Булацкой, Е. В. Гулевич и т. д. Идиостиль, как фактор, влияющий на процесс и результат перевода, обращает на себя все больше и больше внимания со стороны ученых и исследователей, в том числе как у лингвистов, так и психологов, поскольку существует на стыке этих двух наук. Именно с точки зрения переводоведения, с учётом психологических тонкостей и нюансов мы бы хотели рассмотреть данную тему, внося крупицу своего вклада в развитие науки о переводе.

Существует несколько различных определений для термина «идиостиль», варьирующихся от наиболее полных, охватывающих все сферы его употребления, до самых простых и лаконичных. Первым учёным, сформулировавшим понятие идиостиля, стал литературовед А. И. Ефимов, который обозначил дефиницию данного термина следующим образом. Это «индивидуальная система построения речевых средств, которая вырабатывается и применяется писателем при создании художественных произведений», а также «характерная для писателя манера выбора и употребления слов». [4, с. 29]. Оглядываясь в прошлое, можно сказать, что понятие идиостиля практически всегда присутствовало в области литературы, являясь неотъемлемой её частью, так как идиостиль, составляя литературное наследие автора, всегда был в центре внимания профессиональных критиков и простых читателей. Однако в области переводоведения понятие идиостиля появилось сравнительно недавно — до этого времени считалось, что сама компетентность переводчика заключается в том, чтобы перевести текст на всех уровнях эквивалентности, и что проявление характерных личностных особенностей переводчика в процессе перевода того или иного текста может расцениваться исключительно как отклонение от нормы и непрофессионализм. Как показывают различные исследования в области психологии и психолингвистики, данное явление имеет место в контексте любой ситуации, так как черты характера индивидуума так или иначе отражаются в каждом акте его действия: в особенности это касается процесса перевода; работы, требующей от переводчика творческих проявлений и переживаний, через которые переводчик, как личность, переносит частичку своего внутреннего составляющего в текст. Это может выражаться в повторяющихся словах и фразах, особенной лексике, в пользу которой делает выбор переводчик при наличии других вариантов перевода — незначительных штрихах, в целом составляющих личностный портрет человека. Е. И. Курячая при описании данного психолингвистического феномена также вводит понятие когнитивной доминанты, что, как она пишет, означает «комплекс доминантных смыслов, транслирующих систему мировоззрения автора, определяющих стилистическую и композиционную организацию текста и его прагматическую направленность» [11, с. 8]. Но, принимая во внимание задачу переводчика приблизить продукт перевода в максимально возможной мере и на всех уровнях эквивалентности к исходному тексту, невозможно не внести свои изменения в данную дефиницию. С учётом специфики работы переводчика данное определение будет звучать следующим образом: это «комплекс доминантных смыслов, транслирующих систему мировоззрения переводчика и сохраняющих общую стилистическую и композиционную организацию исходного текста и его прагматическую направленность». Понятие когнитивной доминанты тесно связано с феноменом идиостиля, они существует нераздельно друг от друга, и поэтому их следует изучать, рассматривать и анализировать в совокупности — в целях оптимизации процесса работы переводчика и повышения качества получаемого перевода. Как говорил Н. В. Гоголь, переводчик действительно должен уподобиться «прозрачному стеклу», но полностью исключить человеческий фактор невозможно — переводчик может только, анализируя особенности своего идиостиля, не создавать препятствий между читателем и автором исходного текста в лице собственной персоны. Главное требование, как правило, предъявляемое переводчику, заключается в том, чтобы текст максимально соответствовал тем правилам к переводу, которые разработали пользующиеся авторитетом ведущие теоретики и практики перевода. Мы бы хотели привести несколько примеров, показывающих, в какой степени данный феномен оказывает влияние на процесс перевода. И. В. Войнич, проводя параллель между русскоязычными переводами трагедии В. Шекспира «Юлий Цезарь», указывает на особенности стиля каждого переводчика [3, 59 с.]. В данном случае — это переводчики А. А. Фет, М. А. Зенкевич, А. Л. Величанский и А. В. Флори. И. В. Войнич обращает внимание на фразу «I know no personal cause to spurn at him». Буквально эту фразу можно было бы перевести «Я не знаю ни одной (личной) причины, по которой я мог бы с презрением относиться к нему». Перевод А. А. Фета: «А я его столкнуть, причин не знаю личных». Перевод М. А. Зенкевича: «…нет у меня / Причины личной возмущаться им». Перевод А. Л. Величанского: «…Не мне, а Риму / Нужна его кончина». Перевод А. В. Флори: «Смерть его не мне — / Она для блага всех необходима». Исходя из этих вариантов перевода, мы можем узнать больше о характерных чертах личности переводчиков, об их социокультурных и исторических данных. Например, до 19 века слово «возмущаться», как и его производные — зачастую использовалось в значении «быть неспокойным», «испытывать волнение» (так для сравнения возьмём предложение из «Мёртвых душ» Н. В. Гоголя, 1842 года: «Ни гнева, ни возмущенья душевного не выражало его лицо»). Поэтому можно сделать вывод, что переводчик М. А. Зенкевич, в чьём переводе встречается такая конструкция, жил в 19 веке. Что касается психолингвистических и стилистических особенностей, которые можно заметить в данных работах, можно сказать, что, на наш взгляд, слог М. А. Зенкевича более спокойный, размеренный, А. А. Фета — «громкий» торжественный, А. Л. Величанского — лаконичный, сдержанный, А. В. Флори — вдумчивый, серьёзный.

Как мы видим, некоторые особенности стиля переводчика действительно проявляются на «полотне» перевода; проанализировав их, можно также сделать определённые выводы касаемо социокультурных и исторических данных переводчиков. Однако мы не исключаем возможность, что некоторые черты, характерные для текста перевода, переводчик заимствовал у автора оригинала практически в таком же виде, в каком они были представлены в исходном тексте. Например, если автор обильно использует архаизмы с целью «погрузить» читателя в обстановку шестнадцатого века, переводчик не может не перевести их соответствующим образом на другой язык («beauteous» — «благовидный», «красный», а не «красивый»; to «bepaint» — «писать образ», а не «рисовать» и т. д). Или, например, если автор хочет представить своего персонажа «холодным», равнодушным человеком, который использует исключительно нейтрально окрашенные слова, переводчик обязан передать этот образ таким, каким он был и в оригинале. Иными словами, при попытке дать какую-либо оценку тексту перевода, следует большое значение придавать исходному образцу, так как именно он определяет общее направление перевода, а переводчик, руководствуясь собственными навыками, интуицией и пониманием контекста, может в пределах допустимого делать на своё усмотрение выбор в пользу того или иного выражения. Для примера мы возьмём отрывок из перевода новеллы Б. Шоу «Серенада», выполненного переводчиком В. А. Ашкенази: «Пьесу, как обычно, я написал сам, — это была сказка в трех действиях, и ее сюжет строился на том, что герой, молодой персидский принц, владел волшебным рогом. Мои произведения настолько хорошо известны, что вряд ли есть необходимость подробно рассказывать содержание сказки. Следует только напомнить читателю, что в центральной сцене второго акта праздник нарушается звуками рога, доносящимися из недр магнитной горы, куда принца заточила злая фея. Изобразить звуки рога должен был музыкант, игравший на корнет-а-пистоне в оркестре моего полка; мы условились, что он будет находиться не на сцене, а внизу, в холле, чтобы создать необходимое впечатление, будто звуки доносятся очень издалека. Вечер начался замечательно. Конечно, мои гости испытали вполне естественное разочарование, узнав, что я сам не играю в спектакле, но охотно простили меня, когда я извинился и в свое оправдание сослался на то, что мне приходится выполнять двойные обязанности — хозяина и режиссера. Лучшее место в зрительном зале занимала красавица Линда Фицнайтингейл. Соседним стулом, который я предназначал для себя, весьма бесцеремонно завладел Порчерлестер из двенадцатого пехотного полка, довольно милый молодой человек, наделенный некоторыми музыкальными способностями и сладеньким баритоном, который он имеет слабость выдавать за тенор». [17, с. 1]

Далее предлагаем сравнить перевод с оригиналом: «The play, written by myself, was in three acts, and an important feature was the sound of a horn in the second act. I had engage a horn player to blow the horn. He was to place himself, not on the stage, but downstairs in the hall so as to make it sound distant. The best seat was occupied by the beautiful Linda Fitznightingale. The next chair, which I had intended for myself, had been taken by Mr. Porcharlester, a young man of some musical talent». [1, с. 1]

Как мы видим, отрывок, переведённый на русский язык, занимает больше места, чем тот же самый отрывок — на английском. Отчасти это вызвано тем, что английский немного более лаконичный язык, но отчасти — также тем, что такой слог является особенностью идиостиля переводчика, который склонен писать более объёмными, развёрнутыми предложениями. Это совсем не портит текст, а, наоборот, способствует его «русификации», так как зачастую при создании письменных русских текстов используется именно развёрнутая, объёмная модель предложения. Это «изюминка» данного переводчика. Из небольшого анализа можно в некоторой степени сделать вывод, что среди личных качеств переводчика присутствует аккуратность, осмотрительность, старательность: учитывая, что Б. Шоу, возможно, не настолько популярен в русскоязычных странах, как в англоязычных, переводчик более детально описывает пьесу Б. Шоу. Мы считаем, что при более тщательном анализе данного отрывка можно также выявить и другие особенности стиля переводчика, в совокупности составляющие его идиостиль, его когнитивную доминанту, однако такой анализ следует выполнять профессиональным специалистам, хорошо ориентирующимся в области перевода, лингвистики и психолингвистики.

Подводя итоги нашего исследования, мы можем сказать, что идиостиль — это феномен, существование которого на данный момент признают многие учёные в области переводоведения, лингвистики и психолингвистики; его активно изучают и исследуют с целью оптимизировать процесс перевода, а также составить более ясное представление о структуре переводческого процесса вообще. Идиостиль не считается переводческой ошибкой или отклонением; перевод так же должен передавать направление, заданное автором текста; идиостиль, определяемый когнитивной доминантой переводчика, это скорее «изюминка», которая может рассказать больше о личности и характере самого переводчика. Данная тема представляет большой интерес для теоретиков и практиков перевода, лингвистов и всех специалистов, занимающихся изучением психолингвистических факторов в переводе: эта тема — очень важна для полного понимания факторов, оказывающих влияние на процесс перевода, и по этой причине она требует дальнейшего изучения.

Литература:

1. Shaw G. B. The Serenade. — Simon and Schuster, 2012.
2. Булацкая В. В., Гулевич Е. В. Идиостиль как авторский почерк // Novainfo. ru. — 2014. — №. 23. — С. 50–54.
3. Войнич И. В. Стратегия перевода и «видимость» / «невидимость» переводчика (на материале русскоязычных переводов трагедии В. Шекспира» Юлий Цезарь») // Вестник Челябинского государственного университета. — 2009. — №. 30.
4. Ефимов А. И. Стилистика русского языка. — " Просвещение», 1969.
5. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. — М.: Наука. — 158 с.
6. Иванова А. И. Проблема передачи идиостиля и идиолекта в художественном переводе //Вестник МГУ: лингвистика и межкультурная коммуникация. — 2010. — №. 3. — С. 99–108.
7. Комиссаров В. Н. Переводоведение в XX: некоторые итоги // Тетради переводчика. Научно-теоретический сборник / Под ред. проф. С. Ф. Гончаренко. — М.: МГЛУ, 1999, с. 4–20.
8. Кубрякова Е. С. Лексикон и современные проблемы его изучения. // Картина мира: Лексикон и текст (на материале английского языка). — Сб. науч. трудов МГЛУ. — Вып. 375. — Отв. ред. З. В. Семерикова. — М.: МГЛУ. — С. 4–11.
9. Кубрякова Е. С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира. // Серебренников Б. А. и др. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. — М.. — С. 141–172.
10. Кубрякова Е. С., Шахнарович A. M., Сахарный Л. В. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. — М.: Наука. — 240 с.
11. Курячая Е. И. Разрушение стандарта как когнитивная доминанта идиостиля Б. Виана и способы ее репрезентации в тексте оригинала и перевода: дис. — 2008.
12. Либерман Я. Л. О воспроизведении идиостиля поэтического текста при переводе с иностранного языка на русский.
13. Симонова М. В. Лингвостилистический анализ переводов романа М. А. Шолохова «Тихий Дон» на испанский язык: дис.
14. Фесенко Т. А. Этноментальный мир человека: опыт концептуального моделирования. — Автореферат. доктора филологических наук. — Москва, 1999. — 46 c. Admoni V. G. Der deutsche Sprachbau. — М. Просвещение, 1986. — 335 с.
15. Фесенко Т. А. Языковое сознание в интраэтнической среде. — Тамбов: ТГУ. — 148 с.
16. Цвиллинг М. Я. Переводоведение как синтез знания // Тетради переводчика. Научно-теоретический сборник / Под ред. проф. С. Ф. Гончаренко. — М.: МГЛУ, 1999, с. 32–37.
17. Шоу Б. Новеллы. — FTM, 2015.