На первый взгляд вопрос об определении правотворчества не представляет актуальности. Юридическая литература изобилует множеством попыток интерпретировать это политико-правовое явление на основе довольно разнообразных методологических принципов и приемов. Вместе с тем проблему едва ли можно считать исчерпанной. Думается, что понятие правотворчества так же многогранно, как и понятие права. Всякая попытка рассмотрения права с новых методологических позиций, выявления новых аспектов формирования, возникновения и действия права неизбежно ведет к поиску новой трактовки понятия правотворчества. В последние годы многоплановая проблема правотворчества в различных ее аспектах стала предметом многих научно-теоретических исследований.
Широко распространенными в учебной литературе являются определения, сводящие правотворчество к деятельности, к процессу производства общеобязательных норм. В этих определениях ключевое значение приобретает совокупность действий, направленных на издание нормативных актов, содержащих нормы позитивного права, изменяющих и дополняющих действующее позитивное право. Так, профессор А.Б. Венгеров определяет правотворчество как организационно оформленную, установленную процедурную деятельность государственных органов по созданию правовых норм или по признанию правовыми сложившихся, действующих в обществе правил поведения [6, с. 226]. Аналогичную трактовку правотворчеству дает А.В. Малько, определяя его как деятельность государственных органов по принятию, изменению и отмене юридических норм [21, с. 157; 24, с. 297]. Такой же позиции с некоторыми вариациями придерживается ряд других авторов. Например, нередко исследователи уточняют, что рассматриваемая деятельность государственных органов является специализированной [49, с. 163] или специальной [34, с. 329], активной [43, с. 294]. Иногда расширяется субъектный состав правотворчества, кроме государственных органов указываются «иные уполномоченные законом органы и лица» [46, с. 175; 49, с. 163], а также организации [37, с. 373], непосредственно народ (при референдуме) [34, с. 329; 48, с. 348]. И наконец, одни авторы указывают, что правотворчество направлено на создание, принятие, издание и т.д. – нормативно-правовых актов [12; 25, с. 252; 26, с. 317; 35, с. 254–255], другие – норм права [8, с. 458; 18, с. 288]. Наиболее удачной в последнем аспекте представляется формулировка, которая интегрирует форму (правовой акт) и содержание (норму права): «Под правотворчеством, в основном, понимают деятельность управомоченных органов государства по изданию, переработке и отмене нормативных правовых актов в единстве с их содержанием – юридическими нормами» [38, с. 168; 42, с. 108–109; 47, с. 378].
Расширенную, но по существу схожую с вышеприведенными, трактовку понятия правотворчества предлагает член-корреспондент РАН С.С. Алексеев. Он указывает, что правотворчество как деятельность уполномоченных органов является лишь завершающей частью процесса правообразования: «Правотворчество – это специальная деятельность компетентных органов, завершающая процесс правообразования, в результате которой приобретает юридическую силу и вступает в действие закон» [2, с. 89]; «Правотворчество – это объективно обусловленная, завершающая процесс формирования права государственная деятельность…» [1, с. 226]. Именно здесь уже явно прослеживается мысль, что норма действующего права – это не только результат деятельности специальных субъектов, а результат сложного социально-политического процесса правообразования (формирования права): «Процесс правообразования является сложным, длящимся, сочетающим во взаимодействии объективные и субъективные факторы…» [1, с. 225]. Еще дореволюционный правовед и философ Б.А. Кистяковский совершенно справедливо указывал на социальную природу правотворчества: «процесс правообразования – по крайней мере, на первых стадиях своих – чисто социальный процесс» [44, с. 217]. Р. Иеринг писал: «Можно утверждать с достоверностью: степень любви и привязанности народа к своему праву, с которыми он отстаивает его, определяется именно теми усилиями и борьбой, которыми он добыл это право. Не просто привычки, но принесенные народом жертвы, составляют несокрушимую связь между ним и правом» [13, с. 20].
Социологизация определения правотворчества расширяет его понятие за счет указания на объективную многофакторную обусловленность содержания нормативно-правовых актов. Тем самым указывается, что деятельность субъектов правотворчества ограничена и не может быть произвольной. С.С. Алексеев рассматривает определение правотворчества как одну из двух сторон процесса правообразования – объективного (независящего от воли законодателя) процесса формирования социальных требований и субъективного творческого процесса в виде активной деятельности законодателей: «…в правотворчестве находят концентрированное, «конечное» выражение два главных процесса правообразования: объективно обусловленные требования социальной жизни, с одной стороны, и активная, творческая деятельность компетентных органов по выработке и включению тех или иных норм в действующую правовую систему – с другой» [1, с. 227].
Сама социальная жизнь становится источником нормообразования, поэтому правотворчество есть «специфическое явление в жизни общества, охватывающее формирование его правовых взглядов и процесс их выражения и закрепления в соответствующих нормативных актах» [45, с. 86]. «Повторяющиеся, устойчивые связи, возникающие в процессе обмена деятельностью, благами материального и духовного характера, становятся привычными эталонами социального поведения. Так формируется объективная нормативно-целостная система, аккумулирующая сложившиеся относительно стабильные социальные связи» [20, с. 14–15]. Здесь имеет место так называемая «социальная обусловленность права», под которой В.В. Лапаева понимает «соответствие, адекватность права регулируемым общественным отношениям, его способность отражать объективные потребности общественной жизни» [19, с. 172].
Аналогичные мысли высказывались и дореволюционным автором Н. Чижовым: «природа норм права определяется каждым индивидом сознательно (значит – самостоятельно). Пригодность … норм обусловливается их сообразностью с требованиями социальных, ими обнимаемых, интересов. Нормы права являются потоками интересов народной жизни. В противном случае, норма останется пустым звуком, потому что общественные интересы найдут другую форму своей организации» [51, с. 147].
Право не может существовать бессубъектно. Как справедливо отмечал академик РАН В.С. Нерсесянц, кроме объективного процесса формирования норм существует еще субъективный осознанно-целенаправленный процесс их формулирования (устно или письменно) соответствующими авторитетными властными инстанциями коллектива, общества и государства. При этом стихийность процесса нормообразования вовсе не означает, что он протекает вообще без участия человеческого сознания, без сознательных и целесообразных усилий людей [30, с. 16]. И действительно, в процессе практической деятельности людей сочетаются объективное как необходимость и субъективное как проявление сознания и воли участников общественных отношений, последние сознательно участвуют в процессах общественного регулирования. А осознание неизбежно увеличивает удельный вес субъективного в процессе нормогенеза. После осознания значимости нормативности любая социальная общность (будь то коллектив, государство и др.) моделирует ее характеристики в виде идеальных норм. Эту мысль высказывает член-корреспондент РАН Е.А. Лукашева, отмечая, что «процедура нормативно-оценочного отражения включает оценки (т.е. сравнение данной типичной ситуации с иными и выявление ее пользы либо вреда для субъекта познания), вынесение ценностного суждения и, наконец, трансформацию ценностного суждения в идеальную норму» [20, с. 28]. В философском плане на такую же последовательность указывает и Т.Б. Манджиев: «Деятельность человека – это его практическая и теоретическая деятельность в их единстве. Деятельность продуцирует идеальное, и оно опредмечивается в специфических ее продуктах. Применительно к праву – это научно-правовая, законотворческая деятельность, в особых продуктах которой опредмечивается, овеществляется идеальное как таковое, к примеру, в нормах права…, нормативных актах…» [22, с. 37].
Соглашаясь с таким подходом, член-корреспондент РАН Д.А. Керимов делает акцент на творческом преобразовательном характере правотворца, указывая, что он не только должен отражать в издаваемых нормах изменения внешней среды, но и обеспечивать активное воздействие на эти изменения, тормозя эти социальные процессы, либо ускоряя и охраняя их. Законодательная практика, по мнению ученого, потому и носит творческий характер, что не просто отражает изменения внешней среды, а является сложным процессом ее целенаправленного, концентрированного и нормативно-правового преобразования. Лишь благодаря этому продукты законотворчества – правовые нормы – обретают силу активного обратного воздействия на внешнюю среду, их, в конечном счете, породившую [15, с. 24].
Стоит отметить, что проблемы творчества неоднократно были предметом исследования ученых-юристов. Однако указанная проблема изучалась в основном в рамках частного права. Так, например, О.С. Иоффе в свое время указывал, что «творчество – это сложный процесс, зависящий от индивидуальных особенностей творца, масштаба задачи, которую он поставил перед собой, ее общественной значимости и от многих других факторов, учесть и предвидеть которые с самого начала трудно, если не невозможно». Кроме этого автор отмечал, что термин «творчество» можно употреблять в широком (универсальном) и узком (специальном) смыслах; в первом значении творческой является любая деятельность, в результате которой создается нечто новое (в таком понимании творчество способно проявляться в создании как духовных, так и материальных ценностей); во втором – это лишь сознательная созидательная деятельность, «отличительную особенность которой составляет ее качественная новизна». Исходя из изложенного, О.С. Иоффе определил творчество «как сферу духовного производства, обладающую определенными качествами интеллектуальную деятельность человека» [33, с. 33].
О создании правовых норм как о творчестве писала теоретик права из Румынии А. Нашиц. Она отмечала, что правотворчество необходимо для жизни и деятельности людей – это почетная, но трудная задача, ибо даже самых лучших побуждений не достаточно для того, чтобы создать творение, которое адекватно и в нужный момент отражало бы жизнь во всей ее сложности и со свойственными ей тенденциями развития, в котором общество могло бы без труда узнать себя и увидеть недеформированное отражение своего реального бытия, своих стремлений и чаяний [28, с. 236].
Конечно, творчески созданным нормативный акт можно назвать только тогда, когда нормы его действуют реально, а не остаются на бумаге, эффективно регулируют прочно сложившиеся либо возникшие недавно общественные отношения [33, с. 34].
Изучая проблему определения понятия правотворчества нетрудно заметить, что здесь имеет место пересечение с вопросом о так называемых «материальных» или «социальных» источниках права. В литературе советского периода можно встретить и отождествление правотворчества с источником права [23, с. 191]. Анализ научной литературы, посвященной проблеме правотворчества, позволяет говорить о том, что государство нередко рассматривается как основная правообразующая сила. Еще И.А. Ильин писал: «В число основных полномочий государства входит полномочие властно направлять жизнь политического союза: авторитетно и окончательно устанавливать правовые нормы и принудительно применять их к отношениям других граждан» [14, с. 279–280]. В правовом государстве, основанном на идеалах демократии, возрастает значение социологического, в том числе факторного, анализа нуждающихся в правовом урегулировании общественных отношений. Необходим полный учет в процессе законотворчества не только субъективных факторов, отождествляемых с достижением желаемых для законодателя целей, но и объективной реальности, как бы сложна и противоречива она ни была [52, с. 67], ведь следует отметить, что «от социальной обусловленности права зависит жизнеспособность прежде всего социального пространства, “синтезированного” им» [5, с. 136].
Одновременно правотворчество определяется как процесс возведения в закон: «право – результат правотворческой деятельности государства. В праве выражается его воля. Но эта воля – не голый приказ, не чисто волюнтаристский произвол, а воля детерминированная, обусловленная многочисленными факторами общественной жизни (структурой экономических отношений, уровнем развития экономики, системой социальных отношений, соотношением социальных и политических сил, их конфронтацией или согласием, состоянием правосознания, правовой культуры…)» [41, с. 307; 50, с. 229]. В данном определении автор сводит правотворчество к деятельности государства по оформлению в виде правового акта собственной воли. И хотя делается достаточно обширная и детальная оговорка о детерминированности этой воли, она по-прежнему остается в этом определении волей государства. А это, на наш взгляд, упрощает проблему (как справедливо отмечает А.А. Белкин, правотворчество следует рассматривать «как деятельность, отнюдь не замкнутую в пространстве юридической регламентации, деятельность, объективные и субъективные истоки которой кроются далеко за пределами “официального” законотворчества») [3, с. 54]. Что собственно мы и могли наблюдать в советский период. Так, например, по мнению авторов работы «Научные основы советского правотворчества», правотворчество представляет собой форму регулирования, в которой государство с наибольшей полнотой может использовать свои возможности воздействия на жизнь общества и добиваться кратковременных и долговременных целей [27, с. 37]. Более удачным в этом аспекте представляется определять правотворчество как «вид государственной деятельности, в результате которой воля народа (класса, социальной группы) возводится в закон, выражается в норме права, в определенном источнике права» [1, с. 226; 16, с. 161].
Необходимо отметить, что волевая составляющая, несомненно, занимает не последнее место в содержательном определении правотворчества. Авторы известной работы «Правотворчество в СССР» [39] пытались отыскать общее определение понятия правотворчества исходя из его волевого характера. Однако так и не смогли сформулировать такого определения, не найдя общих подходов к волевой характеристике правотворчества. Рецензенты данной работы, справедливо упрекая авторов за непоследовательность в определении понятия правотворчества, между тем предложили свою оригинальную позицию: «Применительно к правотворчеству целесообразно говорить не о формировании воли народа, а об ее формулировании и закреплении в нормативных правовых актах» [40, с. 140–142].
В литературе встречается и другой подход к определению правотворчества. Ряд теоретиков считает, что правотворчество есть «форма или вид государственной деятельности» [8, с. 458; 39, с. 29; 41, с. 307] или «… форма государственного руководства обществом» [36, с. 215], направленная на создание правовых норм, а также на их дальнейшее совершенствование, изменение или отмену. Проблема понимания законотворчества охватывает комплекс вопросов, связанных с более широким родовым понятием «правотворчество», выступающим формой осуществления одной из важнейших функций государства, состоящей в установлении, изменении или отмене правовых нормативов, закрепляемых в нормативно-правовых актах [11, с. 17].
С.В. Бошно, придерживаясь аналогичной точки зрения, особо отмечает, что правотворчество есть процесс создания и развития действующего права как единой и внутренне согласованной системы общеобязательных норм, регулирующей общественные отношения. «Правотворчество – это специальная, имеющая официальное значение деятельность по установлению правового регулирования» [4, с. 178].
Весьма умозрительное определение правотворчества дается в автореферате К.Н. Дмитриевцева: «Правотворчество – это деятельность специально уполномоченных государственных органов и должностных лиц, заключающаяся в создании (институировании, санкционировании) правовых норм, отражающих существующие тенденции развития личности, общества и государства, деятельность, представляющая собой нахождение компромисса, возникающего в результате учета общего и частного в интересах всех социальных объектов; деятельность, направленная на формирование общественного, группового и индивидуального правосознания с целью упорядочения и регламентации общественных отношений, объективно имеющих правовую природу» [9, с. 20]. Приведенная дефиниция ставит больше проблем, чем решает. Чтобы понять автора, необходимо выяснить, что он подразумевает под тенденциями развития личности, общества и государства и т.д.
Значение объективного момента в правотворчестве подчеркивается В.С. Нерсесянцем, который предлагает более удачный, по его мнению, термин – «правоустановление», понимая под ним форму (направление) государственной деятельности, связанную с официальным выражением и закреплением норм права, которые составляют нормативно-правовое содержание всех действующих источников позитивного права. Из дальнейших рассуждений академика следует, что государство вовсе не творит право как таковое, поскольку «право как объективное социальное явление (особый регулятор, специфическая форма общественных отношений), принципом которого является формальное равенство, – это не творение государства и не продукт государственно-властной воли, а особая духовная форма выражения совокупных итогов сложного и многофакторного социально-исторического процесса общественной жизни людей, результат достигнутой соответствующим обществом (и народом) ступени развития в общецивилизационном прогрессе равенства, свободы и справедливости в человеческих отношениях» [29, с. 415–416; 31, с. 150–151]. Как видим, определение правотворчества, данное выдающимся ученым, основано на системе взглядов, образующих так называемую либертарно-юридическую теорию правопонимания, созданную автором [32, с. 3–15].
Проведенный анализ позволяет нам сформировать представление о ключевых проблемах, связанных с определением понятия правотворчества.
Очевидны следующие исходные установки при решении этих проблем. Первую из них можно назвать технической – в том смысле, что понятие правотворчества в данном случае определяется не для более точного отражения сущности и содержания данного явления, а для других более широких целей – учебных; в научных исследованиях по смежным дисциплинам. Как правило, в этом случае правотворчество рассматривается как процесс, деятельность, стадия правообразования, функция государственного органа или его должностных лиц, а цель правотворчества определяется как издание общеобязательных норм в форме принятых в установленном порядке нормативных актов. Здесь главным определяющим признаком правотворчества становится издание нормативных актов, содержащих общеобязательные правила поведения.
Во втором случае имеет место иной подход к определению правотворчества. Он заключается в понимании того, что правотворчество нельзя сводить только к его деятельностному аспекту. В рамках такого подхода главным определяющим признаком правотворчества становится его социальная сущность. Здесь мы имеем перечисление его природообразующих признаков, таких как: возведение в закон воли (государства, класса, общества), форма осуществления государственной власти, процесс и важность поиска социального компромисса.
Правотворчество можно рассматривать как составную часть механизма правового регулирования [33, с. 23], без которой не появятся на свет юридические нормы, а затем и нормы права, направленные на регулирование различных общественных отношений. При обосновании выдвинутой гипотезы необходимо использовать инструментальный подход к понятию механизма правового регулирования, который дает возможность по-новому исследовать саму структуру данного механизма.
Четкую позицию по данному вопросу высказала Р.О. Халфина, отмечая, что правотворчество – это основное, начальное звено механизма правового регулирования [27, с. 7]. Однако правотворчество – это не только первичный элемент правового регулирования, но и один из главных компонентов рассматриваемого процесса [33, с. 24]. Академик РАН В.Н. Кудрявцев писал: «… механизм правового регулирования есть динамическая характеристика правовой системы, показывающая, каким образом складываются новые правовые нормы, как на их основе создаются и реализуются правовые отношения, порождающие, в конечном счете, конкретные поступки людей. Этот механизм, как известно, состоит из трех главных элементов: правовых норм, правовых отношений, актов реализации права» [17, с. 55]. Как мы видим «пусковым» моментом в механизме правового регулирования академик считает складывающиеся «новые правовые нормы». В.И. Гойман-Червонюк указывает, что «… действие права не осуществляется самопроизвольно. Нужен специальный “агрегат”, который бы всякий раз приводил в действие его механизм, когда возникают соответствующие потребности и интересы, удовлетворение которых возможно и объективно необходимо средствами права. Таким “агрегатом” в механизме действия права выступает правовое регулирование. Оно призвано внедрять в систему социальной регуляции юридические средства организации поведения и деятельности индивидов и их коллективов, блокируя деструктивные формы их проявления и стимулируя конструктивную деятельность граждан и их организаций… В результате правовой регуляции формируется юридическая основа, определяются фиксируемые в правовых велениях ориентиры для организации деятельности участников регулируемых отношений и достижения фактических целей права» [7, с. 136]. Очевидно, что автор имеет ввиду различные виды юридических норм – обязывающие, запрещающие, управомочивающие и др.
С.С. Алексеев сначала поясняет, что «Понятие механизма правового регулирования производно от понятия правового регулирования» [1, с. 267], а затем продолжает: в процессе правового регулирования весьма отчетливо выделяются как минимум три главные стадии. И на первое место, под буквой а) ставит стадию формирования и действия юридических норм, добавляя: она характеризуется тем, что «введенные в правовую систему нормы общим образом регламентируют, направляют поведение участников общественных отношений, устанавливают для них тот или иной правовой режим» [1, с. 281]. Таким образом заключает, что «Юридические нормы представляют собой основу, исходную юридическую базу регулирования, с которой в юридической области “все начинается”. При их помощи вводится тот или иной режим, программируется, нормативно направляется поведение участников общественных отношений в соответствии с заложенной в нормах идеальной моделью такого поведения. В нормах, кроме того, предусматриваются все те последующие юридические средства, которые образуют иные элементы механизма правового регулирования. От того, каков вид нормы, ее характер, зависят юридическое содержание, весь строй регулирования» [1, с. 282–283].
Рассмотрев проблемы определения правотворчества, мы можем прийти к выводу, что во всех дефинициях есть единство по следующим признакам правотворчества: правотворчество это процесс; целью этого процесса является установление общеобязательных правил для регулирования общественных отношений; конечным результатом этого процесса являются нормативно-правовые акты, содержащие общеобязательные правила поведения.
Не достигнуто согласие в определении правотворчества, по нашему мнению, в следующих моментах: о времени начала правотворческого процесса и количестве его основных стадий; о соотношении объективного и субъективного в правотворческом процессе.
Итак, можно сделать вывод, что наиболее общего и универсального определения правотворчества в теории нет и едва ли такое на сегодняшний день возможно, принимая во внимание отсутствие единого правопонимания.
Необходимо помнить, что «комплексный подход к правотворчеству требует развития реальных связей между различными явлениями, участвующими в формировании права, осуществляющих переход от материальных факторов к сознанию и от него – к правовым нормам» [28, с. 256].
Литература
1. Алексеев С.С. Общая теория права: учебник. 2-е изд. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2008. – 576 с.
2. Алексеев С.С. Право: Азбука – теория – философия: опыт комплексного исследования. – М.: Статут, 1999. – 712 с.
3. Белкин А.А. Юридические акты: право на законоизъявление и введение закона в действие // Правоведение. 1994. № 1.
4. Бошно С.В. Правоведение. – М.: Право и закон. 2002. – 280 с.
5. Варданянц Г.К. Социологическая теория права: монография. – М.: Академический Проект, 2007. – 439 с.
6. Венгеров А.Б. Теория государства и права. – М.: Омега-Л, 2005. – 608 с.
7. Гойман-Червонюк В.И. Очерк теории государства и права. – М., 1996. – 230 с.
8. Головистикова А.Н., Дмитриев Ю.А. Теория государства и права. – М.: Издательство Эксмо, 2005. – 592 с.
9. Дмитриевцев К.Н. Процесс правотворчества в Российской Федерации: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.01. – Н. Новгород, 1994. – 26 с.
10. Жилин Г. Соотношение права и закона // СПС «КонсультантПлюс».
11. Законотворчество в Российской Федерации (научно-практическое и учебное пособие) / Под ред. А.С. Пиголкина. – М.: Формула права, 2000. – 608 с.
12. Иванюк О.А. Качество закона и проблемы юридической техники (Обзор научно-практической конференции) // СПС «КонсультантПлюс».
13. Иеринг Р. Борьба за право. – М., 1991. – 64 с.
14. Ильин И.А. О сущности правосознания. Соч. в 10 т. Т. 4. – М.: Русская книга, 1996.
15. Керимов Д.А. Культура и техника законотворчества. – М.: Юридическая литература, 1991. – 160 с.
16. Комаров С.А. Общая теория права и государства. – М.: Манускрипт, 1996. – 316 с.
17. Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология. – М., 1982. – 287 с.
18. Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права. – М.: Спарк, 2004, 528 с.
19. Лапаева В.В. Социология права. – М., 2000, 260 с.
20. Лукашева Е.А. Закон как источник советского государственного права. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986. – 152 с.
21. Малько А.В. Теория государства и права в вопросах и ответах: Учеб.-метод. пособие. – М.: Юристъ, 2003. – 300 с.
22. Манджиев Т.Б. Право как всеобщая форма бытия идеального в обществе // Правоведение. 1997. № 3.
23. Марченко М.Н. Проблемы общей теории государства и права: учеб.: в 2 т. Т. 2. Право. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2007. – 656 с.
24. Матузов Н.И., Малько А.В. Теория государства и права. – М.: Юристъ, 2002. –512 с.
25. Морозова Л.А. Теория государства и права. – М.: Юристъ, 2004. – 414 с.
26. Мухаев Р.Т. Теория государства и права. – М.: Издательство «Приор», 2002. – 464 с.
27. Научные основы советского правотворчества / под ред. Р.О. Халфиной. – М.: Наука, 1981. – 317 с.
28. Нашиц А. Правотворчество. Теория и законодательная техника. – М.: Прогресс, 1974. – 256 с.
29. Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. – М., 1999. – 552 с.
30. Нерсесянц В.С. Право в системе социальной регуляции. – М., 1990. – 64 с.
31. Нерсесянц В.С. Теория права и государства. – М.: Норма, 2007. – 272 с.
32. Нерсесянц В. С. Философия права: либертарно-юридическая концепция // Вопросы философии. 2002. № 3.
33. Нормография: теория и методология нормотворчества: учеб.-метод. пособие / под ред. Ю.Г. Арзамасова. – М.: Академический Проект; Трикста, 2007. – 560 с.
34. Общая теория государства и права / под общ. ред. В.А. Кучинского. – Мн.: Амалфея, 2004. – 688 с.
35. Общая теория государства и права. Академический курс в 3-х томах / отв. ред. М.Н. Марченко. Т. 2. – М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. – 528 с.
36. Общая теория права / Под ред. А.С. Пиголкина. – М., 1996. – 384 с.
37. Оксамытный В.В. Теория государства и права. – М.: Изд-во «Импэ-Паблиш», 2004. – 563 с.
38. Перевалов В.Д. Теория государства и права: учебник. – М.: Высшее образование, 2008. – 379 с.
39. Правотворчество в СССР / Под ред. А.В. Мицкевича. – М.: Юридическая литература, 1974. – 313 с.
40. Правотворчество в СССР / Под ред. А.В. Мицкевича. – М.: Юридическая литература, 1974. – 313 с.: (Рецензия) / Корельский В.М., Дюрягин И.Я. // Правоведение. 1975. № 5.
41. Проблемы общей теории права и государства: учеб. для вузов / Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. – М.: Норма, 2008. – 832 с.
42. Протасов В.Н. Теория права и государства. – М.: Юрайт-Издат, 2004. – 218 с.
43. Радько Т.Н. Теория государства и права. – М.: Юнити-Дана, Закон и право, 2004. – 576 с.
44. Русская философия и социология права. – Ростов н/Д: Феникс; Краснодар: Краснодарская академия МВД России, 2005. – 400 с.
45. Степанов И.М. Демократические основы правотворчества в СССР / И.М. Степанов // Советское государство и право. 1960. № 4.
46. Сырых В.М. Теория государства и права. – М.: ЗАО Юстицинформ, 2005. – 704 с.
47. Теория государства и права / отв. ред. В.Д. Перевалов. – М.: Норма, 2004. – 496 с.
48. Теория государства и права / под ред. В.К. Бабаева. – М.: Юристъ, 2007. – 637 с.
49. Червонюк В.И. Теория государства и права. – М.: ИНФРА-М, 2003. – 256 с.
50. Черданцев А.Ф. Теория государства и права. – М.: Юристъ, 2003. – 395 с.
51. Чижов Н. Элементы понятия права. – Варшава: Тип. И. Носковского, 1880. – 194 с.
52. Шевцов В.С. Право и судебная власть в Российской Федерации. – М.: Профобразование, 2003. – 368 с.
