Вначале следует определиться с понятием «крупные державы». Речь идет о небольшой группе государств, численность населения и потенциал ресурсов которых позволяют им оказывать влияние на глобальном уровне, а также о тех странах, которые достаточно уверенно приближаются к статусу мировых держав. Сюда относятся постоянные члены Совета Безопасности ООН (Великобритания, Китай, Россия, США, Франция), а также возможные кандидаты на членство в случае его расширения (Бразилия, Германия, Индия, ЮАР, Япония). Некоторые из указанных государств связаны союзническими обязательствами или даже (как в случае с Европейским союзом) объединены в конфедерацию, что не может не влиять на их позицию и действия на мировой арене.
Крупные державы сотрудничают в разных областях на двусторонней и многосторонней основе, в том числе с Соединенными Штатами, особенно теперь, когда Вашингтон стал прислушиваться к мнению партнеров и более охотно идет на взаимодействие с ними. В Белом доме обнаружили, что большинство, если не все стратегические проблемы необходимо решать коллективно. Остальной мир в свою очередь пришел к пониманию того, что решение любой глобальной проблемы требует участия и одобрения США. При этом вовсе необязательно полностью поддерживать курс Америки либо считать, что она, по выражению Майкла Манделбаума, является «лучшим источником всемирного устройства и управления»[1]. Тем не менее, именно США выступали главным инициатором независимости Косово и противником признания государственности Абхазии, Приднестровья и Южной Осетии. Аргументы России, в соответствии с которыми во время пятидневной войны августа 2008 года Вооруженные силы и миротворцы защищали от нападения грузинской стороны граждан России, попросту игнорировались, хотя сами США в случаях угрозы жизни своим гражданам с международным правом не церемонятся.
Прецедент Косово чрезвычайно важен для понимания роли международных институтов в вопросах существования непризнанных государств на постсоветском пространстве. Политические элиты подчас недооценивают нарастание конфликтного потенциала после одностороннего признания Косово независимым государством некоторыми западными акторами. «Здесь столкнулись международные интересы не только Соединенных Штатов, западноевропейских государств (в среде которых не было единства), России, но и таких важнейших международных организаций, как ООН, ОБСЕ, ЕС, НАТО. В результате их противоречия по поводу Балкан наложились на конфликты между Балканскими странами, и образовалась “гремучая смесь”, способная взорвать не только европейское, но и мировое равновесие. К счастью, этого не случилось, хотя по своей значимости кризисная ситуация после распада СФРЮ вышла далеко за рамки региона и приобрела как общеевропейское, так и глобальное измерение»[2].
Как справедливо отмечает известный отечественный политолог В.В. Лапкин, «претензии Запада, и в особенности США, на особую мессианскую роль распространителя собственной культуры в качестве универсальной, общемировой вызывают оправданную критику не только со стороны представителей незападных народов, но и у ряда авторитетных западных политологов[3]. Существующие на этот счет иллюзии развеиваются по мере того, как усиливается «демократическая агрессия» Запада по отношению к государствам, политически ему нелояльным (Ирак, Югославия). Все более обоснованно звучат сомнения в том, что Запад, и в первую очередь его сегодняшний лидер – США, в должной мере соответствуют требованиям, предъявляемым мировой эволюцией к лидеру процесса глобализации: «положение обязывает», но груз организационно-политических традиций толкает к использованию методов и идеологий имперского господства, которые, будучи принципиально чужеродны принципам глобального миропорядка, в тоже время – в качестве рецессивных признаков – сохраняются в «политическом генофонде» держав – лидеров западной цивилизации»[4].
Мессианский политический дискурс США нашел отражение еще в статье Георга Зиммеля “Европа и Америка во всемирной истории”, впервые опубликованной в 1915 году, в момент, когда пришествие Америки в качестве нового гегемона политические элиты разных стран еще только начинали осознавать[5]. В наши дни главной чертой внешней политики первого и второго сроков нахождения во власти в США администрации Дж. Буша-младшего стал унилатерализм, под которым понимается склонность к односторонним действиям, без учета мнения международного сообщества. Унилатерализм был главной причиной напряженности и разногласий в отношениях США с крупнейшими международными организациями, такими как ООН и НАТО[6].
Понижающаяся роль ООН в разрешении кризисов, в том числе и во время развязанной Грузией агрессии против Южной Осетии, свидетельствует, что системная реформа этой организации давно назрела. В Уставе ООН отсутствует рабочее определение "агрессии" и потому Совету Безопасности ООН по статье 51 предоставляется право решать, что именно следует считать агрессией.
Вместе с тем, несмотря на низкую эффективность ООН за последние годы удалось добиться больших успехов на концептуальном уровне. Например, разработаны важные понятия: «обязанность защищать» и «человеческая безопасность», определяющие ответственность международного сообщества за облегчение людских страданий. По сути, эти понятия вступают в противоречие с безраздельно господствовавшей ранее концепцией государственного суверенитета, который исключал возможность вмешательства международного сообщества. Пути реформирования ООН намечены в рекомендациях Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и изменениям и вытекающих из них предложений Генерального секретаря. На реализацию этих инициатив уйдет немало времени и сил, но даже если их примут, прогресс не будет достигнут до тех пор, пока страны – члены ООН не выразят готовность к сотрудничеству и не предоставят часть полномочий органу международного сообщества. Решающую роль в этом будет играть поведение крупных держав.
Даже в случае неудачи реформирования ООН, многостороннее взаимодействие возможно, необходимо и весьма вероятно. Такие производные современных трансграничных контактов и глобализации, как открытость, взаимозависимость и уязвимость, вынуждают правительства объединять усилия для решения проблем, с которыми им не справиться в одиночку[7]. ООН не может определиться с таким важным принципом как прецедент в признании государств.
На практике некоторыми государствами прецедент мотивируется как необходимость обеспечения национальной и международной безопасности, в том числе и в сфере легитимации существования непризнанных государств. Американский политолог Э. Ротшильд убедительно показала, что на протяжении столетий не раз происходила смена преобладающего смысла, вкладываемого в понятие «безопасность»[8]. В частности, Ротшильд отметила, что до недавнего времени «понимание смысла безопасности заключалось... в представлении о состоянии или цели, конституирующих между индивидами и государствами или обществами»[9]. Окончание «холодной войны» знаменовалось, в частности, пересмотром основополагающих элементов понятия безопасность.
Угроза терроризма и растущие инфраструктурные риски современных экономических систем требуют концептуальных изменений в системах безопасности. «Нынешние системы обеспечения общественной безопасности были созданы для борьбы с системами нападения государств или их коалиций, по крайней мере, с агрессией отчетливо выраженных институтов, с чем-то, что как минимум имеет географически локализуемую институциональную структуру. А против нового класса угроз, против типологически новых, «распыленных» по планете субъектов эти системы не работают, их мощь уходит в песок»[10]. Поэтому использование аргумента «безопасность» не всегда оправдано и скорее затеняет истинные мотивы политических действий, чем их проясняет.
Кроме того, диалектичность термина «безопасность» не всегда сочетается как с интересами взаимодействующих сторон, так и с нормами международного права, а также с гонкой вооружений. К примеру, для поддержки тесных отношений с Суданом, который продает Китаю едва ли не половину всей своей добываемой нефти, Пекин поставляет далеко не демократичному режиму оружие, несмотря на международное давление по поводу геноцида в Дарфуре. Этот пример обеспечения энергетической безопасности актуален и на постсоветском пространстве.
В последнее десятилетие США активно развивают отношения в военной области с Грузией, имеющими важнейшее значение для нефтепроводов, обслуживающих Америку. В этом контексте логично выглядят действия по вовлечению Грузии в НАТО и нежелание применять косовский прецедент к ситуации с признанием независимости Абхазии и Южной Осетии.
Вместе с тем интересы мирного разрешения конфликтов требуют четкого подтверждения всеми сторонами приверженности принципам ОБСЕ о мирном урегулировании споров, о неприменении силы и угрозы силой. Эти два принципа закреплены в хельсинкском Заключительном акте как основа для мирного разрешения конфликтных ситуаций.
Бесспорным остаётся факт влияния ведущих политических акторов как в целом на установившийся мировой порядок, так и на процессы признания/непризнания государств, отколовшихся от метрополий, степень их взаимодействия, понимания, разногласий, противоречий по данному вопросу. В принятии таких решений следует исходить не из личных амбиций и интересов. Деятельность эта многоаспектная, сложная, требует больших усилий и затрат с тем, чтобы не допустить вооружённого противостояния между конфликтующими сторонами, в чём в настоящее время заключаются её проблемы, носящие геополитический характер.
Литература:
- Кайзер К. Взаимоотношения крупных держав в XXI веке // Россия в глобальной политике, 2007, № 5, Сентябрь – Октябрь.
- Юго-Восточная Европа в эпоху кардинальных перемен / Под ред. А.А. Язьковой. -М.: Весь мир, 2007. С. 15.
- Хантингтон С.П. Запад уникален, но не универсален // МЭИМО, № 8, 1997, с. 90-91.
- Лапкин В.В. Универсальная цивилизация: болезнь роста и ее симптомы / Политические институты на рубеже тысячелетий. XX - XXI в. -Дубна: Феникс+, 2001. С. 14.
- Зиммель Г. Европа и Америка во всемирной истории // Прогнозис, 2007, № 3.
- Киреев Т.В. США и международные организации в зеркале американской прессы // США: проблемы внешней и внутренней политики, истории культуры. Сборник статей молодых ученых. -М., 2007. С. 32 – 58.
- Кайзер К. Взаимоотношения крупных держав в XXI веке // Россия в глобальной политике, 2007, №5сентябрь-октябрь.
- Rothschild E. What is Security? // Daedalus, 1995. Summer. P. 60-65.
- Rothschild E. What is Security? // Daedalus, 1995. Summer. P. 60-65.
- Неклесса А. Террор и антитеррор в меняющемся мире Системы безопасности, основанные на бюрократии и тотальном контроле, оказались неадекватны новым угрозам // Независимая газета, 2004, № 209 (3322) 28 сентября.
