Появление философии управления именно в XX веке было обусловлено спецификой самого феномена управления и изменением его места в культуре в процессе становления современного общества. Первоначально не было принципиального различия между понятиями "управление" и "власть", оттого, что сами эти культурные явления существовали в тесной взаимосвязи. Поэтому понимание специфики феномена управления может быть сделано только на основании выявления его отличия от феномена власти, исследование которого имеет более длительную историю и более глубокую разработанность.
Для традиционного общества была характерна сакральная концепция власть, возводящая право на нее того или иного человека или группы лиц к той или иной сверхчувственной реальности: богам, Богу или мировому закону (как, например, в Китае). В этом случае управление являлось естественным элементом власти и не воспринималось в качестве самостоятельного феномена. Если вопросы управления в философии и поднимались, то не как вопросы его объяснения, а как совокупность рецептов правильного управления, которое являлось правильным, потому что или соответствовало этическим нормам (Конфуций) или же было эффективным (легисты, Н. Макиавелли). Это и понятно в ситуации, когда реальная власть в обществе принадлежит вполне определенным институтам (даже в случае "теневой власти" она тоже осуществляется через них), и эти же институты обладают исключительным правом управления, прямо вытекающим из права на власть.
Традиционная концепция легитимности сменяется современной, где обладателем верховной власти считается народ, начиная с эпохи европейского Нового времени, и показательно, что именно тогда Т. Гоббс делает первую специальную попытку определить понятие "власть". В его понимании власть человека "…есть его наличные средства достигнуть в будущем некоего видного блага и является или естественными, или инструментальными" [2, с. 31]. Как видно уже из этого определения, Т. Гоббс понимает под властью возможность достижения некой цели, понимаемой как благо. Дальнейшая дискуссия в европейской философии и феномене власти привела к формированию достаточно широкого спектра позиции относительно ее сущности. Для М. Вебера власть – это "…вероятность того, что актор будет в состоянии реализовать свою волю в социальном отношении вопреки сопротивлению…" [13, с. 152]. Для сторонников, так называемой "секционной (групповой) концепции власти" (Э. Гидденса, Р. Даля, Д. Картрайта, Х. Лассуэлла и др.) власть – это "асимметричное отношение, включающее актуальный или потенциальный конфликт между индивидами. Она возникает в тех социальных взаимодействиях, где один из субъектов обладает способностью воздействовать на другого, преодолевая его сопротивление" [5, с. 28]. В свою очередь "Бэкрэк и Бэрэтц указывают, что власть не является принадлежностью субъекта, а представляет собой отношение между субъектом и объектом" [5, с. 35]. Они же "…не относят силу, авторитет, влияние или манипуляцию к формам власти…" [5, с. 35]. Для С. Льюкса не является значимым наличие конфликта между субъектом и объектов власти, но в качестве существенного он выделяет способность заставить человека действовать вопреки своим интересам [5, с. 36]. Не соглашаясь с П. Бэкрэком и М. Бэрэтцом, он утверждает, что "…высшая и наиболее коварная форма осуществления власти - это предотвращение, в той или иной степени, возможного недовольства людей путем формирования у них таких восприятий, знаний и преференций, которые обеспечили бы принятие людьми своих ролей в существующем порядке - в силу того, что они не видят альтернативы этому порядку, или потому, что считают его естественным и неизменным или же божественно предопределенным и выгодным…" [12, с. 24], то есть признает манипуляцию формой власти.
Вообще, проблема того, относятся ли "скрытые" методы воздействия к феномену власти или ее следует ограничивать только сферой применения насильственных методов воздействия, является одной из наиболее дискуссионных в современной кратологии, и хотя имеется явная тенденция расширения понятия власти на все формы влияния, до возникновения консенсуса по этому поводу еще далеко.
Гораздо важнее то, что власть во всех этих интерпретациях трактуется как возможность (вероятность, способность, потенция) осуществлять такое воздействие. В этом отношении, пожалуй, сходятся основные теоретики, исследовавшие этот феномен. Так же наибольшую значимость приобретает позиция (С. Льюкс, П. Бэкрэк и М. Бэрэтц), согласно которой власть является не свойством субъекта в определенной общественной, системе, а особым ассиметричным типом отношений между субъектом объектом власти, основанным на подчинении. При этом эти отношения иногда понимаются как взаимоотношения, подразумевая наличия в них элемента добровольности со стороны субъекта (например, у П. Блау [11, с. 294]).
Но если в кратологии по-прежнему сохраняется преимущественное истолкование феномена власти, как связанного с прямым насилием, с системой наград и наказаний, то феномен управления с самого начала его активного философского осмысления понимался более широко, хотя и в определении этого понятия нет однозначной, общепринятой трактовки.
Для Ф. У. Тейлора, управление – это деятельность, направленная на достижение максимальной эффективности [8]. В школе человеческих отношений (Э. Майо, А. Маслоу, Р. Лайкерт, К. Арджирис и др.) управление – это процесс достижения общих целей работников организации. Некоторые исследователи (А. Д. Урсул [9, с. 163], Ю. К. Плетников [7, с. 203-204]) понимают управление как манипулирование информацией. Для О. Ф. Шаброва управление – это "…взаимодействие двух сторон, одна из которых является по отношению к другой управляющей, т.е. принимающей реализуемые решения" [10]. Широко распространенной считается и позиция, согласно которой сущность управление связано с достижением определенных целей, которые и подразумевается достигнуть в процессе его осуществления [1, с. 26 – 32; 4, с. 19 – 26; 6, с. 76 –80].
Несмотря на разнообразие интерпретаций здесь, как и в случае с властью, тоже можно выделить общие черты. Во-первых, в отличие от власти, управление связано не с отношениями, а с деятельностью (процессами, осуществляемыми кем-то в системе функциями). Во-вторых, оно заключается не в возможности влияния, а в самом влиянии (т.е. если субъект не осуществляет никакого влияния на объект, хотя может его осуществить, то говорить здесь о власти можно, а об управлении нельзя). В-третьих, для управления ключевое значение имеет цель, ради которой, собственно говоря, и осуществляется данное управление, для феномена власти определение цели не является существенным, что, в общем-то, непосредственно вытекает из двух предшествующих пунктов различия. В-четвертых, управление не связывается исключительно с прямыми формами принуждения, как власть, но этот пункт различия существует по отношению не ко всем трактовкам понятия "власть" и, возможно, будет постепенно преодолен в современной философии, а потому мы будем считать существенными только первые три.
В традиционном обществе, где власть основывается на сакральной концепции легитимности, можно считать управление актуальной реализацией власти, а власть – потенциальной возможностью управления. При этом цели управления являются прерогативой лица, облеченного властью, хотя и в рамках существующей в обществе традиции, т. е. не могут быть предметом социальной дискуссии. Дискуссия может касаться только методов, приемов, способов управления, которые также зачастую закреплены в традиции, что и приводит к невозможности выделения управления в качестве самостоятельного предмета философского анализа.
Такая возможность появляется по мере развития демократических институтов в обществе, становления современной концепции легитимности (где носителем власти считается народ) и формирования представления, согласно которому государственный чиновник (в т. ч. и глава государства) не является первичным обладателем власти, но всего лишь выразителем власти народа, то есть управляющим ("наемный менеджер" в западной терминологии).
Когда субъект управления в государстве становится отличным от субъекта верховной власти, появляется возможность для дискуссии о целях управления, о его границах, о правах обоих этих субъектов, что и формирует предметное поле философии управления. Усиливает эти явления и произошедшее в экономиках наиболее развитых западных стран в середине XX века массовое разделение обладателей собственности и управленцев, получившее в социологической мысли название "революция менеджеров".
Но это не единственная причина становления управления как самостоятельного культурного явления, отличного от власти. Понимание управления как актуализации власти возможно, только если управление обществом осуществляется посредством институтов, обладающих признанной в обществе легитимностью. Но в демократическом обществе управлять общественными процессами могут не только легитимные институты, через которых реализуется государственная власть. Конкурентная политическая среда формирует возможность для осуществления подобного управления и субъектами не связанными с системой государственной власти и в этом случае управление проявляется как полностью самостоятельный культурный феномен.
В этом случае уже не власть порождает управление, а возможность управления создает ситуацию в которой можно говорить о существовании "фактической власти", т. е. управления как бы порождает власть.
Собственно говоря, именно осознание этого факта и приводит к тому, что ряд исследователей в XX веке начинают понимать под властью всякую возможность управления, а не только ту, которая связана с органами государственной власти, т.е. непосредственно обладает правом принуждать человека к выполнению тех или иных действий.
Безусловно, аналогичные процессы, когда фактическая возможность управления порождала фактическую власть, отличную от легитимной, наблюдались и в традиционном обществе, но тогда они не имели общесоциального, общекультурного характера, что и затрудняло обнаружения и осмысление этого явления.
Но если феномены управления и власти в современной философии достаточно разделены, то возникает новая проблема, связанная с наметившимися тенденциями подчинять понятие "управление" понятию "самоуправление". Представление об обществе как об органичном целом, регулирующем и направляющем собственное развитие, понимание власти и управления, как феноменов, первоначально возникших вследствие самоорганизации общества, осознание того, что субъект управления, с одной стороны, осуществляет свои функции на основании санкции, выданной субъектом высшей власти народом (т. е. обществом), а, с другой стороны, сам является "продуктом" общества приводит к мысли о том, что посредством управления реализуется общественное самоуправление.
Вместе с тем, редукция управления к самоуправлению, при справедливости всех указанных обстоятельств, не является теоретически допустимой, так как особенности существования общества как объекта управления и как субъекта самоуправления принципиально различны. Во-первых, общество не обладает собственной властной или управленческой воли, оно состоит из множества субъектов с весьма разнообразными взглядами и представлениями. Во-вторых, общественная воля может быть выражена только посредством определенных индивидов, вокруг предложений которых и может только сложится социальный консенсус, т.е. само общество в целом – безгласно. В-третьих, влияние общества на непосредственное управление весьма ограничено процедурно, в большинстве стран существует определенный регламент, в соответствии с которым население производит отбор и ротацию управляющих, но сама определенность этой процедуры делает управленческий аппарат автономным от населения.
Таким образом, управление выступает весьма самостоятельной частью системы общественного самоуправления, хотя, безусловно, оно и действует в рамках, которые задаются обществом. Причем оно выступает наиболее важным элементом данной системы, так как (1) процессы управления в отличие от процессов самоуправления являются целенаправленными; (2) именно управленец формулирует конкретные стратегии общественного развития или решения определенных проблем, из которых потом выбирает общество (т. е. процессы управления креативно-рефлексивны), в то время как самоуправление скорее ориентировано на сохранение сложившегося положения вещей (т. е. консервативно); (3) управление носит ярко выраженный субъективный стиль (т.к. его субъектом выступает некоторое лицо или ограниченная группа лиц), в то время как самоуправление преимущественно безлично (именно в управлении реализуется пресловутая "роль личности в истории"); (4) субъект управления может иметь собственные цели, отличные от целей общества, что создает предпосылки для существования проблемы соответствия целей управленческой деятельности интересам общества.
Отсюда можно сделать вывод о том, что управление в культуре занимает вполне определенной место. Во-первых, оно является элементом системы общественного самоуправления, который характеризуется максимальной креативностью, активностью и субъективностью, именно им вырабатываются и практически реализуются цели управления обществом [1, с. 26 – 32; 3; 4, с. 19 – 26; 6, с. 76 –80]. Во-вторых, цели управления являются общими целями общества, или хотя бы постулируются в качестве таковых (школа человеческих отношений и В. С. Диев [3], по нашему мнению, несколько идеализирует действительность, предполагая, что выдвинутые цели управления всегда являются общими для всех элементов объекта управления). В-третьих, в значительной мере управляющая деятельность является информационной, но не всегда информационная составляющая доминирует, как это считают, к примеру А. Д. Урсул [9, с. 163], Ю. К. Плетников [7, с. 203-204]. В-четвертых, важнейшим критерием управленческой деятельности выступает эффективность [8], т.е. способность достигнуть цели с минимальным количеством затрат. В-пятых, вместе с тем, так как объектами управления являются люди, эффективность не может истолковываться чисто механистически, практика современного управления, в первую очередь японского, показывает, что создание условий, при которых управляемые разделяют цели управления и считают их своими, ведет к значительному повышению эффективности. В-шестых, управленческая деятельность реализуется посредством того, что субъект управления инициирует совершение объектом управления некоторых действий, которые в перспективе должны привести к реализации целей управления. В-седьмых, управление может быть актуальной реализацией власти, признанной в данной общественной системе, но может возникать и как самостоятельный феномен в лакунах социальной системы (в данном случае мы можем говорить о возникновении "фактической власти").
Библиографический список
1. Атаманчук Г.В. Теория государственного управления. М., 1997.
2. Гоббс Т. Левиафан или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. – М., 2001.
3. Диев В. С. Феномен современного управления с позиций науки и философии //http://www.philosophy.nsc.ru/journals/philscience/11_01/06_diev.htm
4. Кнорринг В.И. Теория, практика и искусство управления. М., 1999.
5. Ледяев В. Г. Власть: концептуальный анализ. - М., 2001.
6. Могилевский В.Д. Методология систем. М.,1999.
7. Плетников Ю.К. О природе социальной формы движения материи. М., 1971.
8. Тейлор Ф. У. Принципы научного менеджмента // http://www.improvement.ru/bibliot/taylor/index.shtm
9. Урсул А.Д. Информация. М., 1971.
10. Шабров О. Ф. Эффективность политического управления (системно-кибернетический подход) // http://virmk.narod.ru/U-DISCIPLINA/pol-upravlenie/U-posobie/effekt-upr.htm
11. Blau P.M. Differentiation of Power // Political Power: A Reader in Theory and Research / ed. by Roderick Bell, David V. Edwards, arid R. Harrison Wagner. New York: The Free Press; London: Collier-Macmillan, 1969. P. 293-308.
12. Lukes S. Power: A Radical View. Basingstoke and London: Macmillan, 1974.
13. Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. New York: Oxford University Press, 1947.
