В исследовании отношений Российской Федерацией и официальным Брюсселем всегда было несколько вопросов, к которым исследователи относились с большой долей внимания. В ряде случаев вопросы касались острых и актуальных аспектов взаимоотношений для одной из стран, но Калининградский вопрос, казалось, всегда был и во многом остается острой темой для политического взаимодействия между Россией и национальными столицами Европейского Союза, Россией и официальным Брюсселем. Обе стороны смотрят на регион каждая со своей стороны, усматривая в нем окно возможностей для взаимодействия и потенциальную геополитическую угрозу. Обострение отношений между Российской Федерацией и Европейским Союзом на фоне «войны санкций» 2015–2016 гг. не могло не оказать влияния на восприятие «Калининградского вопроса» и для российских и для зарубежных исследователей международных отношений. В глазах же политиков регион вновь стал менять свое значение от «гавани возможностей» и «экономического центра влияния» до «острова в окружении врагов».
Вместе с тем в сегодняшнем восприятии региона нет ничего нового, что бы уже не говорили и не писали о Калининграде, причем от части призраков восприятия прошлого Калининград уже научился избавляться. И для преодоления разрыва восприятия региона Калининград как никогда вновь нуждается в переоценке своего положения и своих возможностей в новой экономической и политической реальности. В настоящей работе предпринята попытка анализа изменения отношения исследователей к вопросу положения Калининграда на карте современной политической Европы. Для этих целей было проведено исследование по подбору и выбору наиболее популярных публикаций, отражающих наиболее распространенную оценочную позицию в соответствующий период в ведущих российских исследовательских журналах, а также монографий на заданную тему. Среди проанализированных материалов преимущественно были учтены работы, опубликованные в ведущих журналах, среди которых Полис, Международная жизнь, Балтийский Регион, Россия в глобальной политике, Мировая экономика и Международные отношения и ряд других журналов, а также публикации региональных издательств Санкт-Петербургского, Нижегородского и Калининградского университета.
Ввиду исторического развития можно условно выделить несколько периодов, связанных с переоценкой роли Калининграда в отношениях между Россией и Европейским Союзом. С большой долей уверенности можно говорить о формировании качественного перехода от постсоветской модели противопоставления к геополитической и отчасти конструктивистской схеме мышления. Логика также подсказывает необходимость выделить несколько отдельных периодов, связанных в первую очередь с системой политического и экономического присутствия России в изучаемом регионе. Выделение же периодов помогает расставить акценты на изменение в вопроса восприятии в разные периоды времени, хотя и обладает значительной долей условности. На первый период приходится отрезок с 1992 по 1999 гг., условно ограниченный окончанием президентства Б. Ельцина. Указанный период характеризуется качественными изменениями в российском обществе, а также реорганизацией экономики страны. Последующий период с 2000 по 2008 гг. условно связан с периодом экономического благоденствия при президентстве В. Путина, упрочнением внешнеполитической позиции России и началом большего участия России в таких международных конструктах, как Балтийский Регион. Этот период связан с восстановлением роли государства и институтов государства в регионе Калининграда, реорганизацией хозяйственной и политической жизни. Наконец, третий период с 2009 по 2015 гг. связан с развитием политической и экономической стагнации в центральной России и, как следствие, в регионе Калининграда. Также период может быть определен как сложный в плане нарастания противоречий между Россией и прочими странами региона.
В статьях середины и конца 1990х отмечаем доминирование сравнительных исследований, оценивающих различия в существовании региона в поздне-советский период и подведение итогов первых 5–6 лет 1990х гг., а также учитывающих особенности геополитического расположения региона. Так В.Абрамов, А.Анисимов и В.Ивченко отмечает «типичность региона» в сравнении с другими регионами СССР. Специфической чертой называлась особая милитаризация региона. С политико-экономической точки зрения доминантами развития общества были представители элиты морского рыболовства и Калининградского машиностроения, которые формировали общую лояльность режиму. На рубеже 1990–1992 годов в регионе начали формироваться «европейские» центробежные настроения, связанные с ослаблением экономической роли центра с одной стороны, снижением престижности института армии, а также усилием роли экономически независимых акторов. При этом популистская угроза отделения от России подогревалась экономической несостоятельностью центра. Это и формирует «калининградскую мечту»: осуществлять экономическую и политическую независимость от Москвы при сохранении культурной и традиционной близости и связности с Россией. В практическое русло эти измерения будут подталкивать руководство Калининграда предложить использовать функционалистскую модель экономического развития, связанного с формированием свободной экономической зоны в Калининградской области, подчинив ее, подобно европейским инициативам 1950-х гг., принципу постепенного поэтапного развития интеграции в международные экономические отношения (spill-over).
Идея разделения политических и экономических ценностей прослеживается и в работах Г. Федорова, Ю. Зверева, В. Корнеевец, которые отталкиваясь от сопоставлений прошлого и настоящего, и предлагают в середине 1990-х гг. отказаться от сепаратистских рассуждений в пользу развития экономической независимости региона с одной стороны и формирования «окна возможностей» для основной России осуществлять диалог с Европейским Союзом при посредничестве Калининградской области. При этом исследования Г. Федорова констатируют уже в конце 1990-х гг. возрождение опасений приграничных регионов, преимущественно Прибалтики, ввиду сохраняющейся высокой милитаризации региона. Утверждается, что Калининграду свойственна российская культурная традиция и он, как регион, не может быть культурно адаптирован к восприятию других стран, а значит, не обладает реальным потенциалом к отделению от России. При этом указывается, что у ЕС также нет оснований подозрительно относиться к региону: страхи необоснованные, а Калининград является регионом преодоления последствий Холодной войны. Характерно, что в работах середины-конца 1990-х гг. нередко отмечается развитие прочных связей региона с Данией, Швецией и Финляндией. В работах В. Корнеевец, А. Бондаря, Д. Ланко, К. Худолея также встречается указание на обоснование явления Балтийского региона и «участия Калининграда в этом явлении, как неотъемлемой части». [1; c.72] Характерно, что в середине-конце 1990-х о Балтийском регионе чаще говорят как о многостороннем развивающемся интеграционном процессе, а позднее будут указывать как на сложившееся явление.
Концепция устойчивого Балтийского региона с участием России в этом процессе выстраивается к концу 1990-х гг. на совмещении 2х основных подходов в формировании дальнейшего сотрудничества: институциональном, включающем в себя вхождение агентов региона во все структуры Европейского Союза, и экономико-геополитическом, предполагающем формирование вокруг России особого экономического пространства, включающее прежде всего заинтересованные в интеграции страны ближнего зарубежья, входившие раньше в СССР, а, возможно, и не только их. К концу периода президентства Ельцина в работах разных исследователей находим устойчивую оценку Калининграда, как региона, всегда имеющего стратегическое значение: «окном» России в Европу. Здесь различные авторы видят возможности для вхождения в единую транспортную и энергетическую инфраструктуру, формирующуюся вокруг Балтийского моря, для создания зон приграничного сотрудничества и хозяйственных комплексов, включающих территории соседних (в том числе по морю) стран. Есть предпосылки для осуществления совместных исследовательских, образовательных и культурных проектов.
Г.Федоров и В.Корнеевец отдельно указывают на важность присутствия в Балтийском регионе России: «Без участия России сотрудничество в Балтийском регионе было бы не столь эффективным, как это возможно…», «Северо-Запад, Калининградская область, имеют необходимый потенциал для участия в процессах международной экономической интеграции». [3; c.16] Геополитическое моделирование подсказывает авторам слабые и сильные стороны региона, а также наличие угрозы экономической, транспортной, энергетической оторванности. При этом главными доминантами, способными обеспечить рост сохраняются возможности быть форпостом внешнеэкономической деятельности, благоприятное содержание возрастной структуры населения, высокий уровень квалификации кадров, возможности развития за счет безвизового режима посещения соседних стран.
Содержательно, к концу 1990-х Калининград представляется российским исследователям ценным регионом с особым потенциалом. В статьях, например, В. Утукиной находим детализацию развития сферы высшего образования в регионе на пути к интеграции к европейской модели образования. Отмечается, что начиная с 1991 года, начинается процесс развития международного сотрудничества российских высших учебных заведений. В этом процессе развития принимают активное участие высшие учебные заведения Калининграда (КГУ, КГТУ, БГА). Европейский Союз оказывает поддержку по созданию «обществ, основанных на политических свободах и экономическом процветании» по линии программы «Тасис», а также «Темпус-Тасис» для реформирования учебного процесса.
В. Ивченко указывает слабые стороны особого положения Калининграда и всерьез возвращает в научный дискурс вопрос о необходимости экономического возвращения России в эксклав, пока он полностью не растворился в бизнесе соседних регионов. У А. Сергунина находим оценки действий федерального центра, когда Москва в 1996 г. через представительство МИД в Калининграде практически открыто препятствовала «излишне самостоятельным инициативам местных властей», связанным с чрезмерным, по мнению столицы, политическим братанием с соседними государствами, формируя опасные посылы для восприятия населением большей близости с Польшей и Германием, чем с Россией. Вместе с тем Ивченко формулирует вопросы, связанные с состоянием военной обеспеченности региона с учетом вывода в Калининград военных частей из Прибалтики после распада СССР. С точки зрения политического вектора разные авторы отмечают особое влияние резолюций Европейского Парламента от 9 февраля 1994 г. Балтийской Ассамблеи о демилитаризации Калининградской области от 13 ноября 1994. Эти документы символизируют начало расхождения в отношениях между Россией и странами Балтии, а также первые попытки одностороннего политического давления. Этот тезис подхватывают и политики, он используется в предвыборной риторике Б. Ельцина и позднее ложится в основу необходимости политического присутствия и поддержки русскоязычных соотечественников в странах Прибалтики. Масла в огонь подливают призывы немецких и польских политиков рассмотреть вопрос демилитаризации области, на что ряд исследователей отзываются негативно (В. Егоров, Г. Федоров).
Конец 1990-х формирует новое восприятие роли Калининграда. Из вопроса российской внутренней политики вопрос обеспеченности и жизнеспособности Калининграда становится вопросом международных отношений, причем Россия стремится обсуждать его преимущественно не со странами Балтийского региона — странами Прибалтики, — а с воспринимаемым центром политической и экономической силы — Брюсселем. При этом характерно, что расширение НАТО становится эмоциональным шоком для политической элиты России. Так, А. Сергунин пишет, что «новая геополитическая ситуация диктует совершенно иную направленность внешнеэкономической и военно-стратегической деятельности России в регионе Прибалтики». [2; c.76] Государства Центральной и Западной Европы по мнению исследователей и политиков оказываются искусственно отделенными от России многими новыми границами и таможенными барьерами. Иногда, такого рода отделения носят политический характер: популярен пример замораживания отдельными странами т. н. транспортной магистрали Via Baltica до Калининграда и Санкт-Петербурга. Авторы нередко указывают на то, что Калининград осознает риски, связанные с эксклавным положением, и, как следствие, местные власти используют территориальные проблемы для давления на центр, с тем, чтобы добиться большей автономии или больших ресурсов, отмечая наличие как внутрироссийских, так и иностранных сил, выступающих за возвращение Калининградских территорий их прежним владельцам. А.Сергунин вступает в заочную полемику о возможностях большей независимости от центральной России с Т. Зоновой, которая приводит примеры решения проблемы Калининграда в рамках наднациональной модели по образцу Тирольского Еврорегиона: объединяющего итальянские провинции Тренто и Больцано с австрийскими землями Тироль и Форарльберг, Еврорегиона «Померания», предусматривающего интеграцию немецких и польских территорий по обе стороны границы Одер-Нейссе с возможным подключением к нему датчан и шведов. Так же звучит идея Ганзейского Еврорегиона с центром в Калининграде, призванного объединить некоторые русские, прибалтийские, немецкие и скандинавские территории. Нередко звучит понятие особой «политической субъектности» Калининграда, вроде бы не нарушающей суверенитета России, но создающей опасное восприятие.
Об угрозе перерастания экономической опасности в политическую опасность отдаления Калининграда от центральной России находим и у В. Шумейко. Автор отмечает, что развитие экономической безопасности связано с преобразованием в ее хозяйстве и, как следствие, развитие собственно внутриполитических интересов России в Калининградской области непосредственно связано с необходимостью внешнеполитических усилий обеспечения территориальной целостности региона. Автор предлагает вернуться к концепции свободной экономической зоны с участием, как Европейского Союза, так и России, намекая на модель Гонконга. В статьях же А. Анисимова находим противопоставление мнению В. Шумейко: автор указывает на значимое участие отдельных государств и их внешних политик в развитии региона. Так отмечается, что в отношениях с Германией без участия официального МИД России внимание ФРГ к Калининграду повышается: именно из Германии поступает большая часть иностранной гуманитарной помощи. Особую активность в области развивает МВД ФРГ, которое периодически пытается навязать обсуждение темы переселения немцев в Калининград. При этом расширяется сотрудничество области с отдельными землями ФРГ, просматривается стремление Германии постепенно усилить здесь свое экономическое присутствие. Усиливается сотрудничество между крупнейшими банками Германии и банками Калининграда. В части отношений с Польшей Калининград представляется ключевым транспортным центром, реализующим свои возможности под патронажем польского бизнеса. В отношениях же с Литвой отмечается наличие экономического перекоса, а также набор серьезных претензий к транспортной экономике в сотрудничестве. Это касается не только вопросов транзита российских граждан и грузов, но и вопросов энергетического транзита. Вместе с А. Сонгаль авторы указывают на чрезмерное развитие трансграничных проектов, подменяющих международное сотрудничество столиц сопредельных государств.
Уход Б. Ельцина и приход В. Путина на пост Президента России связан в для России в первую очередь с началом периода благоприятного роста, вызванного конъюнктурным ростом цен на энергоносители. По мере расширения возможностей бюджета Россия начинает более интенсивно работать с регионами, сворачивая на практике постперестроечный посыл «берите суверенитета сколько хотите». В статье А. Кузнецова 2001 года находим оценку состояния отношений Калининграда с сопредельными государствами, обозначенный как «треугольник благососедства». Автор отмечает «особенно хорошие отношения» Калининградской области с Литвой. Так, в течение четырех лет отсутствовали жалобы, как с российской, так и с литовской сторон, на действия литовских и, соответственно, российских властей на границе»[4; c.105].
Вместе с тем наряду с некоторыми другими авторами А. Кузнецов отмечает, что вопрос Калининграда становится отдельным вопросом и повесткой дня для внешнеполитических ведомств. «Бархатный занавес» (или серая линия), то есть государственная граница на Северо-Западе Европы, становится все более труднопроходимой. Латвия и Эстония желают остановить безвизовые посещения жителей приграничных районов, объясняя это угрозой национальной и европейской безопасности. Принятие Шенгенских aquis, отмечает Н. Кошевская, ставит крест на соглашениях 2003 года об упрощенном транзите через Литву. Также автор пишет о сложности получения касающейся Калининградской области информации от Комиссии Европейского Союза и от соседних России государств об их переговорах с Европейским Союзом. Так, России было отказано в предоставлении информации о переговорах о вступлении Польши в ЕС. С другой стороны, находятся и исследователи, отмечающие положительные стороны структурных изменений в регионе. Так Д.Кацы отмечает позитивную сторону окончательного «окруженяе» региона Европейским Союзом: по мнению автора это лишь «покажет людям в Калининграде, как организована их жизнь сейчас и какой ей «следует» быть». Согласно автору, Калининградская область отстает от соседствующих регионов и не может пока успешно интегрироваться в систему региональных и глобальных взаимосвязей, развивающихся в регионе Балтийского моря. Нужно сделать, чтобы такая интеграция проходила успешно, повысить жизненный уровень населения и снизить негативные социальные последствия. То, каким образом будет решаться Калининградская проблема, станет ориентиром для многих субъектов РФ.
2000 годы приносят и принципиально новые идеи. Так О. Кузнецов, В. Мау, С. Медведев пишут о возможности интеграции Калининградской области в структуры ЕС и, очевидно, о формировании институтов некого нового типа. И хотя в основополагающих документах ЕС не предусмотрена возможность постепенной интеграции страны посредством постепенно включения в структуры ЕС и ее отдельных территорий, сотрудничество с европейскими структурами, по мнению авторов, возможно. Среди таких направлений ориентация на опосредованные инвестиции со стороны структурных фондов ЕС. Калининградская область должна стать реальным соединительным звеном в интеграционном сближении России и объединяющейся Европы в продвижении российской продукции в страны ЕС, а современных производств и рыночных институтов — в новую Россию. О твердо выбранном направлении в эту сторону пишут И. Меламед и А. Дягилев, выстраивая логическую последовательность из различных международно-правовых документов и событий: Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (1994- 1997), начало сотрудничества в рамках встреч Совета по сотрудничеству ЕС — Россия (1998г.), Общая стратегия Евросоюза в отношении России (1999г.), Стратегия развития отношений Российской Федерации с Европейским Союзом на среднесрочную перспективу 2000–2010гг., сообщение Европейской комиссии «Евросоюз и Калиниград» (2001г.) и сообщение Европейской комиссии об отношениях с Россией(2004г.). Инициатива по включению Калининградской области в пространство европейского сотрудничества, сформированная во время председательства Финляндии, также рассматривается как подтверждение возможного институционального развития отношений. Вместе с тем остается открытым вопрос о достижении обеспечения национальных интересов и безопасности РФ в Калининградской области, которое создавало бы условия, исключающие опасность ослабления роли и значения области, как неотъемлемой части РФ. Но как найти такой баланс на фоне интенсификации интеграционного движения вокруг Калининграда?
Целая группа исследований середины 2000 годов вновь обращается к оценке экономического потенциала региона и связана с актуализацией реорганизационных возможностей экономики области. В. Жданов цитирует первого заместителя главы администрации Калининградской области М. А. Цикеля, который в свою очередь отмечает возникающие риски развития интеграции вокруг Калининграда с одной стороны и риски, связанные с заградительными изменениями для граждан Калининграда. При этом ответ на вызовы момента может дать только федеральный центр России: финансами и инвестициями. М. Дударев утверждает, что основной проблемой в этой связи является отсутствие правового механизма реализации «Европейской рамочной конвенции о приграничном сотрудничестве территориальных сообществ и властей», ратифицированной в полном объеме Россией лишь в 2008 году. Указывается на эксклавное положение и проблему реализации конституционных гарантий о единстве российского экономического пространства, свободном перемещении товаров, услуг и финансовых средств. Вместе с тем за период с 1992 по 2007 годы внешнеторговый оборот области вырос практически в 43 раза, было создано около 2.5 тысяч предприятий, многие из которых оперируют полностью иностранным капиталом. Однако их работа направлена в основном на российский рынок, так как отсутствует благоприятствующий доступу калининградского товара на европейский рынок таможенный и внешнеторговый режим. Сопоставляя Калининградскую область со странами ЕС и с другими регионами России, картина получается абсолютно противоположная. По отношению к регионам России, область специализируется на обработке импортного сырья и полуфабрикатов, транспортных услугах, и является более развитой экономически. По сравнению со странами Евросоюза, область является поставщиком сырья и полуфабрикатов преимущественно из России для дальнейшей переработки на Западе, и является экономически отсталой. Диспропорции в экономическом развитии Калининградской области и ее непосредственных соседей начали стремительно нарастать в 2000-х годах, когда Литве и Польше, как странам — кандидатам на вступление в ЕС, был обеспечен доступ к специальным программам Евросоюза. Преодоление данных диспропорций предлагается искать с одной стороны в интенсификации лоббистского присутствия Калининграда в российских столицах и Брюсселе (Д. Леви), а с другой стороны, в расширении зоны свободной торговли и совместном с Европейским Союзом развитии данной интеграционной модели (М. Дударев). Впоследствии отдельные исследователи предложат и другие решения, включающие интенсификацию геополитических возможностей Калининграда, как продолжения проекта Шелкового Пути из Китая в Европу или регионального представительства Евразийского Экономического Союза. К таким исследователям отчасти принадлежит Л. Карабешкин. Под вниманием Л. Карабешкина находится совместный политико-экономический проект России и ЕС в Калининграде. В этом контексте автор отмечает вновь актуальную возможность потери контроля над формированием повестки дня и принятия необходимых России решений, что может подорвать суверенитет России в регионе. Россия отстает в развитии в Калининграде в то время, как территориально соседние регионы стран ЕС становятся более привлекательными и для экономических акторов и для россиян.
Следует учесть также позиции Бельгии и Литвы в калининградском вопросе в 2000-е годы. Так, линию, которой вышеуказанные страны придерживаются, Л. Карабешкин называет элементом «стратегии естественного отторжения Калининградской области от России». «Калининградская область выведена за скобки единого визового пространства России, гомогенность которого оказалась нарушенной» [5;c.9]. Автор считает, что России следует принять решение, которое заключалось бы в ограничении возможностей трансграничного сотрудничества для Калининграда и/или в постепенном выравнивании условий сотрудничества для других регионов России.
Вместе с тем в 2000 годы немаловажной проблемой в отношениях ЕС и России становится визовая итранзитная проблема Калининградской области. Эскалация интеграционного движения в Европе приводит к тому, что то, о чем хмуро писали эксперты в конце 1990х гг., в 2000-е годы становится реальностью. Многие авторы упоминают соглашение об упрощении выдачи виз подписанное Россией и Евросоюзом 25 мая 2006 года. Например, Войников В. в своей работе отмечает данное событие как позитивную тенденцию в отношении визового вопроса, но отмечает множество недоработок. В частности, серьезные проблемы с получением виз лицами, не совершающими служебные поездки в Калининградскую область. Статья соглашения 2006-го года распространяется преимущественно на лица, совершающие служебные поездки, но никак не затрагивает граждан, которые, не преследуют служебные цели. Также соглашение по факту не упрощает визовый режим, а упрощает саму процедуру выдачи виз, так как порядок получения шенгенских виз регулируется в основном национальным законодательством, т. е. не является частью визовой политики Европейского Союза. Переговоры о безвизовом пространстве также зашли в тупик, хотя аналитики прогнозировали разрешение этого вопроса как минимум к 2007-му году.
Е. Винокуров отмечает, что несмотря на тесные связи между федеральным центром и регионами России, калининградская экономика тесно связана с Европой и не должна отделяться от нее искусственным образом. Помимо того, что диалог России — ЕС будет превалировать в решении судьбы Калининградской области, а регион будет оставаться в заложниках отношений «большой» России с «большим» ЕС. Безопасность же, особенно по второй половине 2000х годов, станет ключевым аспектом переговоров, вторит Е. Винокурову Е. Абрамова.
В начале второго десятилетия XXI века в научной среде активно обсуждается вопрос, каким будут отношения России и ЕС в будущем. Из исследований Н. Кошевской, В. Дыханова, В. Колосова, О. Вендиной, А. Красовского, Г. Чмыхова, Д. Тренина, Т. Бордачева, можно вынести три основных сценария: превращение Калининграда в военный форпост, экономическая конкуренция ЕС и России за Калининград на фоне политического «статус кво» и стремительно угасающая идея заинтересовать Москву институциональным взаимодействием ЕС и России для совместного развития региона. Что характерно выводы рассматриваются как с экономической, политической, так и социальной сторон, где особое внимание уделяется не только традиционным аспектам, но и, например, социальной ориентацией молодежи региона, визовых аспектах и транспортных нюансах. Характерно, что ряд работ при этом говорит о конкуренции в формате «мягкой силы» (А. Макарычев, А. Сергунин), другие же фокусируются на традиционном формате конкуренции с привлечением аргументов из сферы регулирования визовой политики (Г. Критинин, Д. Миронюк В. Смирнов), научно-культурного взаимодействия (Г. Федоров, М. Городков, И. Жуковский), транспортно-энергетического диалога (Т. Романова, Карачурина Л. Б., Смородинская Н., Мкртчян Н. В.).
Каким же видят возможное будущее Калининграда российские исследователи накануне начала кризиса в отношениях России и стран Европы и США 2015–2016 гг.? Калининград мог бы претендовать на статус региона с переходным интеграционным состоянием, с особым визовым режимом и особым импорто-экспортным режимом. Отдельные авторы указывают, что абсолютизация понятия «суверенитет» в России особенно рискует превратить регион скорее в закрытую военную базу, чем в интегрированную область. Исследователи упрекают, как Европейский союз за стремление воспитывать или «оцивилизовывать» Россию, так и за неготовность Кремля к компромиссам, которые после сформулированного в 2005 году нежелания превращать Калининград в подобие «заморской территории» с частично адаптированными нормами под стандарты Евросоюза. При этом взаимная неготовность Брюсселя и Кремля проводить эксперименты по односторонней отмене виз для различных категорий жителей Калининграда и приграничных стран ставит в тупик сторонников институционального развития региона. Вместе с тем по оценке отдельных экспертов именно политическое неприятие сотрудничества с Россией со стороны стран Прибалтики и Польши удерживает Европейский Союз от движения в этом направлении.
Тем не менее, острота самого обсуждения роли Калининграда, как военного центра, к 2012 году постепенно сходит на нет. Калининград воспринимается как военный центр, этот факт принимается сторонами как неизбежное зло и понимается как некий паритет присутствию сил НАТО в Польше и других странах региона. [6; c.157]
Приближение 2014 года подстегивает авторов искать более наглядные формы взаимодействия, однако, большинство авторов исходит из того, что взаимодействие замедляется и не принимает конструктивные формы, что, очевидно, связано с нестабильностью правовой системы в России, дефицитом проектов по энергосбережению и недостатком политической воли. 2014–2016 украинскими и сирийскими проблемами с одной стороны отодвигают калининградский вопрос на задний план, с другой стороны только подчеркивают эксклавный характер региона в российско-европейских отношениях. И новый «калининградский европлюрализм» [7; c.33] как, наверное, наиболее интересный сценарий поиска особого статуса для региона, умирает, не успев толком начаться.
Литература:
- Худолей К. К., Ланко Д. А. Санкт-Петербург в Балтийском регионе // Балтийский регион. 2009. № 1. С. 64–76.
- Сергунин А. Регионализация России: роль международных факторов. — Полис. Политические исследования. 1999. № 3. С. 76–83
- Федоров Г., Корнеевец В. Балтийский регион: социально-экономическое развитие и сотрудничество. Калининград. 1999.
- Кузнецов А. Расширение ЕС и Калининградская область // Мировая экономика и международные отношения. — 2001., N 2., С. 104–109
- Карабешкин Л. Россия, ЕС и проблема Калининграда // Европейская безопасность: события оценки, прогнозы. N3(19), 2006, С. 14–27.
- Заславская Н. Г., Эволюция институционального баланса в ЕС в контексте европейской интеграции // КЛИО N3, 2015, 155–160
- Медведев С. А. Дискурсы отчуждения: «суверенитет» и «европеизация» в отношениях России и ЕС // Мировая экономика и международные отношения. 2008. № 12. С. 33.
