Потребность христианской культуры в трансляции духовного опыта преображения выразилась в поиске посредников, которые в адекватных и понятных обыденному сознанию формах могут и должны донести во всей доступной им полноте опыт преображенного человека и указать пути и средства этого преображения. Эту функцию успешно выполняет художественная культура.
Искусство можно считать универсальным языком культуры, так как оно обладает необходимыми средствами для познания и отражения духовной жизни человека, в то время как, по замечанию М. Бахтина, для отвлеченной мысли философии, психологии, этики, социологии предметом исследования является «человек вообще». Это познание духовного мира человека становится возможным, потому что художественный образ (как основа языка искусства) духовен по своей природе, являясь формой идеального. Особенность духовной структуры художественного образа состоит в том, что он, с одной стороны, порождается творческой деятельностью, в которой нераздельно слиты познание, ценностное осмысление и проектирование вымышленной реальности, а, с другой стороны, — несет в своем содержании в нерасторжимом единстве все эти три начала [5, с. 255].
Помимо этого, универсальные возможности художественного языка дают искусству еще одно преимущество перед наукой и философией. Их теоретическое знание схватывает, выявляет, фиксирует то, что составляет силу наук о природе и позволяет им познавать законы, управляющие природным и социальным миром: естественные и философские науки выявляют и фиксируют «общее, инвариантное, сущностное, абстрагируясь от единичного, вариативного, индивидуально-своеобразного» [4, с. 10]. Для познания человека этого недостаточно. Человек — это тайна, и каждое мгновение он делает свободный выбор в пользу того или иного поступка, чем определяет свою дальнейшую жизнь. Эта уникальность, неповторимость и непредсказуемость человеческой личности может быть воспроизведена в полной мере только с помощью художественного языка.
Искусство в христианской культуре успешно выполняет функцию трансляции духовного опыта преображения человека. Христианское мышление является своеобразно организованным диалогом двух семиотических систем — понятийно-точной и мифопоэтической. Исходя из Богочеловеческой природы Христа, христианская культура создает «модель» ипостасных единств, устанавливающую тождественность «протоинтеллигентов», мыслящих в понятиях Логоса, и обыденного сознания, мыслящего конкретно-образно.
Таким образом, христианство продуцирует иконологическое, или ипостасное мышление, которое в тождестве снимает противоречие между абстрактной сущностью и зримым явлением. Мышление это названо «ипостасным», так как не спутывает чувственные подобия с тем, что изображено. Его символ — икона. Чувственные образы, воплощенные языком искусства, берутся в качестве символов Бога, как одна из его ипостасей, принадлежащих сфере обыденного сознания, понятных для обычного человека. [8, с. 421]
Художественные символы в поле христианской культуры выступают в качестве носителей христианского сознания, традиции, ценностей. Закрепленные в текстах, символы становятся для своей эпохи предметом рефлексии, когда одна часть символа принадлежит «миру дольнему», а другая, связанная с переживаниями, — остается молчаливо подразумеваемой, несущей таинственно скрытое представление об образе высшей истины, о «мире горнем». Наиболее полно и глубоко это было осуществлено в средневековой культуре.
Символичность христианского искусства всеобъемлюща, в ее основе лежит усматривание во всем божественного смысла, который человек в своей деятельности должен выявить. Слово, доносящееся от Бога, находит конкретное выражение в человеческой деятельности, особенно — в художественном творчестве.
Важнейшей особенностью христианской музыки является нераздельное слияние слова и звука. В IV веке против появившихся в богослужебной практике гимнов и тропарей выступало монашество, так как эти песнопения по характеру были близки песням, возникшим на почве еретических движений. В церковной музыке, как и в других видах церковного искусства, проявлены основные направления христианской культуры: через соотнесение слова и звука как направление вглубь, к смыслу (созерцательный аспект), и — вовне, ориентация на мир чувственный. Ересиарх Арий предпочитал гимны с господствующим в них танцевально-музыкальным началом. Афанасий Великий проповедовал пение псалмов таким образом, «чтобы он читающему был более подобен, нежели поющему». Очевидна преимущественная связь музыкального начала с «тварной» жизнью и возможность посредством Слова «проникать в мир духовный» [9, с. 65].
Так, на музыкально-эстетические взгляды были спроецированы догматические разногласия Ария и Афанасия о «тварной» ипостаси Христа. Первенство слова или звука опосредованно выражают ориентацию на «внутренний» мир, духовное и на «внешнее» выражение (форму) этого духовного.
Творчество русских роспевщиков близко к иконописи. Не случайно творение роспевщика называлось «переводом», а авторское начало стало фиксироваться с XVI века. Несколько поколений участвовало в создании напевов, — постоянно накапливающиеся изменения в мелодии вели к созданию новых распевов. К исправлению музыкальных рукописей относились столь же осторожно, как и к «исправлению», реставрации икон. Это подчеркивает духовную сущность и «первосмысл» церковного пения (и иконы) — не говорить, а свидетельствовать об Истине, о Первообразе.
Особого внимания заслуживают способы записи песнопений в средневековой культуре — знамена и другие знаки, являющиеся внешним проявлением определенной музыкальной системы, более того, — системы художественно-эстетической. Крюковая нотация со временем была вытеснена западной — линейной (в связи с введением партесного пения). И в записи музыкальное начало было подчинено слову: если знаменная нотация была системой записи вокальной музыки, то в линейной — слова приставляются к нотной записи звуков, ибо она в первую очередь приспособлена к инструментальной музыке. Можно сказать, что в православной традиции записывали музыкальные мысли, молитвенную живую интонацию. Со временем из азбук исчезает истолкование «како поется», нарушается единство чувства-мысли-слова-действия, что не позволяет, отдалив распев и роспевщика дистанцией, понять в полной мере воздействие музыки на человека. Здесь сказалось влияние западной нотации с ее расстановками, четким тактом. Произошло глубочайшее перерождение и общей музыкальной психологии певцов русского клироса. Новые азбуки в силах были дать только технические указания. Так в богослужебном пении проявляется начало разрушения системы средневекового мышления в целом.
Опыт преображенного человека представлен в различных видах православного искусства: в архитектурном облике храмов, монастырей, духовной литературе, житиях святых, песнопениях, иконописи.
Икона — центр воссоздаваемого в храме мира, по учению Церкви являющая царство Христово. Она не изображает, а являет преображенного человека. В этом выражается ее эсхатологическая направленность. Рождаемая из живого духовного опыта, из литургии, икона рассматривается Церковью как церковное служение. Следовательно, она представляет собой не один аспект православного вероучения, а выражает его в целом, являясь символом христианского мышления.
Как каждая отдельная евангельская заповедь таит в себе все другие заповеди, так и «каждая отдельная икона таит в себе всю суть домостроительства: спасение человека любовию Отца и благодатными дарами Святого духа» [3, с. 64].
Нельзя разделить в православной культуре художество как искусство и как духовное делание. В широком смысле слова художником обязан быть каждый. По «Добротолюбию» (своду аскетических правил), где славянское слово «доброта» означает одно из «имен» Бога, красота, духовное делание — искусство из искусств, художество художеств. Так, мировидение Рублева — равновесие, мерность, столь характерные для творчества иконописца, проявлены в духовном облике Сергия Радонежского, и буквально пронизывают творчество и жизнь Нила Сорского. Все они самостоятельно через подвижническую жизнь «прозревали Истину». Во всех произведениях Нила Сорского как подтекст звучит истина, согласно которой зло заключено не в вещах, а в противоестественном к ним отношении. Все поучения Нила имеют отношение к художественному. Не красота зла, а «украшение», злоупотребление красотой, ибо в форму художественно воплощенного излишества обликается дурной помысл.
С этим утверждением перекликаются слова Василия Великого, что добродетель — это красота, прекрасное, художество, соразмерность, а порок — безобразное, неумеренность, излишество.
Не удивительно, что митрополит Антоний Сурожский пишет об ответственности художника, который прозревает и добро, и зло, за содержание того, что он выражает с своих произведениях. Важно явление и передача через живых людей, которые пережили до самых глубин своей души опыт встречи с Богом, знание о том, каков Этот Бог, которого встречает человек, в Его милосердии или в страшном Его суде, в Его неописуемой красоте или в Его близости. Именно так мы приобщаемся к опыту святых, которые писали об этом переживании встречи и которые прожили достойную жизнь. Митрополит отмечает, что, слушая гармонию искусства, человек, внутренне восприимчивый, в себе находит ключ к этой гармонии, и обретает то чего раньше он не знал [6, с. 719].
В русской культуре, в частности, с XVI века начинаются изменения культурной ситуации в обществе, активная секуляризация, что находит свое выражение и в художественной культуре. В искусстве происходит смещение акцентов на «живоподобие», на чувственную сторону изображаемого, на смену гармонии приходит увлечение украшательством, декоративностью, «размывается» канон, усиливается рациональное начало.
Секуляризационные процессы в обществе — следствие изменения самого типа мышления, переноса акцента с внутреннего на внешнее. Постепенно происходит замена христианского теоцентризма — смыслообразующего и организующего принципа — актуализацией индивидуального начала, личностного самосознания и индивидуального творчества.
В заключение отметим, что внутренним двигателем художественного творчества является диалектика отношений сущего, реального и должного. Путь от пред-Личности к Личности воплощен в системе художественных образов, вершиной, средоточием, целью которых является уподобление Первообразу. Христианское искусство являет миру искусство «идеалов» и наглядно представляет образ «должного» — человека обожженного, духовно совершенного.
Литература:
- Вагнер Г. К., Владышевская Г. Ф. Искусство Древней Руси. — М.: Искусство, 1993. — 255 с.
- Валькова В. Б. Музыкальный тематизм — мышление — культура. — Н. Новгород: изд. Нижегородского университета, 1992. — 163с.
- Ветелев А., протоиерей. Богословское содержание иконы «Святой Троицы» Преподобного Андрея Рублева // Жизнь Московской Патриархии. — 1972. — № 8. — С. 63–75.
- Каган М. С. Се человек… Жизнь, смерть и бессмертие в «волшебном зеркале» изобразительного искусства. — СПб: Logos, 2003. — 320 с.
- Каган М. С. Философия культуры. — СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1996. — 544 с.
- Митрополит Сурожский Антоний. Труды. — М.: Практика, 2002. — 1080 с.
- Музыкальная эстетика России X1-XV1II веков / составление текстов, переводы и общая вступительная статья А. И. Рогова. — М.: Музыка, 1973. — 245 с.
- Померанц Г. С. Иконологическое мышление как система и диалог семиотических систем // Историко-филологические исследования: Сб. ст. памяти Н. И. Конрада. — М.: Гл.ред. вост.лит., 1974. — С. 419–424.
- Соколов В. Слово в церковной музыке // Жизнь Московской Патриархии. — 1988. — № 1. — С. 64–70.
