В современном литературоведении существуют противоположные мнения в вопросе о том, в какой мере оно должно ориентироваться на различные дисциплины, в том числе философию. В отечественном литературоведении одними из первых работ, в которых содержатся элементы междисциплинарного анализа, стали исследования М. Б. Ямпольского и В. А. Подороги. Статья ученого-философа С. Зенкина «Филологическая иллюзия и ее будущность» содержит указания на то, что филология корреспондирует со многими культурными институтами, такими как философия, история, риторика, политическая идеология. Ученый акцентирует внимание на том, что к концу ХХ века появилась тенденция к открытости литературоведения другим дисциплинам с различными уже устоявшимися речевыми практиками вследствие возникшей необходимости в расширении границ своего предмета. Таким образом, С. Зенкин предлагает рассматривать процесс «междисциплинарной миграции» как явление неизбежное, по словам ученого, «жизнеспособность научной традиции определяется ее умением утилизировать свои собственные ошибки, извлекать пользу из собственной методологической ограниченности». Наиболее радикальной точки зрения в этом вопросе придерживается К.- М. Богдаль, заявляя в статье «От метода к теории. О состоянии дел в литературоведении», что «литературная теория являет собой не более чем ветвь общественной идеологии, абсолютно без всякого единства или идентичности, которые могли бы отмежевать ее в какой-то степени от философии, лингвистики, художественного или социального мышления».
Принимая во внимание факт, что множество моделей и методов анализа художественного текста, существующих на сегодняшний момент в литературоведении, действительно обязаны своим развитием заимствованию из других дисциплин, некоторые исследователи (в том числе западные) все же относятся к междисциплинарному подходу весьма настороженно, если вовсе не оценивают этот процесс как отрицательно маркированный. К примеру, Д. Уфферман в статье «Панорама современного немецкого литературоведения» ставит под сомнение научную ценность междисциплинарных исследований: «Опыты с новой терминологией, стилистические взлеты абстрактных размышлений, попытки переноса понятий из других дисциплин в литературоведческий контекст — все это открывает широкое поле для новаторских конструкций «Сделай сам».
Учитывая особенности приведенных выше суждений, считаем важным указать на то, что наша точка зрения относительно междисциплинарного похода наиболее близка к точке зрения С. Зенкина о неизбежности «междисциплинарной миграции». Полагаем, что круг понятий, сближаемых с категорией повтора, на сегодняшний момент оказывается во многом общим для теории литературы и для философии. Например, повторению в обеих дисциплинах сопутствуют понятия цикличности, ритма, дискретности и непрерывности, памяти, привычности, копии и других понятий. На этой основе считаем возможным рассмотрение в рамках параграфа двух концепций повтора, изложенных в работах С. Кьеркегора «Повторение» и Ж. Делёза «Различие и повторение», а также «Логика смысла».
Необходимо подчеркнуть, что явление повторяемости в философии, конечно, не в полной мере идентично пониманию этого явления в литературоведении, несмотря на то, что процесс повторяемости в литературоведении уже давно не ограничен статусом художественного приема. Однако рассмотрение различных подходов к данной проблеме как конкурирующих между собой в значительной мере может способствовать утрате значимости и существенности обсуждаемого вопроса. Основываясь на том, что наука об изящной словесности уже не одно десятилетие осваивает философскую терминологию, и споры о наличии внелитературных материй в ней постепенно утихают, нам представляется уместным избегать кардинальных разделений этих областей знания в отношении категории «повторения».
Для начала необходимо обратить внимание на теоретико-литературный аспект проблемы. На сегодняшний день ситуация в литературоведении обнаруживает довольно высокую степень сложности в понимании специфики «повтора». Кроме того, нечеткое различение понятий «повтора» и «повторения» в словарях и учебниках свидетельствует о терминологической неустроенности в данном вопросе. Большинство авторов словарных и учебных статей, как правило, склоняются к использованию термина «повтор», а не «повторение». Мы считаем, что эти понятия должны сосуществовать и быть четко разграниченными, поскольку за каждым из них стоит отдельная концепция понимания структуры художественного текста. Что касается философского дискурса, то в нем, напротив, господствует термин «повторение», подтверждением тому могут быть названия работ «Повторение» у С. Кьеркегора, а также «Повторение и различение» у Ж. Делёза.
Для того, чтобы избежать терминологической путаницы, считаем, что следует определить механизм «повтора» как явление, границы которого в тексте материально закреплены. Важно при этом понимать термин достаточно широко: от значения, которое приписывал «повтору» В. М. Жирмунский, как одного из приемов, составляющих «единство художественного произведения, <…> подчиненный художественному заданию», до современного понимания механизма «повтора прекращенного повтора» И. П. Смирновым.
«Повторение» же будем мыслить в качестве явления, границы которого в тексте материально не закреплены. Как пишет И. П. Смирнов в своей работе «Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа из творчества Б. Л. Пастернака)», такое понимание явления следует напрямую связывать с «идеологией, онтологизировавшей мысль о нерепрезентативности текста и отвергшей репрезентативность знака», в центре внимания такой идеологии (постструктуралистской), по мнению ученого, феномен интертекстуальности художественного текста.
Итак, рассмотрим обзорно этапы развития и особенности смыслового наполнения категории повторения в философском дискурсе XIX-XX вв., выявив специфику термина «повторение» как некой суммы идей, разрабатываемых в философии на протяжении двух последних веков в христианском экзистенциализме С. Кьеркегора и постструктурализме Ж. Делёза. Полагаем, что необходимо включить в рассмотрение несколько исключительно филологических точек зрения в силу того, что они соотносятся с идентичной проблемой в философии. Следует также отметить, что данная статья не предполагает создания классификаций повторов, объединений их в группы, попытаемся, однако, не уходить далеко от теоретико-литературного аспекта проблемы.
В сочинении датского философа большое внимание уделяется рассмотрению категории повторения, оно всегда происходит с единичными, индивидуальными событиями, значимыми для отдельной личности, как правило, все эти события связаны с обретением веры. Важно обратить внимание, что «Повторение» — сочинение (хоть и философское), и в нем велика роль художественной составляющей: присутствует повествователь Константин Констанций, предпринимающий ряд действий (поездки, наблюдения) с целью изучения категории повторения, «возможности повторения». Полагаем, что данный текст может рассматриваться в качестве попытки С. Кьеркегора соединить литературу как вид искусства и философию.
Укажем на ту часть концепции Кьеркегора, которая связывает специфику искусства с категорией повторения, ведь именно этот фрагмент работы отчасти цитирует, отчасти переосмысляет Ж. Делёз в «Различении и повторении», только в другой терминологии: «ей [проблеме повторения — М.] <…> предстоит играть весьма важную роль в новейшей философии: повторение есть исчерпывающее выражение для того, что у древних греков называлось воспоминанием. Греки учили, что всякое познавание есть припоминание, новая же философия будет учить, что вся жизнь — повторение. <…> Повторение и воспоминание — одно и то же движение, только в противоположных направлениях: воспоминание обращает человека вспять, вынуждает его повторять то, что было, в обратном порядке, — подлинное же повторение заставляет человека вспоминая, предвосхищать то, что будет». Как видно из приведенного отрывка, повторение характеризуется в качестве универсального, действующего вспять механизма, для которого характерна внутренняя связность тождественных событий. Далее С. Кьеркегор определяет повторение как метафизическую сущность, задающую, по определению Ж. Делёза, мир «мир копий и представлений». Показательно, что датский философ мыслит мир как центрированную структуру: «…повторение всегда трансцендентно <…>. Я могу охватить в созерцании самого себя, но не могу стать вне себя самого, такой архимедовой точки мне не отыскать».
Важно указать на то, что главная идея христианского экзистенциализма С. Кьеркегора относительно понимания повторения заключается в том, что «подлинное» повторение события способно произойти только единожды и навсегда, при этом оно всегда непредсказуемо. Для наглядной демонстрации этих свойств мыслитель прибегает к библейской притче об Иове: «Когда же оно [повторение — М.] наступает? Да, это нелегко определить, пользуясь человеческим языком. Когда наступило оно для Иова? Когда по человеческому рассуждению ничто не могло быть несбыточнее». Х. Блум в работе «Страх влияния» (параграф «Кеносис, или повторение и непоследовательность») также акцентирует внимание на непредсказуемом характере «повторения», его единичности: «Кьеркегорово повторение никогда не случается, оно вырывается и выдвигается вперед, поскольку оно, подобно Творению Вселенной Богом, «вспоминается вперед». <…> Жизнь, которая прежде была ныне становится».
Исходя из этого, можем заключить, что искусство, по Кьеркегору, подобно памяти и способно заново воссоздавать неповторимое. Именно в этом заключается выход из философии к специфике духовной культуры. В единичности повторения, таким образом, обнаруживает себя уникальность явлений духа, а с другой стороны, именно произведение искусства демонстрирует возможность повторения неповторимого, служит примером универсальности уникального.
Рассмотрим иную концепцию повторения философа-постструктуралиста Ж. Делёза. В своих исследованиях он ставит задачи, касающиеся разработки теории смысла как философской концепции. В смыслообразовании, согласно Делёзу, первостепенную функцию выполняют механизмы повторения и различения: «Бытие — это то, что всегда высказывается о различии; это — Повторение [Revenir] различия». В качестве литературного материала для работы с термином Ж. Делёз отдает предпочтение современной литературе: творчеству П. Клоссовски, в частности, его роману «La Revocation» (1954).
Трактовка термина «повторение» у Ж. Делеза, в отличие от С. Кьеркегора, отличается исключительным многообразием значений. Философ классифицирует повторение на повторение привычки (физическое), повторение памяти (этот вид повторения близок концепции «повтора прекращенного повтора» И. П. Смирнова (ссылка)), а также метафизическое повторение. Можем предположить, что причиной создания системы стало различение повторений, связываемое Ж. Делёзом с идеей существования двух разных прочтений мира, которые наметились еще у Платона. На основании одного из прочтений строится классическая эстетика, в том числе эстетика С. Кьеркегора; на основании другого — «нетрадиционная эстетика»: «одно призывает нас мыслить различие с точки зрения изначального подобия и тождественности, другое же, напротив, призывает мыслить подобие и даже тождество в качестве продукта глубокой разнородности». Второе повторение, как способ прочтения, актуализируется, например, в литературе и философии позднего модернизма и постмодернизма. В. Дианова в работе «Повторение как категория нетрадиционной эстетики» поясняет, что в новой эстетике для объекта искусства характерна «синхронная игра всех повторений с их сущностным и ритмическим различием, взаимным смещением и маскировкой, расхождением и децентрацией».
Итак, первый тип повторения, по Делёзу, связан с концепцией христианского возвращения — повторения, описанного С. Кьеркегором в одноименном трактате, задающим «мир копий и представлений» (см. выше). Важно подчеркнуть, что Ж. Делёз, равно как С. Кьеркегор, мыслит повторение действующим вспять механизмом, однако переосмысливает концепцию датского философа, полагая, что повторение способно воплотиться в виде серий неизбежных, но случайных парадоксов, а не уникальных единичных событий. Делёз при характеристике повторения пользуется категорией особенного и случайного, хотя у Кьеркегора оно происходит с единичным, индивидуальным, можно, однако, констатировать, что речь идет об одном и том же понимании явления. «Произведение искусства, — пишет Делёз, — повторяют как непонятийное особенное».
Автор «Повторения и различения» приходит к обоснованию действия повторения С. Кьеркегора от смыслообразующего элемента в формировании специфики искусства до процесса, организующего какую-либо материю, уточняя, что для организации материи необходимо участие другого процесса — «различения». Согласно Делёзу, повторяется способно только разнородное, а не однообразное: «Подлинное повторение обращается к чему-то единичному, неизменному и различному, без «тождества».
Важно подчеркнуть, что точка зрения Ж. Делёза о случайном характере повторения сближает его с философией прагматизма: теорией знака Ч. Пирса также рассматривающей механизм повторения как явление случайное, обнаруживающее себя лишь при столкновении с различными реалиями, способными вызывать ассоциации. В этом отношении Делёз становится продолжателем идеи прагматистов о регрессе смысла в языке, неизбежном при повторении, называя его «парадоксом смысла»: «…нормальный закон для всех имен, наделенных смыслом, состоит именно в том, что их смысл может быть обозначен только другим именем (n1 — n2 — n3…). Именно эта идея регресса смысла в работе Ж. Делёза «Логика смысла» трансформируется до описания движения смысла в языке как «вечного возвращения».
Ницшеанская идея вечного возвращения, оппозиционная идее христианского повторения С. Кьеркегора, стала определяющей в понимании специфики второго типа повторения. По мнению Делёза, вечное возвращение как источник повторения утверждает власть хаоса и не способно организовать структуры с центром внутри: «оно вовсе не выражает порядка, противостоящего поглощающему этот порядок хаосу. Напротив, вечное возвращение — это и есть сам хаос. <…> Круг вечного возвращения — это круг, который всегда эксцентричен по отношению ко всегда децентрированному центру». Структура материи (в данном случае текста), создаваемой вторым типом повторения полагается бесконечной.
Категорию Ницше Делёз сопрягает с понятием симулякра, как «образа без подобия», то есть источником, задающим различия между «сериями», формирующими любую структуру: «Внутри симулякра заключены по крайней мере две расходящиеся серии — и ни одну из них нельзя считать ни моделью, ни копией», — констатирует автор «Логики смысла». Симулякр, как и любой знак, любая копия, способен существовать по принципу подобия и тождества по отношению к своему объекту, но суть в том, что своим функционированием он отрицает оригинал и копии оригинала. Даже принцип подобия трансформируется только в эффект внешнего сходства, «тождество тоже остается, — пишет Делёз, — но оно возникает как закон, перепутывающий все серии и возвращающий их друг к другу по траектории форсированного движения».
В итоге вечное возвращение, по Делёзу, стало являть собой структуру с отсутствующим центром и множеством расходящихся серий, которые, несмотря на устремленность в противоположные направления, возвращаются друг к другу, производя только симулякры по законам различия. Делёз указывает на то, что не все элементы структуры (серии) подвергаются повторению, а лишь те, что основаны на различии: «оно не дает вернуться тому, что возвращается лишь однажды, а именно — тому, что стремится перецентрировать круг, сделать серии сходящимися, восстановить эго, мир и Бога». Следовательно, идея о вечном возвращении исключает идею христианского повторения, повторения, описанного С. Кьеркегором. Именно по этим причинам Ж. Бодрийар, даже в большей степени, чем Ж. Делёз, наделяет симулякр и ритм вечного возвращения демонической сущностью. Делёз расширяет теорию Ницше уже только в том, что допускает возможность сдвигов, скачков, способных организовать резонанс между «расходящимися сериями». Литературовед М. Липовецкий пишет об этих явлениях как «важнейших критериях постмодернистской художественности», способных вывести «дискурс за пределы повторений — иначе говоря, производить смысловую новизну».
Как было упомянуто выше, Делёз не подвергает сомнению факт, что проблема повторения рассматривалась философами с античных времен, прежде всего в диалогах Платона в форме идеи о знании как воспоминании о прежней жизни, заложенного в душе до ее нового воплощения, что также было поводом к рассуждению у С. Кьеркегора. Идея повторения в античной философии не получила своего развития до того состояния, в каком она представлена у Ницше из-за страха древних греков перед хаосом и бесконечностью. Сама возможность бесконечного тиражирования идеи представлялась грекам непродуктивной. Рассматривая феномен симулякра, Делёз предполагает, что о его существовании мог подозревать Платон, но не смог победить страха бесконечности, чтобы дать определение этой «материи»: «нет ли ниже вещей еще какой-то безумной стихии, живущей и действующей на изнанке того порядка, который идеи накладывают, а вещи получают? <…> Сам Платон иногда сомневался, не находится ли такое чистое становление в совершенно особом отношении с языком». На этот вопрос постструктуралисты ответили утвердительно, представив сам язык «величайшим из симулякров».
На основе рассмотренных концепций двух виднейших философов, принадлежащим разным методологическим школам, — С. Кьеркегора и Ж. Делёза, можем заключить, что вместе с изменениями в картине мира меняется и содержание понятия повторения в философии. В философии Кьеркегора повторение — положительно маркированный процесс (кто выбрал повторение, подчеркивает Кьеркегор в одноименном произведении, тот живет; повторение, если оно возможно, делает человека счастливым), Делёз избегает полярных оценок категории повторения, остановившись на его характеристике как «ценности проблематичного».
Категории «повторения» Кьеркегора в нашем понимании соответствует литературоведческий термин «повтор» во всех упоминаемых в начале параграфа значениях, поскольку не предполагает организации более сложной, чем двойной повтор. Таким образом, говоря о «повторе» будем понимать этот механизм в качестве структурообразующего и смыслообразующего механизма, формирующего текст, содержащий в себе принцип завершения, ограниченное число интерпретаций. Второму типу повторения, рассмотренного подробно Ж. Делёзом, соответствует литературоведческий термин «повторение», поскольку процесс повторяемости предполагает порождение потенциально бесконечной текстовой структуры.
Полагаем, что для создания текста как произведения искусства и определения его принадлежности к художественным текстам не принципиально, какой тип повтора господствует в философии и культурном сознании в целом: христианское повторение с его демонстрацией повторения неповторимого или хаотическое ницшеанское, утверждающее бесконечность повторения разнородного. По той причине, что повторение в искусстве характеризует свойство приумножать, а именно, усложнять уровни произведения, это и делает художественное повторение отличным от обычного повторения слова, фразы Согласно мнению польского литературоведа Е. Фарино, «любой текст можно перевести в ранг художественного, если удвоить лингвистические уровни». Предлагаемое разделение понятий необходимо для анализа текста как продукта определенной идеологии, эстетической системы.
Выделение типов художественных структур, основанных на философских концепциях повторения, свидетельствует о том, что методология науки о литературе получает идеи не только из «внутренней ревизии собственного научного статуса», но и из связи с философией, в чем мы убедились, рассмотрев концепции повтора и повторения.
Литература:
- Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания: Пер. с англ. / Пер., сост., примеч., послесл. С. А. Никитина. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1998
- Богдаль К.- М. От метода к теории. О состоянии дел в литературоведении» // Немецкое философское литературоведение наших дней (Антология). Новая петербургская библиотека. Коллекция «память века»: Изд-во С.-П. университета, 2001
- Бодрийар Ж. Злой демон образов // Искусство кино. 1992. № 10
- Веселовский А. Н. Эпические повторения как хронологический момент. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989
- Гаспаров М. Л. Занимательная Греция: Рассказы о древнегреческой культуре. М.: Фортуна Лимитед, 2002
- Делез Ж. Логика смысла. Фуко М. Theatrumphilosophicum / Пер. С фр. Я. Я. Свирского. М.; Екатеринбург: Раритет; Деловая книга, 1998
- Делёз Ж. Различие и повторение. СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1998
- Дианова В. М. Эстетика нециклических повторений // Этическое и эстетическое: 40 лет спустя. Материалы научной конференции. 26–27 сентября 2000 г. Тезисы докладов и выступлений. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000
- Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Лингвистика. Наука, Л.: 1977
- Зенкин С. Филологическая иллюзия и ее будущность // НЛО. М., 2001
- Теория литературы: краткое введение // Джонатан Каллер: пер. с англ. А. Георгиева. М.: Астрель: АСТ, 2006
- Кьеркегор С. Повторение М.: Лабиринт, 1997
- Липовецкий М. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920–2000-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2008
- Ницше Ф. Так говорил Заратустра. К генеалогии морали. Рождение трагедии. М., 2000
- Пирс Ч. Логические основания теории знаков // Начала прагматизма/ Перевод с английского, предисловие В. В. Кирющенко, М. В. Колопотина. СПб: Лаборатория метафизических исследований философского факультета СПбГУ, Алетейя, 2000
- Подорога В. А. Выражение и смысл. AdMarginem, 1995
- Смирнов, И. П. Два типа рекуррентности: поэзия vs. проза // Wiener Slawistischer Almanach. 1985. Bd. 15
- Смирнов И. П. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа из творчества Б. Л. Пастернака) Второе издание, СПб, 1995
- Творения велемудрого Платона часть первая переложенная с греч.яз. на рос. И.Сидоровским и М.Пахомовым, находящиеся при обществе благородных девиц. Ч. 1–3.СПб, 1780–1785
- Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М., 2001
- Фарино Е. Введение в литературоведение, Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, СПб, 2004
- Уфферман Д. Панорама современного немецкого литературоведения. // Немецкое философское литературоведение наших дней (Антология). Новая петербургская библиотека. Коллекция «память века». Изд-во С.-П. университета, 2001
- Ямпольский М. Б. Демон и лабиринт. Новое литературное обозрение М., 1996
- Ямпольский М. Б. Память Тиресия «Философия по краям». М., РИК «Культура», 1993
