Литературоведам хорошо известно, какое значение И. В. Сталин придавал литературе и литераторам. Не оставлял вождь без внимания и зарубежных писателей, которые приезжали в СССР, движимые интересом к новейшей русской культуре и симпатией к социалистической идеологии. Они удостаивались встречи со Сталиным, брали у него интервью (Э.Людвиг, А.Барбюс, Л.Фейхтвангер и другие) [4] — в этих встречах был заинтересован и сам вождь для усиления влияния нашей страны за рубежом. Кроме того, некоторые писатели создавали о Сталине книги (Фейхтвангер Л. 1937; Арагон Л. Умерщвление; Жид А. Возвращение из СССР; и другие).
Особый жанр общения иностранных писателей с вождями — эпистолярный. На настоящий момент нам известно несколько текстов этого жанра. Почти все они написаны в первую половину XX века и адресованы Сталину.
16 марта 1932 г. венгерский писатель Бела Иллеш, некоторое время проживавший в СССР, обращается с письмом к Л. М. Кагановичу [1, с. 238–239]. Он просит разрешить ему зарубежную поездку и подробно мотивирует свою просьбу необходимостью окончательно урегулировать все вопросы, возникающие внутри германского Союза писателей, и встречи с Ромэном Ролланом, большим другом Советской России, автором воззвания в защиту СССР (воззвание было написано в ответ на телеграмму Иллеша), которого можно попросить выступить инициатором организации всех писателей, симпатизирующих СССР, для кампании против раздела Китая и в защиту СССР. Иллеш ссылается на Авербаха, выдвинувшего предложение о поездке, в том числе и для встречи с Ролланом и на Халатова, заявившего, что ОГИЗ готов профинансировать поездку Иллеша.
Венгерский писатель Антал Гидаш, в 1925–1959 гг. живший в СССР, 2 сентября 1932 г. обратился к Сталину, в котором сообщил о своём желании написать о нём поэму [1, с. 245]. Он говорит, что издательство «Молодая гвардия» поручило ему именно эту работу — написать поэму для молодёжи о вожде. Но писатель, изучив воспоминания о Сталине, столкнулся с тем, что в просмотренных им материалах «почти не нашлось того специфического материала, который нужен художнику, — т. е. ряда данных о … личности, … детстве и юности, о человеке-партработнике, о человеке-вожде». Гидаш хочет писать поэму так, чтобы её можно было использовать и для рабочего класса, и для международного движения. 12 числа писатель уезжает в Грузию посмотреть на места, где жил Сталин, поговорить с его соратниками, и просит принять его до отъезда. Гидаш полагает, что поэма будет личным делом, «но войдёт в тот художественный материал, который помогает нам бороться за наше общее дело». Чтобы ознакомить вождя со своим творчеством, писатель посылает ему свою последнюю книжку «Работы и хлеба».
Три письма Сталину направил французский писатель Анри Барбюс. Первое письмо от 12 октября 1932 г. [1, с. 250] посвящено тому, что некие Стасова и Шверник привезли ему деньги, собранные по подписке для амстердамского движения советскими рабочими. Сумма в размере 385 000 франков будет передана в Париж Наркоминделом. В заключительной части этого небольшого письма выражено восхищение «этим великолепным жестом рабочего класса СССР» и высказана благодарность лично Сталину за «великолепный приём», который был Барбюсу оказан. Второе письмо от 28 июня 1933 г. [1, с. 299] — совсем короткое, содержит просьбу о приёме, «чтобы поговорить … от имени всех … товарищей о движении и о больших вопросах, которые стоят» перед ними. Последнее, третье письмо от 23 сентября 1934 г. [1, с. 341–342] несколько подробней предыдущего и тоже содержит просьбу о приёме — писатель специально прибыл в СССР на несколько дней, «чтобы повидаться … <с вождём> и поговорить об основных моментах нашей большой современной общественной работы во Франции и других странах и предложить … вниманию <вождя> несколько значительных предложений по этому поводу». Писатель обещает изложить суть этой работы в докладе, переведённом на русский язык, и послать его Сталину. Доклад был послан 26 сентября.
Несколько писем Сталину принадлежит Абольгасему Ахмедзаде Лахути, персидскому поэту, в 1922 г. эмигрировавшему в СССР, члену ВКП(б). Первое письмо датировано 19 февраля 1935 г. [1, с. 363] и является просьбой о приёме, которого поэт ждёт уже не один год, причём не по личному делу. Вскоре (4 марта 1935 г.) было написано ещё одно письмо и тоже с просьбой о приёме [1, с. 364]. Но это послание более подробное и более поэтичное. Поэт говорит, что сломал руку, получил первую помощь, обратился к врачам и — затем — к профессору, с помощью которого рука успешно срослась. Но есть у поэта боль душевная, и чтобы её залечить, требуется обратиться к самому авторитетному профессору, который его не принимает, — к Сталину. Поэт не стал бы обижаться за это на Сталина, но и не стал бы скрывать, что боль от этого усилилась. Но ведь лечения — и сломанной руки, и душевной боли — Лахути добивается не только для себя, но и для общего дела. Сталин принял Лахути и оставил записку с «конспектом» просьб и проблем поэта [1, с. 365]. 29 января 1936 г. Лахути создал послание Сталину в очень необычной форме — в виде рубаи, в котором восхвалялся вождь [1, с. 411]. Однако вождь не сразу получил его — только 3 июня 1936 г. П. М. Керженцев перешлёт А. Н. Поскребышеву с просьбой передать Сталину этот текст — под заглавием «Родному Сталину» (манускрипт на фарси и машинописный перевод Ц. Б. Бану). 5 мая 1945 г. Лахути вновь обращается к Сталину с просьбой о приёме [1, с. 553]. Это письмо так же поэтично, как и упомянутое нами выше второе письмо поэта вождю. Лахути говорит о некоем человеке, пожелавшем обратиться с вопросом к Нилу, но побоявшемуся помешать реке и поэтому усевшемуся на берег в ожидании, когда Нил сможет остановиться и выслушать его, однако умер, не дождавшись этого. Поэт считает, что он годами уподоблялся этому человеку, но не хочет уподобиться ему до конца, ибо он уже не так молод. Он просит вождя сделать то, что не может сделать Нил, но может сделать Сталин — остановиться посреди «безбрежного потока великих дел» и найти минуту, чтобы выслушать поэта. Последнее письмо Лахути Сталину относится к 13 апреля 1950 г. [1, с. 625]. Это — опять просьба о приёме. Поэт говорит, что уже более 13 лет испытывает страдание, не зная за собой вины, и готов принять любую кару, которой заслуживает человек, обманывающий партию и вождя, если во время встречи Сталин придёт к выводу, что поэт и сам, не отнимая е него времени, мог загладить свою провинность. Отметим, что согласно журналам записи лиц, принятых Сталиным, вождь только один раз принял поэта — 4 марта 1935 г. [2, с. 690] (см. выше).
Следующий пласт материала связан с Ромэном Ролланом. В 1935 г. он посетил СССР (см. его дневники, посвящённые пребыванию в нашей стране [5]), 28 июня 1935 г. был лично принят Сталиным и своими впечатлениями о вожде поделился с Аросевым, о чём тот в письме от 29 июня 1935 г. сообщил вождю [1, с. 378–379]. Чуть позже французский писатель обращается к Бухарину, о чём Бухарин сообщил Сталину в письме, написанном не ранее июля 1935 г. [1, с. 389–391]. К сожалению, мы пока не располагаем самим тестом письма Роллана и можем судить о нём по цитатам в письме Бухарина. Роллан просит разрешения опубликовать во Франции свои впечатления о поездке ив СССР и, прежде всего, свою беседу со Сталиным. Роллану необходимо не только разрешение на публикацию, но и ответ, какие именно части беседы могут быть опубликованы (если она не может быть опубликована целиком). Французский писатель говорит, что неоднократно обращался в Москву с этой просьбой, но пока получил от Горького лишь обещание поговорить со Сталиным; вместе с тем публикация беседы послужила бы «блестящим ответом» на все те вопросы, которые задают Роллану со всех сторон. Кроме того, Роллану важно, чтобы русский текст беседы не был бы опубликован в русском издании раньше, чем французский текст во французской «Коммуне» — иначе вся «европейская печать использовала бы её прежде, нежели … <Роллан> успел бы дать “Коммуне”».
Перед отъездом из нашей страны Роллан написал Сталину прощальное письмо — текст писатель привёл в своём дневнике (запись от 20 июля 1935 г.) [5, № 5, с. 154–155]. «Это письмо сразу же унес и передал Сталину в Кремль Крючков. Тот попросил у меня разрешения опубликовать его в газетах. Письмо горячо одобрено Горьким и Крючковым» [5, № 5, с. 155]. Запись в дневнике Роллана от 21 июля 1935 г. гласит: «Моё прощальное письмо Сталину опубликовано в “Правде”» [5, № 5, с. 155]). (Публикаторы дневника Роллана привели текст письма по упомянутой публикации в «Правде» от 21 июля 1935 г. в несколько ином переводе оно вошло в Собрание сочинений Р. Роллана [6, с. 392]). В этом письме французский писатель «посыла [ет] … <Сталину> <свой> сердечнейший привет», отмечает, что «соприкоснулся с могучим народом, который … создаёт под руководством компартии в героическом и упорядоченном порыве новый мир» — Роллан восхищается этим народом. Он пишет, что «… единственно настоящий мировой прогресс неотделимо связан с судьбами СССР …». Писатель жмёт руку вождю и «бесчисленные руки великого народа» и обещает никогда не отступать от долга защищать СССР от всех угрожающих его подъёму врагов.
Письмо Роллана Сталину от 18 марта 1937 г. [2, с. 355] — заступничество за Бухарина. (Отметим, что в своих дневниках Роллан сам воспроизводит текст этого письма [5, № 5, с. 191–192], этот вариант, видимо, неокончательный, несколько отличается от того письма, которое было отправлено и хранится ныне в АПРФ [2, с. 355]). Французский писатель не оспаривает собранные против Бухарина улики, однако обращается к «высокому духу гуманности и понимания высших интересов СССР» Сталина. Роллан пишет, что полтора века назад Революционный Трибунал приговорил к смертной казни Лавуазье, о чём позднее «самые пламенные революционеры … всегда горько сожалели … и угрызались» этой казнью. Роллан высоко отзывается о бухаринском интеллекте (в дневнике он описывает своё личное знакомство с Бухариным) и предлагает «казнить» те идеологии, которыми он мог соблазниться, но не его самого. Писатель призывает пощадить Бухарина во имя памяти «общ [его] друг [а]» М.Горького.
Последнее письмо Роллана Сталину от 4 августа 1937 г. [2, с. 380] — тоже заступничество, на этот раз — за арестованного А.Аросева — того самого, которому Роллан сказал много тёплых слов о Сталине — и его жену, также арестованную. Писатель упоминает о «встревоженн [ом] письм [е]» из Праги Теры Фрейнд, матери жены Аросева. Она волнуется, что не получает известий о дочери и зяте, предостерегает от возможных обвинений «в наличии у Аросева отношений с сыном Теры Фрейнд» — марксистским оппозиционным писателем, настроенным антитроцкистски. Она уверяет, что сын и зять находились в плохих отношениях. Кроме того, Роллан просит Сталина дать знать чете Аросевых, что их детьми занимаются — младшему из них только три года, а родственников в Москве у них нет.
Единственное письмо, адресованное иностранным писателем нашим властям во второй половине XX века, принадлежит Ж.-П.Сартру. Оно написано 17 августа 1965 г. на имя А. И. Микояна (перевод с французского выполнен неким Г. Бретбургом). Сартр говорит, что пишет это письмо как друг СССР, поэтому знает, что «дело Бродского» («то, что западные противники мирного сосуществования уже называют “делом Бродского”», как говорит сам писатель [3, с. 319]) — исключение и не система советской жизни. Однако антисоветская пресса представляет эту ситуацию именно как систему, «упрекает власти в неприязни к интеллигенции и антисемитизме» [3, с. 319]. Первоначально, до первых месяцев 1965 г., «сторонникам широкого сопоставления различных культур» [3, с. 319] было очень просто отвечать на эти упрёки — они ссылались на то, что власти обратили внимание на случай с Бродским и «решение суда должно быть пересмотрено» [3, с. 319]. Теперь же видно, что время идёт, но на пересмотр дела нет и намёка. Поэтому «атаки врагов СССР» [3, с. 319] становятся всё более ожесточёнными, а отвечать друзьям СССР и самому Сартру уже нечего. Поэтому Сартр и пишет данное «сугубо личное» письмо Микояну, чтобы просить адресата «во имя моей искренней дружбы к социалистическим странам … выступить в защиту очень молодого человека, который уже является или, может быть, станет хорошим поэтом» [3, с. 319].
Таким образом, можно сделать вывод о том, что эпистолярные обращения иностранных писателей советским вождям представляют собой особый интереснейший пласт материала и позволяют глубже изучить историю мировой литературы и идейной борьбы, а также проанализировать политику нашего правительства не только в отношении советской, но и зарубежной литературы.
Литература:
- Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956. Сост. Л. В. Максименков. М.: Международный фонд «Демократия», 2005.
- Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б), ВЧК — ОГПУ — НКВД о культурной политике. 1917–1953 гг. Сост. А. Артизов и О. Наумов. М.: Международный фонд «Демократия», 2002.
- Жан-Поль Сартр о «деле» Бродского // Вопросы литературы. 1994. Выпуск IV. С. 319–320.
- Максименков Л. В. Очерки номенклатурной истории советской литературы. Западные пилигримы у сталинского престола (Фейхтвангер и другие) // Вопросы литературы. 2004. Выпуск 2. С. 242–291; Выпуск 3. С. 274–342.
- Роллан Р. Московский дневник // Вопросы литературы. 1989. № 3, 4, 5.
- Роллан Р. Собрание сочинений. В 14-ти томах. Т. 13. М., 1958.
