Правовые основы института государственной тайны в России: эволюция и характеристика



Чтобы понять и раскрыть сущность правового института государственной тайны понимания его в отечественной науке, необходимо, прежде всего, проанализировать отечественную историю его возникновения и развития.

Историко-правовой аспект исследуемого института государственной тайны, к сожалению, до настоящего времени не получил должного освещения. Возможно, это объясняется отсутствием необходимого количества достоверной информации о том, как на ранних этапах развития Российского государства была организована система защиты государственных секретов. Между тем, практически все исследователи прямо или косвенно, выделяют три периода развития отечественного законодательства о государственной тайне: дореволюционный (досоветский), советский и постсоветский [7; 8].

По мнению А. Ю. Харитонова, усложнение общественной жизни, появление оппозиционно настроенных к самодержцу и правительству групп в элите российского общества привело к необходимости появления политического сыска, ведения агентурной работы в среде дворянства и тем самым появления целого блока полицейских секретов [11].

Можно также с высокой степенью вероятности говорить о том, что развитие системы государственной тайны в любой стране, в т. ч. и в России, самым непосредственным образом связано с развитием разведки, совершенствованием ее форм и методов. По мере выявления устремлений разведки к определенным видам информации становится очевидным, что именно ее необходимо защищать, что указывает на необходимость придания таким сведениям статуса государственной тайны.

20 апреля 1892 года принимается закон, регламентирующий ответственность за военный шпионаж, как одну из форм государственной измены [12]. Но перечень действий, подпадающих под действия этого закона был достаточно узок. И если аналогичный французский Закон 1886 г. критиковали за слишком мягкое наказание за шпионаж, то российский наоборот — слишком узкое понятие шпионажа, и как следствие, невозможность применить его на практике.

Одной из особенностей нормативно-правовой базы того периода являлось отсутствие подробного перечня сведений, составляющих государственную тайну. Можно лишь выделить отдельные группы сведений, имеющих гриф «долженствующие сохраняться в тайне» — к ним относились планы, чертежи, рисунки или макеты российских крепостей и других фортификационных сооружений, технические данные о военных кораблях, сведения о содержании мобилизационных планов и расположении войск на случай войны.

В правление Николая II завершила работу специальная комиссия, учрежденная еще Александром III в 1882 году, под председательством криминалиста Н. С. Таганцева. Составленное ей Уголовное уложение вступило в силу 22 марта 1903 года.

В военном ведомстве Российской империи в начале XX в. действовала Инструкция для хранения секретных сведений и ведения секретной переписки, состоявшая из следующих разделов: «О секретных сведениях», «О лицах, коим доверяются секретные сведения», «О хранении секретных сведений и переписки», «О ведении и движении секретной переписки», «О сведениях, не подлежащих оглашению», «О порядке применения настоящей инструкции» [6].

В 1912 году в России был принят самый прогрессивный на тот период в Европе законодательный акт, направленный на правовое обеспечение защиты государственной тайны и противодействие иностранному шпионажу.

Закон от 5 июля 1912 года «Об изменении действующих законов о государственной измене путем шпионства в мирное время» [9] значительно расширил понятие государственной измены (путем шпионажа), изменив, с одной стороны, изложения некоторых статей Уголовного уложения, а, с другой стороны, ввел в действие ряд новых карательных постановлений, предусматривающих уголовную ответственность за некоторые виды шпионажа, ранее уголовно ненаказуемые. Согласно данному закону, шпионаж теперь рассматривался как самостоятельное преступление, охватывая не только сам процесс шпионажа и пособничество ему, но и просто разглашение секретных сведений.

В советский период ситуация с защитой государственной тайны неизбежно должна была измениться, причем самым кардинальным образом — Советская Россия изначально позиционировала себя как государство, находящееся во вражеском окружении.

В 1921 г. Декретом СНК утвержден первый общегосударственный перечень сведений, составляющих государственную тайну и не подлежащих распространению [5]. В нем сведения делились на две группы: военного и экономического характера.

Начиная с 1925 г. институт государственной тайны получил более детальное и целенаправленное урегулирование на законодательном уровне: из смысла ст. 1 и ст. 2 Постановления ЦИК СССР, СНК СССР от 14.08.1925 г. «О шпионаже, а равно о собирании и передаче экономических сведений, не подлежащих оглашению» вытекало, что государственную тайну составляют сведения, не подлежащие оглашению «по прямому запрещению закона или по распоряжению руководителей ведомств, учреждений и предприятий» [4].

Во второй половине 30-х годов XX в. правовое регулирование характеризуется резким усилением режима секретности: в научный и правовой обиход вводится понятие «партийной тайны», которое, по сути, приравнивается к государственной, а партийные учетные документы приравнивались к государственным секретам; помимо этого, в перечень сведений, составляющих государственную тайну, зачастую включались сведения, таковыми не являющиеся по своей сути [10]. Данные тенденции сохранялись на протяжении длительного времени.

Таким образом, можно констатировать, что в период функционирования административно-командной системы в СССР происходит усиление режима секретности, однако это характерно только для института публичных тайн: государственной и партийной. Наряду с этим, наблюдается тенденция засекречивания не только самих сведений определенной категории, но и нормативных документов, регулирующих правовые основы секретности.

К 1990 г в законодательном массиве СССР имелось множество таких актов с грифами «секретно», «не подлежит опубликованию», «не для печати», «для служебного пользования» и т. п., кроме того, весьма распространена была практика присвоения грифов «секретно», «не для печати» и т. д. отдельным положениям (статьям, пунктам) нормативного акта, которые при публикации его текста не приводились.

Таким образом, перед законодателем остро стояла проблема принятия специального нормативного правового акта, на уровне закона регулирующего вопросы, связанные с конфиденциальной и секретной информацией. Однако данный акт по ряду причин не был принят в предполагаемый годичный срок, и 16.05.1991 г. Верховный Совет СССР повторно обязал Кабинет Министров СССР разработать и в установленном порядке представить на рассмотрение очередной сессии Верховного Совета СССР проекты законодательных актов СССР о государственной, служебной и коммерческой тайне [3].

21 июля 1993 г. законодателем принимается важнейший нормативно-правовой акт — Закон Российской Федерации от № 5485–1 «О государственной тайне» [2]. Именно благодаря данному шагу, в отличие от большинства видов тайн, регулируемых законодательством, понятие государственной тайны имеет совершенно определенную законодательную дефиницию.

Дальнейшее развитие и закрепление на высшем — конституционном уровне, институт государственной тайны получил в действующей Конституции Российской Федерации [1], принятой уже после вступления в законную силу вышеуказанного закона.

В целом, можно констатировать тот факт, что государственная тайна на различных этапах развития нашего государства применялась в качестве определенного инструмента в рамках политических репрессий, борьбы с инакомыслием, идеологическими противниками, а также одним из способов грубого нарушения прав и свобод человека и гражданина. Однако, так или иначе, исследованный нами исторический опыт обеспечения сохранности государственных секретов при определенных обстоятельствах все же является прототипом настоящего порядка обращения с секретными документами.

Литература:

1. Конституция Российской Федерации (принята на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г.): по сост. на 21 июля 2014 г. // Российская газета. — 1993. — 25 декабря. — № 237.
2. О государственной тайне: закон РФ от 21 июля 1993 г. № 5485-I: по сост. на 08 марта 2015 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1997. — № 41. — Ст. 4673.
3. О введении в действие Закона СССР «Об органах государственной безопасности в СССР: постановление Верховного Совета СССР от 16 мая 1991 г. № 2160–1 // Ведомости СНД и ВС СССР. — 1991. — № 22. — Ст. 631. (утратил силу).
4. О шпионаже, а равно о собирании и передаче экономических сведений, не подлежащих оглашению: постановление ЦИК СССР, CHK СССР от 14 августа 1925 г. // Собрание законодательства СССР. — 1925. — № 52. — Ст. 390. (утратило силу).
5. Декреты Советской власти. Т. 1. — М.: Госполитиздат, 1957. — С. 24.
6. Камалова Г. Г. Исторические особенности правовой охраны служебной информации ограниченного доступа (служебной тайны) в советский период / Г. Г. Камалова // Вестник Удмуртского университета. — Ижевск: ФГБОУ ВПО «Удмуртский гос. уг-т», 2014. — Вып. 2. — С. 147.
7. Корсун Р. В. Этапы формирования института государственной тайны в различные периоды развития Российского государства / Р. В. Корсун // Административное право и процесс. — М.: Юрист, 2007. — № 2. — С. 12.
8. Рабкин В. А. Исторический генезис правового регулирования защиты государственной тайны в России / В. А. Рабкин // Информационное право. — М.: Юрист, 2006. — № 4 (7). — С. 9.
9. Резанов А. С. Закон 5 июля 1912 г. «О государственной измене путем шпионства в мирное время» / А. С. Резанов. — М., 2003. — С. 74.
10. Старков Б. А. Некоторые уроки из истории становления защиты государственной тайны в России / Б. А. Старков // От культа секретности к информационной культуре (к 15-летию российского Закона «О государственной тайне»). Сборник материалов и документов. — С.-Пб.: СПбОНТЗ, Полиграф экспресс, 2008. — С. 21.
11. Харитонов А. Ю. Историко-правовые аспекты защиты государственной тайны в Российской империи А. Ю. Харитонов // Юридическая мысль. — С.-Пб.: Изд-во юрид. ин-та (Санкт-Петербург), 2010. — № 5 (61). — С. 48.
12. Чертопруд С. В. Законодательные акты по защите гостайны в Российской империи в начале XX века / С. В. Чертопруд // Вопросы защиты информации. — 1996. — № 4. — С. 24.