В современной историографии (да и в советской тоже) существует разные точки зрения сущности и характера Туркестанской автономии — от восторженных до гиперкритических [1, 4, 6]. Споры и дискуссии вокруг этого политического образования создали огромный пласт исторической литературы [3, 5], которые чрезмерно политизируют историю автономии. Я постараюсь осветить эти полярные точки зрения используя труды узбекистанских историков, в частности идеи С. С. Агзамходжаева, которые официально признаны властью республики [2].
1917 год в корне изменил политическую ситуацию в Центральной Азии. Февральская революция создало условия для создания политических партий и движений в Туркестане. Основными акторами политического пробуждения были джадиды — местная интеллигенция, жаждавшая политических, экономических и культурных перемен. Октябрьский переворот был воспринят джадидами неоднозначно — одна ее часть поддержало большевистский захват власти, другая часть предложило другую альтернативу политического устройства Туркестана. В ноябре 1917 г. в городе Коканде местная культурная элита в союзе с местными предпринимателями создали Туркестанскую автономию, создав тем самым первое светское государство на республиканских началах в Центральной Азии. Эта версия является самой распространенной в современной узбекистанской историографии. Историк Агзамходжаев настаивает на союзе всех слоев мусульманского населения в создании Кокандской автономии, утверждая, что создание новой власти — воля народов Туркестана. Я думаю, что версия Агзамходжаева крайне идеологизирована и политизирована, которая служит интересам нового постсоветского государства.
Вернемся к событиям 1917 года. 26 ноября 1917 г. был созван IV Чрезвычайный Краевой мусульманский съезд, где была создана Туркестанская автономия в Коканде. На съезде к тому моменту присутствовало: от Ферганы 150 человек, от Сырдарьинской области 22, от Самаркандской 21, от Закаспийской области один делегат, от Бухары 4 делегата [2, с. 189]. Среди делегатов были представители городских дум, Туркестанского Бюро татар, краевой еврейской организации «Паолей Сион», а также местных евреев. Так что этот «съезд писала газета Улуг Туркистон, нельзя назвать только мусульманским, а следовало бы назвать съездом народов Туркестана» [2, с. 189]. IV Краевой мусульманский съезд отличался ярко выраженной демократической направленностью. Он стремился направить развитие края в русло демократических и экономических свобод, сложившихся культурных, исторических и этносоциальных традиций местных народов, выражая их желание строить жизнь по собственному разумению. По мнению Агзамходжаева, на съезде не ставился вопрос о разрыве связей с Россией. Речь шла о суверенитете в едином экономическом и государственном пространстве. Понимая сложность проблемы национального возрождения, национальные демократы Туркестана надеялись с помощью демократических сил России построить экономически развитое, демократическое общество [2, с. 192]. Между тем решение мусульманского съезда о формировании на территории Туркестанского края национальной демократической государственности нашло широкую поддержку среди разнообразных слоев коренного населения. Провозглашение автономии приветствовали европейские антисоветски настроенные политические объединения и движения.
28 ноября 1917 г. было определено название формирующегося государственного образования «Туркистон Мухторияти» (Туркестанская автономия). Структура власти выглядела следующим образом: до созыва Учредительного собрания вся полнота власти сосредоточивалась в руках Туркестанского Временного Совета и Туркестанского Народного Собрания. Из членов Временного Совета должно быть сформировано правительство из 12 человек. Численность Туркестанского Временного Совета была определена по количеству ранее делегировавшихся депутатов от Туркестанского края Всероссийское Учредительное собрание (32 человека). [2, с. 192]. В состав Народного Совета, численностью в 54 места предполагалась включить 4 представителей от органов городского самоуправления и 18 от различных краевых «европейских» организаций. Таким образом 1/3 мест выделялась некоренной европейской части населения края, составляющей тогда около 7 % всех жителей края [2, с. 193]. В основу предлагаемой схемы государственного устройства закладывался принцип пропорционального представительства национальных курий, т. е. каждой крупной этнической группы. Одновременно, опираясь на проект положения о выборах в Туркестанское Учредительное Собрание, число мест в котором составляло 234, предполагалось образовать две курии — мусульманскую и немусульманскую. При чем последний здесь также выделялось треть мест. Из изложенного следует, что демократически настроенной части интеллигенции удалось добиться включения в программные документы идей, особой демократичности в которых нельзя не отметить. И это при том, что достигнуть согласия между различными политическими группировками на съезде вообще было очень непросто. Атмосфера была настолько накаленной, что в какой-то момент со съезда даже ушли уламоистские (духовные лица) делегаты во главе с их лидером Шерали Лапиным. Борьба развернулась между уламоисткой частью и радикальным крылом национальной интеллигенции. Но путем переговоров было достигнуто соглашение, и уламоисты во главе с Ш. Лапиным вновь вернулись на съезд.
В состав Временного правительства Туркестанской автономии вошли активные участники автономистского движения. В персональном он выглядел следующим образом: Мухаммаджон Тынышпаев — премьер-министр, министр внутренних дел, Ислам Шоахмедов — заместитель премьер министра, Мустафа Чокаев — министр иностранных дел, Убайдулла Ходжаев — военный министр, Юрали Агаев — министр земледелия и водных ресурсов, Обиджон Махмудов — министр продовольствия, Абдурахмон Уразаев — заместитель министра внутренних дел, Соломон Абрамович Герцфельд — министр финансов. В то же время в особом комментарии нуждается то обстоятельство, что в состав Временного правительства вошло 8 человек вместо 12. Объясняется это тем, что еще 4 человека должны были привлекаться по мере выявления кандидатур от европейской части населения Туркестана.На первый взгляд налицо все признаки современного демократического государства.
К декабрю 1918 г. в Туркестане образовалось двоевластие: в Ташкенте правили большевики во главе с Колесовым, а в Коканде образовалась национальная автономия. Вскоре между ними начались разногласия и взаимные обвинения. Туркестанские коммунисты отнюдь не стремились делить власть, а тем более отдавать ее в руки несознательным «националам». Говоря о своей приверженности автономии о горячем желании осуществить национальные чаяния мусульман, большевистские власти одновременно в целях усмирения «автономистов», стали формировать из числа верных ленинцев отряды самообороны, рабочие дружины, подготавливать крупные воинские подразделения.
В конце января 1918 г. противостояние между автономистами и Кокандским городским Советом рабочих и солдатских депутатов начало перерастать в открытые боевые действия. Ситуация сложилась в пользу большевистской власти в Ташкенте. Захват Красной гвардией Оренбурга 19 января 1918 г. временно наладил сообщения с Москвой и прорвал блокаду Туркестана, организованную атаманом Дутовым с северо-запада, что дала возможность Ташкенту обеспечить себя оружием и снабжением. Воспользовавшись этой ситуацией, ободренные ташкентские большевики вплотную занялись рассмотрением вопроса об автономии края. Вооруженные отряды, стоявшие на стороне Советской власти, начали борьбу с кокандским правительством, по сути, первыми в России открыв фронт гражданской войны [2, с. 223]. Слухи, что мусульмане Коканда устроили резню русских и армян и разрушили европейский квартал города, послужили поводом к разжиганию среди воинских подразделений, верных большевистским Советам, антимусульманской истерии. На подавление Туркестанской автономии были двинуты многочисленные войска. Кокандское же правительство опиралось на поддержку только нескольких полицейских отрядов и конной кипчакской милиции. Правительство Туркестанской автономии, понадеявшись на мирные взятие власти, не было достаточно подготовлено, чтобы защитить себя. Несмотря на это, автономисты три дня самоотверженно отражали наступление советских войск. Они были вооружены чем попало — использовали дубинки, топоры, кетмени, ножи, камни. Под лозунгом «Туркестан для туркестанцев» сторонники автономии объявили священную войну — газават и ожидали помощи из областей. Однако, к сожалению, автономисты не получили достаточного военного подкрепления с других мест.
9 февраля 1918 г. Кокандская автономия перестала существовать. Правительство автономного Туркестана пало 6 февраля 1918 г. а бывшие министры автономии бежали на Кавказ, Бухару и Афганистан. Коканд был разграблен и сожжен. Одна треть старого города Коканда была в полном смысле слова уничтожено. Везде горы трупов. Часть из них обгорела. По некоторым данным весь город «был разрушен до основания бомбардировкой взрывчатыми веществами» [2, с. 231], а погибло в те дни более 10.000 человек.
По мнению узбекистанского историка С. Агзамходжаева, насильственный разгон Туркестанского автономного правительства, подкрепленный решением Совнаркома о его ликвидации, принятым в феврале 1918 г., свидетельствовал о явном игнорированием большевистскими «управителями» кровных интересов коренного населения. туркестанцы, по его мнению, пытались сделать первый практический шаг по пути возрождения национальной государственности на демократических началах, чтобы решительно сбросить цепи колониализма и вновь стать хозяевами собственной судьбы [2, с. 236]. Как отмечает далее Агзамходжаев, свержение правительства Туркистон Мухторияти было воспринято туркестанцами как новое свидетельство наличия агрессивных планов большевиков в отношении Туркестана, и они с оружием в руках поднялись на защиту своей Родины от завоевателей. Тем самым было положено начало массовому движению против Советского режима в Туркестане [2, с. 237]. Агзамходжаев оперирует активно использует такие концепты как «национальная государственность», «демократия» и «независимость», и интерпретирует их в духе патриотизма. Агзамходжаев настаивает на «демократичности» Туркестанской автономии ссылаясь на форму правления в Кокандской автономии, т. е. он ссылается на разделение властей в автономии и не делает различия между республиканизмом и классической демократией. Нужно отметить, что новые институты, такие как министерства и парламент были европейским новшеством и никакого отношения не имели к «местным» формам власти.
Я думаю, что Кокандская автономия больше смахивала на республику, чем на демократическое национальное государство. Нужно отметить одно, что состав правительства был многонациональна, что доказывает нашу мысль о надэтничном характере этого образования. Несмотря на то, что автономия просуществовала 72 дня, она оставила глубокий исторический смысл для последующего поколения политиков, и ждет своих исследователей, которые смогут правильно описать и объяснить этот исторический феномен.
Литература:
- Абдуллаев Р. Туркестанские прогрессисты и национальное движение // Звезда Востока. № 1. 1991.
- Агзамходжаев С. C. История Туркестанской Автономии (Туркистон Мухторияти). –Т.: Тошкент ислом университети, 2006.
- Алексеенков П. Кокандская автономия // Сб. Революция в Средней Азии. № 12. Т. 1929.
- Аманжолова Д. А. Казахский автономизм и Россия. История движения Алаш. М.: ИЦ Россия молодая, 1994.
- Сафаров Г. Колониальная революция (Опыт Туркестана). М.: Госиздат, 1921.
- Хасанов М. Кокандская автономия и некоторые ее уроки // Общественные науки в Узбекистане. № 2. 1990.
