Армянская культура, в частности, литература, своей глубиной и тематическим разнообразием, не оставила равнодушной к себе выдающегося поэта Арсения Александровича Тарковского, который был прекрасным знатоком русской и зарубежной литературы. Поэзией, искусством Арсений Александрович жил в буквальном смысле этого слова с раннего детства. Родившись в 1907 году в семье народовольца-восьмидесятника, долгие годы проведшего в якутской ссылке, он рос в высококультурной, прогрессивно настроенной среде. В Елизаветграде, где прошло детство и отрочество будущего поэта, стихи писали едва ли не все его родные и близкие. Размышляя впоследствии о том, что «служение поэзии родственно подвигу или и есть подвиг», Арсений Тарковский с покоряющей силой утверждал в своем творчестве мысль о пророческой, преображающей власти искусства, о великом призвании поэта: [1, с.155]
Я ветвь меньшая от ствола России,
Я плоть ее, и до листвы моей
Доходят жилы, влажные, стальные,
Льяные, кровяные, костяные,
Прямые продолжения корней.
Есть высоты властительная тяга,
И потому бессмертен я, пока
Течет по жилам - боль моя и благо -
Ключей подземных ледяная влага,
Все эр и эль святого языка.
(«Словарь»)
А. Тарковский автор таких поэтических сборников, как: «Перед снегом» (1962), «Земле – земное» (1966), «Вестник» (1969), «Стихотворения» (1974), «Волшебные горы» (1978), «Зимний день» (1980), «Избранное» (1982), «Стихи разных лет» (1983), «От юности до старости» (Государственная премия, 1989) и «Быть самим собой» (1987), отразившие проявления бытия, самосознания живой природы и личности, стремящейся внести лепту в гармоническое единство мира. А.Тарковский писал: «Самое удивительное в жизни – это способность видения мира и самосознания, наиярчайшее отличие живой природы от мертвой. Искусство живо этим началом». [1, с.7]
Одной из наиболее прямых, жизненно важных форм служения поэзии стала для Арсения Тарковского начавшаяся еще с 1932 года работа над переводами с восточных языков. «Почему восточных?» – спрашивал поэт самого себя. Ответ его был следующим:
«Мне нравилось работать над чем-то, у чего не было ничего общего со мною. Но потом оказывалось, что общее все-таки было» [1, с.7].
Переводы Тарковского не остались без внимания и оценки русской критики, которая не раз отмечала их достоинства. Так, по поводу их литературовед А.Чупринин писал: «Знакомясь с переводами Тарковского, читатель, несомненно, почувствует прелесть и своеобразие арабского, туркменского, грузинского или армянского стихотворения, мастерски передаваемые поэтом. В давнем споре о принципах переводческого искусства. Тарковский неизменно стоит на позициях точного, «буквального» воспроизведения всех – ритмических, графических, интонационных – особенностей подлинника, избегая насколько это возможно, модного «осовременивания», подгонки классических образов к требованиям нынешнего вкуса» [2,с.4].
Из армянской литературы А. Тарковский перевел на русский язык стихотворения Саят-Нова, Ованеса Туманяна, Егише Чаренца, Ованеса Шираза, Амо Сагияна и других. Лучшие его переводы из поэзии вышеперечисленных авторов вошли в книгу «Звезды над Арагацем», которые, в свою очередь, подтвердили признанный литературный талант Тарковского – мастера стихотворного перевода.
Оценивая достоинства переводов А. Тарковского, литературовед А. Истогин писал: «Армянские переводы Тарковского следует отнести к образцовым. Безупречное чувство стиля позволяет ему даже в присущих восточной поэтике устойчивых образах, традиционных метафорах уловить их индивидуальную окраску, воссоздать неповторимый поэтический мир» [2,с.5].
Знакомясь с переводами стихотворений из лирики Саят-Нова, как например: «Косы твои – рейхан в росе – нежней дорогих шелков...», «Я ждал я пролил стольких слез...», «Какую ты приследовала цель...», «С поникшей головой, в цепях...» и другие, очевидно то, что они так же проникновенны, как и их оригиналы. Все переводы выполнены с величайшей тщательностью, в которых ощущается талант перевоплощения и самоотдачи Тарковского, где блестяще передана лирика средневекового поэта. В качестве примера приведем фрагмент из следующего перевода: [2,с.18]
С поникшей головой, в цепях –
Я пленник твой, любовь моя.
У ног твоих лежу. Я прах.
Я пленник твой, любовь моя.
Ты свет у солнца отняла,
Твой луч – горячая стрела.
Сгорят мои глаза дотла,
Я пленник твой, любовь моя...
(Пер. А. Тарковского)
А в переводе стихотворения «Косы твои – рейхан в росе – нежней дорогих шелков...» А. Тарковский смог уловить и передать силу традиционных восточных метафор, их экспрессивную окраску, которые позволили ему воссоздать неповторимо-эмоциональный поэтический мир Саят-Новы, его безответной, страстной любви, готовой к самопожертвованию[2,с.18]:
…Розы пурпурной нет в саду – не слышно там соловья,
В сердце ты ранила меня, терзаюсь, жар затая,
Я захворал любовью, лег,– смертельна болезнь моя.
Пусть я умру – здорова будь. Я в землю сойти готов
Ради лукавых игр твоих и легких твоих шагов.
Где ты, Лейли? Я, как Меджнун, брожу в горах без дорог,
Нет мне лекарств от моей любви. Я стражду, я одинок,
Яр[1], я одну тебя люблю и жажду, свидетель бог,
Пусть я умру – здорова будь. Я в землю сойти готов
Ради лукавых игр и легких твоих шагов...
(Пер. А. Тарковского)
Как видно из приведенного отрывка, переводчик использовал такую синтаксическую конструкцию, которая основана на повторении отдельных выражений, которые, в свою очередь, усиливают грустные раздумья и переживания поэта. В переводе Тарковский использовал также метод транслитерации, который усилил и подчеркнул восточный колорит стиха. В переводах А. Тарковского явно проявляется его поэтическая индивидуальность, которая заметна в его языке и стиле. На этот факт, в свое время, указал литературовед Александр Истогин, который писал: «Нетрудно догадаться, что чем самобытнее поэт, тем мучительнее ему отрешиться от себя, бесследно раствориться в оригинале. Читатели Армении имеют возможность по- новому оценить переводческий подвиг Тарковского, познакомившись с его собственным творчеством, в котором напряженная духовность русского стиха и метафоричность, исконно присущие восточной поэзии, достигли глубокого и выразительного взаимопроникновения» [2,с. 5].
А. Тарковский был также большим знатоком поэзии выдающегося армянского поэта начала ХХ века Ов. Туманяна. Повседневная армянская жизнь, быт деревни, ее нравственные истины, воспетые Ов. Туманяном, нашли свое яркое перевоплощение и в переводах А. Тарковского. Произведения Ов. Туманяна издавались на русском языке, начиная с 1893 г., когда переводить их стали лучшие поэты-переводчики, как К. Бальмонт, М. Петровых, Б. Ахмадулина и многие другие. В предисловии к книге Ов. Туманяна «Стихи» литературовед Л. Мкртчян по поводу переводческого искусства, в свое время, отметил, что особенно трудно переводить классическую литературу – простую и в простоте своей глубокую. Как поэт – переводчик, А. Тарковский блестяще справился и с этой задачей, представив образцы подлинного искусства, в которых мысли армянского поэта звучат так же естественно, с большим туманяновским лиризмом. Переводы А. Тарковского из поэзии Ов. Туманяна малочисленны, однако в каждом из них блестяще воссоздан колорит Армении, ее народа, сохраняя при этом живую народную речь их оригиналов.
На высокие достоинства лирики Ов. Туманяна не раз указывал в своих статьях и выступлениях литературовед Стефан Зорьян, который по поводу ее писал: ,,Вступив на литературное поприще, Туманян принес с собой образ родной земли, ее пестреющие цветами горы, ее бурные потоки и печальные, очень печальные села. Повседневная армянская жизнь стала под его пером предметом поэзии. Правда, до него определенные шаги уже сделали в этом направлении Г. Агаян и И. Иоаннисян, однако армянскую деревню в столь широком охвате, подлинные чувства ее обитателей, ее быт, - так рельефно и красочно впервые воссоздал именно Туманян”. [3, с.14]
Светлые картины природы, образ армянского пастуха воссозданы Ов. Туманяном в поэме «Лориец Сако», которая является образцом реалистического искусства, в котором дух и мировоззрение армянского крестьянина, переданы посредством народного стиля армянского языка. Перевод этой поэмы принадлежит перу А. Тарковского, который с большим переводческим мастерством, передал всю пышность и красоту самобытной лорийской природы, образ пастуха Сако, его мечты и тревоги. В переводе, как и в оригинале, природа Лори олицетворена, где каменные скалы, брови сведя, смотрят друг на друга в упор, где слышится движение дикой реки с ее воплем и хохотом, где разлетаются в разные стороны капли ее ледяной, шипучей пены. Фрагмент из перевода звучит так [3,с.67]:
Подножья их моет, и тёмен, и сед,
Бушует как дэв[2] и кипит Дзорагет[3],
И камень грызет ледяная волна,
И пасть его пены шипучей полна, –
Плюет, и в скалистом затворе своем
Он старицу ищет, идет напролом,
Шипит, оглашая окрестную тишь:
– Ваш-виш! Ваш-виш!..
Перевод А. Тарковского насыщен яркими метафорами, которые, в свою очередь, служат основным фоном стихотворения, отображая при этом динамичность природы, ее силу и величие. Переводчик использовал также и такие транслитерации, как «дэв», «Дзорагет», которые придали переводу восточный колорит, конкретизировав собой место описания.
Языковое мастерство А. Тарковского-переводчика неоспоримо выразилось и в описании образа простодушного пастуха Сако, вобравшего в себя все давние традиции своего народа. Как и в оригинале, Сако у А. Тарковского описан огромным, плечистым, неотесанным и грубым, одновременно наивным, верящим в предрассудки, в темные силы природы, о которых ему в детстве, не раз, рассказывала бабушка. В переводе эти строки звучат так [3,с.68]:
Но в хижине темной средь скал и руин
Сако этой ночью остался один.
Глядит, полулежа, в огонь очага,
А ночь, как бессонная дума, долга…
И вспомнил бабушки давний рассказ, –
До света теперь не сомкнуть ему глаз, –
И стал поневоле он думать о том,
Чтобы бесам привольно во мраке ночном,
Что их колченогий неистовый рой
Всю ночь забавляется страшной игрой,
Что любо им, образ турчанок приняв,
Пред путником встать и схватить за рукав…
Посмотришь с горы, а в глубокой тени
В дремучих пещерах витают они
И голосом, будто знакомым, зовут
В свой дикий, погибельный, мглистый приют;
Пирует всю ночь их мятущийся стан,
И воет зурна, и гудит барабан…
Перевод близок к оригиналу не только по смыслу, но и стилю, в котором сохранены фольклорные мотивы поэмы, ее интонационное построение. В переводе эти строфы звучат так [3,с.69]:
– Зовут: – На свадьбу к нам, скорей,
Пока дневной не брезжит свет!
Нет наших девушек стройней,
Невест прекрасней нет.
Яичницу изжарю я,
Лепешку дам из нежных рук.
Я тетушка… Я матушка…
Я твой сердечный друг…
Вот пляшут – очи карие,
Пригожа и стройна,
Любовью сердце ранено…
Тара-ни-на!.. Тара-ни-на!..
Из приведенного примера видно, что переводчику удалось мастерски вжиться в стиль поэмы, сохраняя при этом прозрачную чистоту языка армянского поэта. В переводе А. Тарковского царит народный армянский дух, которым проникнута каждая строчка оригинала.
Без малейшего отклонения от оригинала, А. Тарковский передал в своем переводе также волнение, настроение Сако, который поражен ночной глухотой, которому мерещатся страшные видения [ 3,с.69]:
– А может быть, все померещилось мне,
Не очи, а звезды сверкнули в окне,
Иль волк на добычу отправился в путь…
И хочет Сако на оконце взглянуть,
Да взора не смеет поднять высоко…
И только прислушивается Сако.
А в другом фрагменте из перевода, как и в оригинале, видно душевное неравновесие Сако, его беспомощность, страх и беспокойство [3,с.70]:
От ужаса бедный Сако изнемог,
Вскочил, пошатнулся, взглянул на порог…
Трах! Дверь распахнулась. Те лезут в окно,
Те – через порог, турчанок полно,
Хохочут, и вьются, и воют не в лад,
Гогочут, визжат да свистят…
Анализируя перевод А. Тарковского, видно, что он эквивалентен оригиналу. Переводчику удалось воспроизвести мир армянской деревни, показать склад мышления и мировосприятия простого армянина. Обладая тончайшим языковым чутьем, чувством слова, А. Тарковский воссоздал в переводе формы выражения и народный стиль поэмы Ов. Туманяна. Переводы А. Тарковского из поэзии Ов. Туманяна свидетельствуют о том, что русский поэт-переводчик, высоко оценив достоинства поэзии великого армянского классика, переводил ее с большим чувством ответственности, тщательно работая над каждой своей строкой, представляя суду русскоязычного читателя образцы подлинного искусства.
Переводам А. Тарковского соотнесем высказывание К. Чуковского о переводческом искусстве, который писал: «Богатый словарь нужен переводчику именно для того, чтобы переводить не дословно. Здесь своеобразный парадокс диалектики: если хочешь приблизиться к подлиннику, отойди возможно дальше от него, от его словарной оболочки и переводи его главную суть: его мысль, его стиль, его пафос (как выражался Белинский). Не букву буквой нужно воспроизводить в переводе, а (я готов повторять это тысячу раз!) улыбку – улыбкой, музыку – музыкой, душевную тональность – душевной тональностью» [4,с.94].
Большой переводческой удачей является также перевод старинного предания «Ничто не вечно над землей», где А. Тарковский блестяще передал мировоззрение армянского поэта, его философский подход к жизни, основную формулу бытия, что ничто не вечно на земле. В этом предании Ов. Туманян показал образ бедного крестьянина в его развитии, который, благодаря своему уму и трудолюбию, всеобщим признанием воссел на царский престол. Молодой царь, не жалея сил, нес тяжелое бремя своего государства, мудро отвечая отцу, что не вечно ничто на земле, правильно оценивая ценности жизни.
А. Тарковскому, как талантливому поэту, и в этой работе удалось вжиться с оригиналом, перевод близок к нему и по смыслу, стилю, и по его эмоциональной окраске.
Концовка перевода, как и оригинал, несет в себе основное философское заключение этого предания, которое на русском языке звучит так: [3,с.21]
Ушел и отец навсегда. Мирозданье
Вращается мерно, своим чередом
Проходят века, но доныне сказанье
,,Не вечно ничто на земле” мы поем.
Надгробья царского нет и в помине,
И стала столица безлюдной пустыней,
А ты в этом мраке как всадник в седле,
Но помни: не вечно ничто на земле.
(Перевод А. Тарковского)
Как и в предыдущих переводах, А. Тарковскому удалось передать в этом предании и восточный колорит оригинала, который особенно ощущается в изображении образов бедного крестьянина и его скромного и мудрого сына. Перевод А. Тарковского всецело соткан из множества метафор, которые выделяют собой общий смысл предания. Перечисляя и анализируя все достоинства этого перевода, очевидно то, что перевод эквивалентен оригиналу.
Изучая поэзию А. Тарковского, нетрудно заметить, что и его поэзия глубоко человечна, он неизменно предпочитает бездомных, отверженных, одновременно, он умеет радоваться и любить. Во многих своих стихах поэт также размышляет о трагической подоплеке бытия, о драме человеческого существования. Мир в лирике Тарковского не идеален, однако он ценит и любит жизнь.
Поэзия и переводы А. Тарковского оставили неизгладимый след в литературе, которая является эстетическим и нравственным миром поэта. Актуальность и значимость мыслей поэта-переводчика плавно перешагнули и в новое тысячелетие, в котором они торжествуют как вечный праздник и гимн жизни.
Литература:
1. Тарковский А. А. Стихотворения. «Художественная литература», Москва, 1974г.
2. Тарковский А. А. Звезды над Арагацем. Ереван, »Советакан грох», 1988 г.
3. Туманян Ов. Стихотворения. Легенды и баллады. Поэмы. Ереван, 1969 г.
4. Чуковский К. И. Высокое искусство. «Советский писатель», Москва.1988г.
