После Крымской войны в истории России началась новая полоса. Современники называли ее эпохой Освобождения, или эпохой Великих реформ. Этот период русской истории прочно соединился с именем императора Александра II.
К крестьянской реформе Россия подошла с крайне отсталым и запущенным местным (земским, как тогда говорили) хозяйством. Медицинская помощь в деревне практически отсутствовала. Эпидемии уносили тысячи жизней. Крестьяне не знали элементарных правил гигиены. Народное образование никак не могло выйти из зачаточного состояния. Отдельные помещики, содержавшие для своих крестьян школы, закрыли их сразу же после отмены крепостного права. О проселочных дорогах никто не заботился. Между тем государственная казна была истощена, и правительство не могло своими силами поднять местное хозяйство. Поэтому было решено пойти навстречу либеральной общественности, которая ходатайствовала о введении местного самоуправления.
1 января 1864 г. Александр II утвердил «Положение о губернских и уездных земских учреждениях» — законодательный акт, которым вводилось земство.
Земское самоуправление учреждалось для руководства хозяйственными делами: строительством и содержанием местных дорог, школ, больниц, богаделен, для организации продовольственной помощи населению в неурожайные годы, для агрономической помощи и сбора статистических сведений.
Распорядительными органами земства были губернские и уездные земские собрания, а исполнительными — уездные и губернские земские управы. Для выполнения своих задач земства получили право облагать население особым сбором.
Выборы земских органов проводились раз в три года. В каждом уезде для выборов гласных уездного земского собрания создавалось три избирательных съезда. Каждый из съездов избирал определенное число гласных губернского земства.
Порядок выборов в земские учреждения сочетал высокий имущественный ценз для землевладельцев и горожан с сословным принципом представительства крестьян. Ведущее положение в земствах отводилось дворянству, роль которого искусственно повышалась путем автоматического закрепления за уездными предводителями дворянства права не только председательствовать на избирательном собрании уездных землевладельцев, но и быть председателями уездных и губернских земских собраний.
Земства были всесословными учреждениями. Однако названное Положение было составлено таким образом, что большинство гласных всегда были дворяне. Так, из 74 гласных в тульском губернском земском собрании дворян было 61 (82,5 %), купцов — 10 (13,5 %), священников — 1 (1,3 %), крестьян — 2 (2,7 %). В уездных собраниях дворяне тоже преобладали. В 60-е годы в уездных собраниях Тульской губернии они составляли 50 процентов от общего числа гласных [5, с. 21].
Земства учреждались лишь в 34 губерниях Европейской России. В Прибалтике, Белоруссии, Правобережной Украине, на Кавказе и в Средней Азии, в Астраханской и Архангельской губерниях, в Сибири и на Дальнем Востоке новые органы самоуправления введены не были. В 1876 г. земство было открыто в Области войска Донского, но уже через 6 лет закрыто [1, с. 205].
Земская реформа вызвала обострение противоречий в среде оппозиционного дворянства: либерального и консервативного.
Представитель жандармского корпуса в Пскове сообщал в 1865 г.: «В псковской губернии как в земских собраниях, так равно и в обществе существуют в настоящее время две партии — консервативная и демократическая... Партии эти образовались с 19 февраля 1861 г. и существуют везде, где отмена крепостного права изменила отношения между дворянством и крестьянами. Можно даже сказать, что с введением в действие Положения о земских учреждениях антагонизм между этими партиями усилился и принял более определенные формы» [4, с. 172–173].
Либералы восприняли земства как новое поле для реализации политических амбиций, «охранители» оценили их введение как очередной антидворянский, «демократический» шаг правительства.
Представители консервативного направления считали, что Государь есть самый заклятый враг дворянства, — ознакомившись с проектом реформы, — Какая демократия узаконяется в России!.. Но дворяне так между собой разделены, что нет никакой [основы] для совокупного и упорного возражения» [4, с. 173].
Низкий ценз, установленный для первой землевладельческой курии, вызывал недовольство. Д. Н. Шидловский и Орлов-Давыдов составили и разослали ряду членов Совета записку, в которой говорилось: «Самое меньшее участие в делах земства предоставляется дворянству, потому что числительность в избирательных собраниях по сословным кружкам будет всегда на стороне мелкой шляхты, которая вероятно будет избирать гласных в губернское собрание из своей среды, имея в виду выбор членов управ с хорошим содержанием…» [4, с. 173–174].
Наибольшую тревогу противников чрезмерного «демократизма» земств вызывало возможное противопоставление новых учреждений дворянству. Бывший в эти годы в их числе адъютант великого князя Константина Николаевича А. А. Киреев писал в дневнике в 1865 г.: «Правительство очевидно намерено перенести центр тяжести провинциального self-govemment'a из дворянских собраний в земские собрания. Дворянские собрания ограничатся одними обедами». После одного из разговоров с великим князем Киреев еще более уверился в своих подозрениях, сделав вывод, что «консервативность заключается, по мнению моего почтенного собеседника, в сохранении всего касающегося до Р [омановы]х. Что пределом человеческого блага и государственного благоустройства [является] цезаризм, основанный на мужицких голосах, и что наконец партия конституционная и партия революционная почти тождественные для него понятия» [4, с. 174].
После открытия земского собрания Орлов-Давыдов записал в дневнике: «Вижу изо всего направления прений, что если им оставить ход свой, согласие обнаружится в одном оскорблении Верховной власти, но что одной общей резолюции от всего дворянства, одной благоразумной и практичной мысли не будет». «Демократические» земства, а с ними и «демократический Земский собор», по мнению графа, станут реальностью, с которой необходимо будет считаться, «хотя бы мы этого и не желали», и которой нужно противопоставить в качестве «предохранительного клапана» консервативный элемент. «Мы постоянно твердим друг другу поощрения, что мы считаемся необходимой опорой престола. На это нам говорят с некоторою справедливостью, что опорой... не может быть то, что само слабо, само валится, что не имеет чувства самосохранения. На это отвечаю, что хотя слабость есть, хотя есть признаки разрушения, однако чувство самосохранения у нас есть... Много было говорено о том, что дворяне ничего не значат, и что оплот дворянства не нужен для государя, который опирается на народные массы... Что народ предан теперь государю как никогда, это справедливо, но спрашивается, когда земли больше не будет, которую можно им раздавать, когда не будет больше воли, которую можно им прибавить... не объявят ли они новые условия подданства, и это будет именно когда дворянство обратится в мужиков, тогда будет один только царь и он один дворянин» [4, с. 175–176].
В декабре 1865 г. А. А. Киреев, активно участвовавший в работе московского земства, передавал в дневнике оценку одного из наиболее влиятельных дворянских деятелей Москвы И. И. Мусина-Пушкина, который выделял в тамошнем обществе «четыре кружка»: «1) Безобразов (земство не существует, есть только дворянство, «а прочее все гиль». 2) Орлов-Давыдов — переход от Безобразова к 3) Гагарину (земство он не любит, но терпит его, принимает как неизбежное зло). 4) Пушкин, Голохвастов (Голохвастов ленив, авангардный начальник, партизан, подчиняется И.Пушкину) взялись за земство смело, не прочь в нем участвовать, желают соединения его с дворянством в деятельности», «Кажется, категорий слишком много, — добавлял сам Киреев. — Их две. Безобразов — Давыдов и Гагарин — Голохвастов, Пушкин». При этом собеседники согласились, что основная масса дворян еще не определилась, и это делает невозможным создание «партии» [4, с. 177–178].
В Петербурге с критикой земств выступил А. П. Шувалов, А. П. Платонов. Последний еще на предварительном собрании земских гласных в Царском Селе читал обширную записку, в которой подверг критике Земское Положение и настаивал на созыве Собора. Его оценка земств во многом совпадала с мнением Орлова-Давыдова: «Правительство, — говорилось в записке, — поступило недобросовестно как в отношении помещиков, которых оно польстило земскими учреждениями, в сущности окончательно их уничтожившими, так и по отношению к крестьянам, которых, заманив этими учреждениями... поставило в совершенную зависимость от себя» [4, с. 180]. Двумя месяцами позже в губернском собрании оппозиционный настрой Платонова поддержали А. П. Шувалов и Н. Ф. Круве.
Н. А. Милютин сыграл важную роль в период правления Александра II. В своей работе Милютин руководствовался не любовью к «униженному брату» и не интересами династии, а интересами страны в целом, государства, государственного порядка, государственной машины. Мысль его работала не от крестьянства или дворянства к государству, а наоборот — сверху вниз. Порядок, по его мнению, может быть наведен и соблюден только в результате строгой опеки всех слоев населения властями. Демократии в этой теории государственной необходимости не было ни на грош. И по отношению к дворянству — тоже. «Вас, — дворян, — смеялся Милютин, — нельзя расшевелить мелочами. Вы почешетесь, перевернетесь, да опять заснете. Вас надобно так кольнуть, чтобы вы подпрыгнули вверх». [2, с. 72]
Отношения Милютина с императором складывались очень напряженно. В окружении Александра II раздавались возгласы о том, что Милютин — «красный», «революционер» и т. п. Император, вообще-то не веривший в революционные намерения Николая Алексеевича, но считавший его деятелем чересчур радикальным, бескомпромиссным, в начале 1858 г. бросил следующую фразу: «Этот Милютин давно уже имеет репутацию красного, за ним нужно понаблюдать». Последний тут же подал в отставку. Лишь ручательство Ланского заставило Александра II отклонить отставку.
Несмотря на ограничение их компетенции, на сохранение некоторых дворянских привилегий, введение местного самоуправление казалось Милютину «великим шагом на пути к будущему развитию государственного строя», «к государственному перерождению России». Земство было встречено «с живою радостью всеми, кто только сочувствовал предпринятым реформам и обольщался светлыми надеждами на благодетельные последствия их для возрождения России» [3, с. 17–18].
Земства сыграли важную роль в развитии культуры, просвещения, здравоохранения.
Земские больницы были открыты для всех слоев крестьянства, до этого практически лишенного какой бы то ни было медицинской помощи.
Экономическая сфера была самой слабой стороной в деятельности земств. Б. Б. Веселовский считал: «Едва ли найдется какая-либо другая область земской деятельности, столь богатая всевозможными начинаниями и вместе с тем страдавшая до последнего времени такой поразительной бессистемностью, как область экономических мероприятий» [1, с. 206–207].
Широкое распространение в земствах получила организация мелкого поземельного кредита для содействия сельским общинам в покупке и аренде земли. Многие земства организовывали ссудосберегательные товарищества, кустарные артели, выдавали продовольственные и денежные пособия голодающим крестьянам, ходатайствовали о понижении платимых крестьянами выкупных платежей, о замене подушной подати всесословным подоходным налогом, о содействии переселению крестьян. Но все эти меры не в состоянии были коренным образом облегчить положение деревни.
Деятельность земских учреждений в России не ограничивалась только культурно-хозяйственными вопросами. Они стремились играть роль и в политической жизни страны. По своей природе новые органы местного всесословного самоуправления неизбежно тяготели к центральному самоуправлению, к парламентским формам государственного устройства. Поэтому в рамках земства в России возникло в пореформенный период оппозиционное самодержавию политическое течение, получившее в исторической литературе название земского либерального движения. Американский журналист Джордж Кеннан, несколько раз посетивший Россию, посвятил русским либералам специальный очерк, в котором, в частности, писал: «Единственный базис, на который они могли опереться, был тот, который давался самим учреждением земств, так как они, будучи членами законом утвержденной корпорации, были призваны правительством в качестве уполномоченных от населения» [1, с. 207–208]. И действительно, русские либералы верили, как писал один из них — основатель специальной газеты «Земство» В. Ю. Скалой, что «за упорядочением местного самоуправления и весь государственный строй подвергнется преобразованию» и правительство призовет земских представителей «на более важные посты в области правительственной деятельности» [1, с. 208].
Итак, земская реформа была неоднозначно встречена современниками Александра II. Одни считали, что земства негативно влияют на политическую обстановку в стране. Некоторые представители интеллигенции принимали активное участие в развитии земских учреждений, так как считали это необходимым для распространения просвещения, развития здравоохранения, сельского хозяйства. Несмотря на реформы в местном управлении существовали пережитки крепостничества, сохранялись дворянские привилегии.
Литература:
- Захарова Л. Г. Великие реформы в России 1850–1874. — М.: Изд-во Московского университета, 1992. — 336 с.
- Ляшенко Л. М. Царь — Освободитель. Жизнь и деяния Александра II. — М.: ВЛАДОС, 1994.-240 с.
- Милютин Д. А. Воспоминания 1863–1864 гг. / Под ред. Л. Г. Захаровой. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2003. — 688 с.
- Христофоров И. А. «Аристократическая» оппозиция Великим реформам конец 1850-х — середина 1870-х гг. — М. ООО «ТИД «Русское, 2002. — 432 с.
- Чистяков О. И. Новицкая Т. Е. Реформы Александра II. — М.: Юридическая литература, 1998. — 464 с.
