Теоретические подходы к проблеме влияния колониальной политики Японии на развитие Корейского полуострова



Введение

Колониальный период истории Кореи (1910–1945 гг.) является одной из наиболее противоречивых тем для исследования среди специалистов в Корее и вне нее. Именно он повлиял на дальнейшее развитие Кореи, ее модернизацию, последующее строительство экономики и оставил большой отпечаток на историческом пути корейской нации. Актуальность представленной работы подтверждается тем, что комплексное изучение колониального периода позволяет углубить знания об историческом развитии региона в целом и выявить новые подходы к характеристике колониальной политики Японии на Корейском полуострове.

В данном эссе объектом исследования выступает политическая, экономическая и социальная история Кореи первой половины и конца XX вв., в то время как предметом является проблема колониальной модернизации Кореи. Целью исследования является выявление практических доказательств теории колониальной модернизации, теории колониальной стагнации и центристской теории, их сравнение и определение влияния колониального наследия.

Для достижения поставленной цели был выделен ряд конкретных исследовательских задач:

‒ определить значимость и характер колониальной модернизации Кореи, а также роли корейцев и японцев в этой модернизации;

‒ исследовать специфику научных и общественных оценок японского колониализма в Корее в первой половине XX в. и на рубеже XX-XXI в.;

‒ охарактеризовать три теоретических подхода к вопросу колониальной модернизации Корейского полуострова.

Методологией данной работы является комплекс исторических и политологических методов. В качестве исторического метода выступает историко-сравнительный метод, с помощью которого автор сравнивает различные теоретические подходы к оценке колониального периода. В категории политологических методов прежде всего используется структурный подход, который предоставляет возможность для рассмотрения в более широком формате объекта и предмета работы.

Использованную литературу можно разделить на несколько категорий. Во-первых, это общие труды и монографии, включающие в себя обзор колониального периода истории Кореи [3, 1].

В следующую категорию следует отнести исследовательские и научные работы, посвященные различным подходам и оценкам колониального периода. Так, автор неоднократно обращался к статье Кима Н.Н. [12]. В зарубежной литературе выделяется ряд южнокорейских исследований — это работа Син Ёнъха «Японская колониальная политика и критика колониальной модернизации» [8], совместный труд Син Ёнъха, Чон Санъсук и Ко Сукхва «Критический анализ теории о колониальной модернизации» [9] и работа Чон Ёнтхэ «Корейская современность и споры о колониальной модернизации» [11]. В англоязычной литературе хотелось бы отметить совместное исследование под редакцией Син Гиука и Майкла Робинсона «Современность корейской колонии: в поисках преодоления теории внутреннего развития и теории колониальной модернизации» [10], в которой впервые был обозначен центристский подход к оценке колониального периода. Особое внимание автор уделил трудам, содержащим анализ экономики Корейского полуострова в колониальный период и в последующие годы [14, 4, 13, 7].

В современной историографии существует несколько подходов, по-разному оценивающих влияние колониальной политики Японии на дальнейшее развитие Корейского полуострова. Сторонники разных взглядов опираются на три теории — теорию колониальной модернизации, теорию колониальной стагнации и центристскую теорию. Далее будут приведены практические доказательства каждой из теорий, их сравнение и определение их обоснованности.

1. Теория колониального развития иэксплуатации

Теорией, привлекающей к себе наибольшее внимание, является теория колониальной модернизации или, как ее еще называют, теория колониального развития и эксплуатации^[1]. Наиболее широкое распространение данная теория получила в 1980–1990е годы. Преимущественно она развивалась японскими и рядом корейских историков, но наибольший вклад в ее развитие привнесли исследователи корейской экономики. Бросив вызов националистическим историческим устоям, они пересмотрели подход к политике японского колониализма как к сугубо эксплуататорскому режиму. Именно они впервые предоставили экономические показатели, подтверждающие, что Корея активно развивалась, а индустриализация страны проходила ошеломляющими темпами [12].

Данная теория действительно имеет свои доказательства. Так, анализируя соответствующие экономические показатели, можно увидеть, что в период 1910–1945 годов наблюдался стабильный рост корейской экономики. ВВП (не включая сферу услуг) за четверть века увеличился почти в четыре раза [5]. Среднегодовые темпы роста оценивались в 4–5,4 % (или 3,7 % на душу населения), что является сравнительно высоким темпом роста [14].

С 1915 по 1940 год оборот сельскохозяйственного производства увеличился на 85 %, а промышленного производства более чем на 80 %. Не смотря на то, что промышленный сектор стремительно развивался, сельское хозяйство все еще доминировало в экономике в целом.

Результат аграрной политики был в целом положительным для экономики Кореи. За эти два десятилетия сельскохозяйственное производство увеличилось на 85 %; производство риса — на 50 %; средний урожай риса на акр на 26 %. Увеличение сельскохозяйственного производства было достигнуто за счет увеличения использования натуральных удобрений, посева улучшенных семян и использования инновационных методов выращивания и качественного сельскохозяйственного оборудования [4].

Колониальный период был классическим примером и быстрого промышленного развития. Он характеризовался входом в Корею крупнейших японских промышленных и торговых концернов — Митсуи, Митсубиси, Суми-мото и Ясуда. Корейская обрабатывающая промышленность полностью изменилась, перейдя с переработки продуктов питания и производства шелковой ткани в тяжелые и химические отрасли. Был построен ряд предприятий, таких как Хыннамский завод по производству взрывчатых веществ, Чанчжинганская ГЭС, сталелитейный, металлургический заводы и др. Увеличилась и валовая продукция промышленности [6].

Обмен товарами и услугами в новых колониальных экономических рамках в Корее потребовал и улучшения коммуникации. До прихода на Корейский полуостров японцев на территории Кореи функционировала лишь одна железная дорога Сеул-Инчхон, открытая в 1899 году. Так как почти все заводы и фабрики были сосредоточены на севере, построение сети железных дорог по всей стране стало необходимостью. Правительство расширяло железнодорожные линии на протяжение всего колониального периода, поэтому к 1945 году протяженность железнодорожных путей составила 6,362 километра. Японцы также взяли на себя строительство новых дорог для наземного транспорта (к 1945 году было построено 20 тыс. Км дорог); улучшили морское транспортное сообщение (к 1945 году в Корее было 230 000 тонн отгрузок и построены многие портовые сооружения) и управление почтовыми службами и другими сообщениями (имелась хорошо развитая сеть почтовых отделений, почти вся оборудованная для передачи телеграмм, 7100 телефонных линий, 5600 миль телеграфных линий, 15 радиостанций, 440 000 радиоприемников) [4].

В течение тридцати лет японского колониального правления корейская экономика подвергалась быстрой модернизации. Промышленная структура корейской экономики подверглась глубоким качественным изменениям, были созданы заводы, расширены железнодорожные и телекоммуникационные сети и построены гидроэлектростанции. Однако сторонники теории колониальной модернизации, действительно оценив вклад Японии в развитие Кореи как страны, подчеркнули положительные преобразования лишь в одной из сфер — экономической — проигнорировав и умолчав весьма печальные последствия для обычных корейцев.

2. Теория колониальной стагнации

Приверженцы теории колониальной модернизации всячески критиковались представителями националистического подхода. В противовес ими была выдвинута теория колониальной эксплуатации, в корне которой лежит собственная трактовка понятия модернизации. По словам историков-националистов, понятие модернизации должно подразумевать преобразования во всех сферах: экономической, политической, социальной и культурной [8]. Главным аргументом сторонников националистического подхода является то, что прогресс во всех сферах не был достигнут.

Так, в политической, социальной и культурной сферах Корея была полностью лишена независимости, что явно свидетельствует скорее о деградации, нежели о модернизации. В Корее отсутствовали свобода слова, печати, объединений и т. д., корейцы страдали от дискриминации по национальному признаку. В культурной сфере важнейшим признаком насилия над населением стало искоренение корейского языка, ведение образовательной программы на японском и повсеместная пропаганда ассимиляции с японцами.

С экономической точки зрения модернизация, согласно сторонникам теории колониальной эксплуатации, также не была проведена. По их мнению, истинная модернизация означает «переход от феодальной экономической организации и способа производства к промышленному капитализму» [12]. Однако в Корее превалировала двойственная экономика, характеризующаяся сосуществанием капиталоемких и технологически прогрессивных секторов с трудоемкими и технологически отсталыми.

Наиболее противоречивой оказалась уже упомянутая аграрная политика. Как ни парадоксально, несмотря на высокие показатели производительности, показатели потребления риса в Корее падали ежегодно. Это было вызвано неспособностью японского внутреннего рынка риса справиться со спросом (спрос превысил предложение на 8 миллионов сок[2] в год) [7]. Неэффективное соотношение спроса и предложения на японском рынке компенсировалось за счет сокращения потребления риса корейским населением — корейские экономисты называют этот экспорт риса «вынужденным» или «голодным экспортом» [14].

Еще одним аргументом в пользу теории колониальной эксплуатации является национализация Японией корейских земель. К 1936 году две трети всех земель в Корее перешли в руки японских иммигрантов. Изменения, введенные японцами, означали ликвидацию независимых фермеров среднего класса и, следовательно, ухудшение жизни целой прослойки корейского населения [4]. Растущее число арендаторов-корейцев вынуждено было платить не только арендную плату в размере 58–90 % от их общего урожая, но также налоги на землю, сборы за проверку риса на качество и т. д.. В результате у арендаторов осталась лишь небольшая часть урожая, самое большее, всего четверть. В таких обстоятельствах любая возможность накоплений была невозможна. Корейские фермеры часто оставались в дефиците, что выливалось в еще более затруднительные последствия: им приходилось брать в долг, как правило, по ростовщическим процентным ставкам, чтобы выжить [13].

Можно отметить такую же тенденцию в промышленности. К 1945 году японские капиталисты доминировали в качестве собственников во всех секторах тяжелой промышленности, малой и легкой, горнодобывающей, обрабатывающей и т. д. В 1945 году японцы владели 89 % общего капитала всех производственных и промышленных объектов, а также контролировали все основные банковские операции [4].

Ограничивалось участие корейцев и в производственном процессе. Квалифицированная рабочая сила, необходимая для развития новых отраслей промышленности, импортировалась из Японии. Как следствие, в 1940 году корейские техники занимали лишь 20 % от общего числа рабочих мест. Однако даже на своих должностях они не могли руководить процессом; их роль ограничивалась вспомогательными функциями. Присутствие японских специалистов затрудняло рост корейского предпринимательства и препятствовало развитию специализации корейской рабочей силы [4].

Японское колониальное правление не обеспечило развитие корейской индустриализации удовлетворительными стабильными социальными и политическими условиями. Как было уже упомянуто, промышленная структура корейской экономики была сформирована таким образом, чтобы выполнять функцию сырьевого придатка японской экономики. У Кореи просто не было возможности для национального накопления капитала, поскольку почти все капиталы — коммерческие и промышленные — контролировались японской стороной. Не было и возможности развития корейского предпринимательства в тех условиях, когда участие корейцев в процессе индустриализации было строго ограниченным. Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация, что, хотя Корея как страна и переживала быструю экономическую модернизацию, корейцы находились в рамках жесткой эксплуатации японскими промышленниками [9].

3. Теория отрицания влияния наследия эпохи колониализма на современную ситуацию

Подход к колониальному периоду не ограничиваются лишь двумя противоборствующими теориями. Так, их дополняет совершенно иная концепция, которая отходит от ранее присущего теориям догматизма и комплексно оценивает колониальное прошлое.

По мнению сторонников новой теории, таких как корейский историк Чон Ёнтхэ, понятие модернизации несет в обоих случаях эмоциональную оценку и характеризуется как явление, несущее исключительно положительный смысл. По словам Чон Ёнтхэ, «…Переход к современности означает не столько прогрессивное или лучшее состояние общества, сколько появление таких перемен в обществе, которых не было до этого». Таким образом выдвигается тезис, что современность — это качественно новая эпоха, не имеющая ни отрицательных, ни положительных предпосылок [11].

В качестве аргументов приводятся такие факты, что оставшееся от японцев капитальное оборудование было в годы Корейской войны (1950–1953) полностью разрушено. После окончания войны Северная и Южная Корея вынуждены были строить новые заводы, следовательно, прямая связь между колониальным прошлым и современностью была разрушена мощным независимым фактором — войной.

Новый подход к эпохе японского колониализма в Корее был продемонстрирован и объединением других авторов — Син Гиуком и Майклом Робинсоном [10]. В своем исследовании Син Гиук и М. Робинсон выдвигают предположение, что природа японского колониализма многограннее и комплекснее, чем это представляется сторонниками теории колониальной эксплуатации. В противовес эксплуатации используется концепция культурной гегемонии, «которая предполагает использование властью институтов образования, религии, семьи как средств укоренения новых ценностей в сознании подчиненного населения» [10]. С помощью этой концепции объясняется феномен японского коллаборационизма в 1920–1930-е гг. Другими словами, особенностью колониального периода является различный характер изменений в самом обществе. Образовательная программа, средства массовой информации и пропаганда влияли на формирование нового типа корейца, который мог как позитивно, так и негативно относиться к политике Японии, однако его самосознание и восприятие мира кардинально менялось под влиянием технологического прогресса. Именно поэтому связь между современностью и культурной гегемонией японского колониализма достаточно запутана и неоднозначна.

Заключение

В заключение автор хочет еще раз напомнить, что в современной южнокорейской историографии не существует единого подхода и мнения на колониальную модернизацию Кореи. Помимо двух диаметрально противоположных взглядов — теории колониальной эксплуатации и теории колониальной модернизации, которые абсолютно по-разному трактуют понятие японского колониализма и тенденции зарождения современного этапа корейского общества, появилась новая теория, основывающаяся на плюралистическом подходе к проблеме и отрицающая смысловой догматизм и одностороннее оценивание колониального прошлого.

На основе статистических экономических данных можно сделать вывод, что хотя колониальные власти задействовали значительные силы и средства для модернизации Кореи, под модернизацией они подразумевали в первую очередь формирование в Корее ресурсной, а позднее и промышленной базы, необходимой для снабжения Японской империи и её агрессивной внешней политики. Через анализ теории колониальной эксплуатации были приведены статистические доказательства того, что националистические высказывания имели под собой конкретные фактологические основания и было бы неправильно рассуждать, что японский фактор в корейской политике только идеологизирован и является лишь политическим инструментом.

Колониальная политика Японии породила уникальный феномен: развитие страны отдельно от нации, в связи с чем можно сделать вывод, что японский колониализм в Корее явил собой смесь эксплуатации и модернизации, наследие которых противоречиво и неоднозначно.

Литература:

1. Курбанов С. О. История Кореи: с древности до начала XXI в. СПб., 2009.
2. Пак М. Н. История и историография Кореи. М., 2003.
3. Торкунов А. В., Денисов В. И., Ли Вл.Ф. Корейский полуостров: метаморфозы послевоенной истории. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2008.
4. Betty L. King Japanese Colonialism And Korean Economic Development. 1910–1945, 2002
5. Edward Sagendorph Mason, Mahn Je Kim, Dwight H. Perkins. The Economic and Social Modernization of the Republic of Korea, East Asian Studies, 1989
6. Gregory Henderson. Korea: The Politics of the Vortex. Cambridge, 1968
7. Hochin Choi. The Economic History of Korea. Seoul, 1971
8. Син Ёнха. Японская колониальная политика и критика колониальной модернизации = 일제식민지 정책과 식민지 근대화의 비판. Сеул, 2006
9. Син Ёнха, Чон Санъсук, Ко Сукхва и др. Критический анализ теории о колониальной модернизации = 식민지 근대화에 대한 비판적 성찰. Пхаджу, 2009
10. Син Гиук, М. Робинсон. Современность корейской колонии: в поисках преодоления теории внутреннего развития и теории колониальной модернизации. Сеул, 2006.
11. Чон Ёнтхэ. Корейская современность и споры о колониальной модернизации = 한국 현대와식민지 근대화 논쟁. Сеул, 2011
12. Ким Н. Н. «Критика теории колониальной модернизации Кореи: подходы и оценки в современной южнокорейской историографии» — М., 2012
13. Khan Kwon, «Japanese Agricultural Policy on Korea: 1910–1945», Koreana Quarterly, Vol. VII, No. 3 (Autumn, 1965), pp. 96–97
14. Yunshik Chang, «Colonization as Planned Change: The Korean Case», Modern Asian Studies, Vol. V•, No. 2 (1971)

---

^[1] Теория колониальной модернизации =식민지 근대화 이론

[2] Сок — корейская традиционная мера объёма, аналогичная японскому коку; 1 сок = 180,39 л.