Статья о современной метафизике в аналитической философии, в которой происходит переход к классическим проблемам философии, ее истоках, находимых в 1970-80 гг.
Ключевые слова:метафизика, универсалии, несуществующие объекты, возможные миры.
Введение. Преодоление метафизики мейнстрима
Ренессансом в искусствознании называется период возвращения в культуре и искусстве XIV века к идеям античности после долгого периода забвения в Средневековье. Этот образ мне нужен для того, чтобы проиллюстрировать подобный переворот к классическим проблемам в аналитической философии сегодня.
Аналитические философы, с трудом преодолев витгенштейновскую максиму не обращаться к другим проблемам философии и развиваться, основываясь исключительно на выработанных “в себе” принципах, стали все чаще думать о том, чем же в действительности занимались Платон, Аристотель, Ансельм и прочие философы из глубины веков. При этом, возрождение классических проблем выглядит не просто как борьба “за чистоту искусства” (точнее, аргумента), а действительно желание разобраться в том, что же является все-таки настоящей целью философии и на что стоит тратить время.
Во вступительной статье недавно вышедшего сборника “Метаметафизика: новые размышления об основах онтологии” Дэвид Мэнли [4] описывает сегодняшнее положение в аналитической философии как борьбу с мейнстримом. Мейнстримный, то есть наиболее распространенный, стиль философствования, связан с именем Уилларда Куайна, в 1950-х годах изменившего ландшафт и местоположение наиболее современной философии. О ранних волнах критики куайновского мейнстрима мы будем говорить позднее, здесь же расскажем об основных проблемах из перспективы “нулевых”.
Мэнли определяет стратегию исследований основ метафизики, за которую они принялись с товарищами по цеху:
“Метаметафизика связана с исследованием основ метафизики. Она спрашивает: правда ли у метафизических вопросов есть ответы? Если да, то субстантивны ли эти ответы или просто зависят от словоупотребления? Каким путем достичь ответов - с помощью здравого смысла и концептуального анализа?”[4, 1].
Собственно, почему вдруг эти вопросы встали перед аналитической философией, ведь благодаря “квази-научной” философии Куайна была нарисована идиллическая картина? Мэнли перечисляет постулаты сформированной теории, принимаемой большинством аналитических философов, которые способствовали, по их мнению, достижения результата в философии: (1) Дефляционная теория истины; (2) Терминологический спор; (3) Обращение к здравому смыслу, тривиальные примеры; (4) Ограниченный квантор; (5) Обязательства перед сообществом.
Примером для первого постулата может быть высказывание:
“Существует, по крайней мере, одно число”
выводимое из высказывания
“Число моих пальцев конечно”
Согласно дефляционной теории истины, утверждать, что высказывание истинно - это просто утверждать данное высказывание. Например, высказывание “снег бел”[11] истинно само по себе, без отнесения его к какой-либо ситуации реальности. Таким образом, исследования дефляционистов не имеют своей целью обнаружение реальности. Необходимость выявления реальности часто по-наивному отвергается, со ссылкой на то, что интуитивно ясно, что она существует. Из чего и следует, что:
“Большинство современных метафизиков думают, что их работа связана не столько с репрезентацией языка и мыслей, но с репрезентированной реальностью”[4, 7].
Такой тип философии, квази-научный, Мэнли связывает со взглядами Уилларда Куайна и Дэвида Льюиса и называет ее mainstream metaphysics.
Продолжая критику мэйнстрима в аналитической метафизике, следующей своей целью он выбирает принцип терминологического спора. Спор о терминах (verbal disputes) - это обязательный шаг в выстраивании аналитической аргументации, которая диктуется научными идеалами аналитической философии. Это значит, что философ должен обсудить терминологию со своими коллегами по аналитическому цеху, чтобы удалить все смысловые разночтения в отношении этого содержания. Однако, считает Мэнли, терминологические споры часто только вводят в заблуждение.
Например, спор кажется спором о словах, когда участники думают, что они расходятся во употреблении термина, на самом же деле они просто имеют в виду разные вещи под одним и тем же словом. Вот, например, разговор между английским и американским ребенком:
Джон: Футбольные мячи круглые и обычно черно-белые
Тед: Нет, на футбольном мяче две точки и они коричневые.
Здесь видно, что проблема диспутантов не в том, что они не соглашаются относительно одного и того же термина, а в том, что они “говорят с самим собой”, поскольку подразумевают под словом “футбол” две совершенно разные вещи. Джон разговаривает на “британском английском”, а Тед - на “американском английском”. Если бы говорившие знали бы об этой разнице, они бы просто остановили спор.
Такие тривиальные примеры, в том числе и приведенный, иллюстрируют стремление аналитической философии к простоте и ясности. Но как уже было показано, и тривиальные примеры оставляют много трудностей. Так стоит ли на них опираться? Что же касается принятых в качестве постулата обязательств (commitments) перед философским сообществом, то они означают постоянную опору на принятые в сообществе правила аргументации, использования терминологии, доказательств и проч.
Что же касается постулата квантификации, то все существующее Куайн описывал через понятие неограниченной квантификации. Соответственно, поскольку существование было у Куайна предикатом, то все несуществующие вещи аккуратно изгонялись из его онтологии. Таким образом, основой онтологии стала неограниченная квантификация. Реформацией в метафизике Мэнли называет предложение Криса МакДэниела снова поднять фундаментальные вопросы бытия, чтобы, ссылаясь на онтологию Хайдеггера, фундаментальность описывать ограниченным квантором некоторой области фундаментальных свойств [5].
Однако в 70-80 годах влияние квази-научных тенденций стало ослабевать в связи с обращением аналитических философов к проблемам классической философии. Самозамкнутость аналитической философии на себя стала уступать место интересу к интерпретациям классической философии. Аналитические философы принялись читать средневековых схоластов. Правда, это не помешало нескольким философам, и в их числе Уиллард Куайн, Рут Баркан-Маркус, Дэвид Армстронг, написать письмо протеста по поводу награждения Жака Деррида званием Почетного Доктора Кембриджского университета в 1992 году [10].
Несмотря на недоразумения относительно предмета и метода философии, Элвин Плантинга написал собственную интерпретацию Онтологического доказательства бытия Бога Ансельма, Дэвид Льюис снова обратился к теме раннего Рассела об универсалиях, а Дэвид Льюис создал теорию возможных миров, которая ведет к Лейбницу. Кроме того, в 80-е года немногими философами начали обсуждаться темы несуществующих и абстрактных объектов, которые связаны с Алексиусом Майнонгом и Готтлобом Фреге соответственно. Мы рассмотрим обозначенные теории с целью показать, что подготовило реформацию в метафизике.
Возможные миры
Проблема онтологии возможных миров возникает в аналитической философии еще в конце 1960-х годов со статей Дэвида Льюиса относительно контрфактуальных высказываний в модальной логике, однако семантику возможных миров разработали Рут Баркан-Маркус и Сол Крипке еще раньше. Теорию возможных миров Льюис назвал “модальным реализмом”, из-за чего стала происходить путаница, так как он не являлся реалистом в общем смысле слова, а, скорее, номиналистом. Его реализм - это реализм “по области модальностей”, или признание существования возможных миров. Фактически, Льюис предлагает расширить онтологию, предложенную Куайном. У Куайна онтология задается только единственным миром физических объектов. Крипке, в свою очередь, использует понятие “возможных миров” в логической семантике. А Льюис, основываясь на ней, предлагает новую онтологию.
Онтология Льюиса основана на допущении, что может существовать бесконечное количество миров, которые для нас в этом мире полагаются “возможными”. В этих мирах - свой набор предметов и свойств, которые могут напоминать наши. Яркий пример, который использует Льюис в поддержку своего тезиса: представим Хьюберта Хамфри, который в нашем мире проиграл президентские выборы, а в некотором возможном мире - выиграл. Этот пример интересен тем, что он показывает логику размышлений Льюиса - в каждом возможном мире - тот же набор предметов, что и в любом другом (в том числе, и в нашем), однако, эти предметы могут отличаться друг от друга в каких-то свойствах, сохраняя при этом какие-то известные нам свойства. Льюис называет это “проблемой случайных свойств” - двойник Хамфри в возможном мире может отличаться от нашего прототипа в любом из свойств. Однако, если в каком-то из миров что-то отсутствует, то оно будет повторять свое отсутствие и в других мирах тоже.
“Согласно общему рассмотрению, Хамфри соответствует выражению “необходимо, что х человек, если и только если не существует такого случая для какого-то мира W, в котором есть двойник Хамфри в W и двойник удовлетворяет условию “х не является человеком в W”, а именно, если и только если не сушествует двойника Хамфри в любом возможном мире, удовлетворяющего условию “х не является человеком”. Принимая выполнение in absentia в качестве замещающего выполнения относительно двойника, простое и сложное рассмотрение снова согласуются: Хамфри удовлетворяет условию “необходимо, что х является человеком” если и только если у него нет не-человеческого двойника в любом из миров” [3, 10].
Онтологический статус возможных миров равен друг другу, если мир возможен, то он существует (в модальности “возможно”). Льюис определяет модальность de re как квантификацию по области возможных индивидов.
“Согласно простому описанию, в этом случае [кванторы] будут также кванторами по области миров. Но это рождает вопрос. Начнем с того, что является частью этого мира, Хьюберт Хамфри, например. Он мог бы выиграть президентские выборы, но не выиграл, следовательно, он соответствует модальной формуле “возможно х выиграл”, но не формуле “х выиграл”. Использование ромба “возможно” как квантора по области миров (скорее всего, органиченного, но давайте это опустим) означает что есть какой-то мир W, такой, что в W он удовлетворяет условию “х выиграл”[3, 9].
При этом Льюис утверждает именно самостоятельное существование миров, независимо друг от друга. Льюис запрещает описывать их как пересекающиеся миры - иначе совершенно неясно, где начинается один и заканчивается другой. Миры не могут соотноситься как “часть и целое”, так как в этом случае они не равны друг другу. Третья ошибка, о которой предупреждает Льюис - это стремление по-платоновски расположить “мир в мире”, иначе придется объяснять каузальную зависимость. Миры каузально независимы друг от друга и не могут друг на друга влиять. Они как далекие планеты, говорит Льюис.
Теория возможных миров является новой интерпретацией проблемы “наилучшего из возможных миров” Лейбница (к которому Льюис, как он утверждает, не обращался). У Лейбница возможные миры - репрезентация размышлений Бога, остановившегося на решении в пользу нашего, актуального, мира, выбирая из всех возможных (поссибилий). Бог выбирает - актуализирует - наш мир, потому, что он “лучший из возможных”, тот мир, в котором сочетание добра гармонизирует с существованием зла, а зло - минимально и существует по необходимости (например, для понимания добра) [15; 14]. Однако, и у Лейбница есть последователи в аналитической метафизике – актуалисты [8]. Возможные миры в интерпретации главного представителя актуализма - Элвина Плантинги [13] существуют, но в отличном от настоящего модусе реальности. Они “лишь” возможны. Как только Бог “выбирает” актуальный мир - возможные миры лишаются равного онтологического статуса. Онтологический статус остается только у актуального мира. В отличие от акциденталиста Льюиса, уравнивающего все свойства в предмете, Плантинга - эссенциалист:
“Согласно Куайну, эссенциализм “это доктрина, в которой некоторые атрибуты вещи (совершенно независимо от языка, посредством которого вещь реферируется) может быть эссенциальны по отношению к вещи, а другие - акцидентальны”. Я согласен с этой точкой зрения. Когда эссенциалист говорит о каком-то х, что оно имеет конкретное свойство Р эссценциально, он обозначает предицирование свойства х - свойства, отдельного от Р. Для любого свойства Р существует свойство обладать Р эссенциально, и если х обладает Р эссенциально, тогда х обладает свойством Р эссенциально” [8, 15].
Универсалии
Возможности модальной логики существенно обогатили онтологию аналитической философии к 1980-м годам. Более того, обращение Плантинги, Льюиса и других философов к проблемам средневековой философии (например, к Ансельму) заставило других философов выйти за пределы аналитической философии после Венского кружка, снова возвратиться к темам раннего Рассела например. Одной из таких тем стала проблема универсалий. В 1980-е выходило несколько сборников и монографий на эту тему, но наиболее значительной теорией осталась теория универсалий как “положений дел” [1].
Дэвид Армстронг, учитывая свою аналитическую “закваску”, как и Куайн, борется с наследием Платона. Он высказывается против “трансцендентальных универсалий”, универсалий до вещей (universalia ante res), а точнее, против неэкземплифицируемых универсалий (что позволяется в платоновском мире Идей). Армстронга не устраивает ситуация, когда нечто несуществующее, например, единорог, или кентавр. Платоновская защита неэкземплярифицируемых универсалий в изложении Армстронга такова: слово “единорог” есть, а экземплификации (то есть находимого в реальности единорога) быть не обязательно, - следовательно, такие универсалии существуют. Этот аргумент Армстронг называет “аргументом значения”. Он основан на допущении, что если имеется некоторое значение, то его существование является доказательством существования чего-то в реальности, что конституирует это значение.
Не соглашаясь с Платоном, Армстронг разбирает и “аргумент идеального”. Платон утверждает, что ничто не идеально в мире, никто идеально не справедлив и тд. Мы сравниваем обычные предметы с Формами, которые не могут быть полностью экземплифицированы предметами. Платоновский мир - это иерархия объектов, где наивысшая полнота не достижима. Армстронг противопоставляет “убийственный аргумент” философии Платона: на самом деле, совершенный (идеальный) круг или линию можно нарисовать и в опытном мире. На самом деле, эта наивная (с позиций классической философии) аргументация еще должна быть проанализирована, так как в борьбе против платоновских идей Армстронг напоминает Дон Кихота, или, точнее, он борется с представлением о Платоне, которое было воспринято аналитической философией, и ошибочных мнений о его философии не счесть (но можно попытаться это сделать в дальнейшей работе). Однако критика универсалий без экземплификаций проливает свет на собственную концепцию Армстронга.
Армстронг предлагает “спустить универсалии с небес на землю”, то есть принимает аристотелевское понимание универсалий - “в вещах” (universalia in rebus). Этот взгляд означает, что, утверждая существование отдельных от вещей универсалий, Армстронг “проецирует” их все-таки из набора конкретных вещей, имеющих тождественное друг другу свойство (-ва). Универсалии, говорит философ, легче всего объяснить в терминах семейного сходства, предложенного Витгенштейном. Конкретные виды игр сильно отличаются друг от друга, но есть определенное свойство, соединяющее всех их под эгидой термина “игра”. Таким образом, он отвергает a priori реализм в угоду a posteriori реализму, это значит, что, по его мнению, существование универсалий доказуемо не из семантических данных, а из реального мира - например, из мира физических данных, которые он называет “фундаментальными” (как, впрочем, и Куайн). Для Армстронга такие свойства как масса, заряд, длительность, протяженность и пр., являются настоящими (истинными) одноместными (monadic) универсалиями, экземплифицированными в вещах реального мира. Пространственно-временные и каузальные отношения тогда будут истинными многоместными универсалиями.
Каузальные отношения как раз служат отправной точкой для перехода к его собственной теории положений вещей. Он заостряет внимание на связи между универсалиями и партикуляриями:
“Представьте, что a это F, где F - универсалия, или что у а есть R к b, где R - универсалия. Очевидно, что мы обязаны распознавать бытие F к а и отношение R а к b в нашей онтологии. Я буду говорить об этих элементах как о положениях вещей. Другие называют их фактами” [1, 50].
Получается, что мы должны распознавать не только партикулярии и универсалии, но и отношение между ними, то есть способы, какими универсалия предсавлена в партикулярии. Следовательно, свойства - это способы, которыми вещи проявляются в мире. Отношения - это способы, которыми вещи стоят по отношению друг к другу.
Несуществующие объекты
Продолжая рассмотрение проблем классического характера в аналитической философии, необходимо отметить, что не все аналитические философы отвергали существование несуществующих объектов, например, единорогов или кентавров. Были и такие, которые нашли способ говорения не только о возможных объектах, но и о несуществующих объектах. В 1980 году вышла книга “Несуществующие объекты” Теренса Парсонса. В предисловии к своей книге автор ссылался на концепцию “научных революций” Томаса Куна, и пророчил возрождение интереса к несуществующим объектам и в аналитической философии тоже. Интерес к таким объектам развивается медленно, привлекая немногих апологетов несуществования (например, Томаса Хофвебера [2]) и сторонников абстракций (например, Эдварда Зальту [12]).
Эта сложная и противоречивая для аналитической философии тема не поднималась долгое время. Всему виной - спор Алексиуса Майнонга и Бертрана Рассела, в котором, как полагает большинство аналитических философов, Рассел победил. Суть его аргументации сводилась к тому, что таких воображаемых объектов, как “круглый квадрат” или “золотая гора” не просто не существует, но они являются логической ошибкой, поскольку не может объект одновременно существовать и не существовать. Второй аргумент Майнонга в защиту несуществующих объектов состоял в том, что золотая гора существует в своем вот-бытии и не существует в бытии. То есть будучи соотнесенной с областью объектов реальности, мы не найдем в ней “золотой горы”. Рассел ответил, что не видит разницы между “бытием существующей” и “существованием”.
Таким образом, в англо-американской аналитической философии за “несуществующим” закрепилось значение “ложной проблемы”. Парсонс рассматривает конкретный пример. Когда студентов просят выразить языком логики предикатов следующие предложения:
(а) Столы существуют
(b) Здесь столы,
преподаватель ожидает одинаковую символизацию, а именно:
(с) Е(х)Т(х) [7,6].
Парсонс предлагает еще один пример. Пусть нам нужно сказать:
(d) Крылатые кони есть, - например, Пегас.
и
(e) Крылатых коней нет.
Когда мы говорим (е) мы имеем в виду, что нет реальных крылатых коней, и (е) обычно символизируется с использованием квантора, который читается “существует”.
В результате возникает путаница, которую многие философы просто игнорируют, предпочитая вообще не поднимать вопрос “несуществования”, игнорируя несуществующие объекты как лежащие за пределами логики.
Для того, чтобы показать, что путем игнорирования проблемы проблема не решается, Парсонс предлагает совершить каноническую вещь: составить список всех свойств вещей. Соответственно, у нас будет такой список свойств выражения “существует золотая гора”: быть золотой, быть горой, существовать. Мы перечислили свойства несуществующего объекта, но ведь гора не существует! Тогда Парсонс предлагает разделить свойства следующим образом:
Атомарные предикаты
“быть голубым”, “быть высоким”, “быть горой”, “быть золотой”
Суб-атомарные предикаты
Онтологический: “существует”, “мифический”
Модальный: “возможен”, “невозможен”
Интенциональный: “продумывающийся Майнонгом”, “захваченный кем-то” И т.д.
Следующим шагом Парсонс доказывает в особом смысле существование несуществующих объектов на основании отношения референции несуществующего объекта к значению, которое существует в языке.
Фундаментальные основания
По результатам исследования видно, как происходило возвращение к оригинальным, классическим задачам метафизики. Джонатан Шаффер в работе “О том, что является основой” делает онтологию Куайна предметом своей критики: он говорит, что задачи метафизики были поняты Куайном очень однобоко: он стал описывать что есть, составлять список существующего. Шаффер и возвращает нас к классическим проблемам, поставленным Аристотелем: он стремился объяснить фундамент существующего, то есть задавал вопрос: как это “что” существует. Анализ не ограничивался у Аристотеля имманентной реальностью существующего, а пытался понять, как же эта имманентность вообще имеет место быть. Через много лет, Тарский будет заниматься проблемой мета-языка, а Патнем - упрекать его за возвращение к двоемирию. Кстати сказать, многие аналитические философы верят, что Аристотель ограничивался исследованием имманентной реальности, т.е. реальностью в куайновском смысле, физическом (что во время квантовой механики кажется невероятно устаревшим).
Чем должна быть эта структура существующего? И тут Шаффер привлекает в союзники Дэвида Люиса:
“Льюис призывает обратиться к понятию “натуральности”, рассматривая свойства: “Некоторое ограниченное число свойств абсолютно натурально. Другие, даже если они могут быть в каком-то смысле разъединенные или внешние, являются, по крайней мере, чем-то натуральным в производном смысле”. В аристотелевских терминах, Льюис предлагает иерархически выстроенную структуру, хоть и ограниченную свойствами” [9].
Таким образом, Шаффер снова предлагает возвратиться к иерархическому построению мира. И это предложение появляется после, по меньшей мере, полувека попыток мейнстримной философии задать такую структуру, где все составляющие были бы равны и объяснялись бы в терминах физического мира.
Заключение. Легитимация новой метафизики
Однако попытки выстроить новую - в сравнении с мейнстримной - метафизику открывают новые проблемы. Например, за годы апелляции философов (в том числе Куайна, Армстронга) к физике, возник вопрос, например, в чем же предмет метафизики? Нужна ли она? И многие философы включились в этот конкурс. Например, Томас Хофвебер занимается оправданием существования метафизики, ищет для нее место и находит ее предмет, обращаясь к примерам из философии математики. Например, математики не задаются вопросами “существует ли число”, а просто используют числа в построении математических теорий. Из философии математики в метафизику же (от Фреге) перекочевала теория чисел как абстрактных объектов. Многие аналитические философы скрестили не одну шпагу на дуэли, защищая свою уверенность в том, что числа существуют, или доказывая, что не существуют. Потому, с точки зрения Хофвебера, проблема чисел - это хороший пример, показывающий, почему метафизика существует и отчего может по праву претендовать на собственный уголок в академическом мире. Итак, дело метафизики - задавать предельные вопросы и выстраивать аргументированные ответы.
И все же, метафизика действительно возвращается к классике. Лейбниц, Платон, Аристотель, Ансельм – это далеко не полный список философов, к которым обращаются аналитики. Были также недавние попытки обращения к Хайдеггеру. Но читать Хайдеггера и Платона – это действительно “грызть гранит науки”, поскольку должен быть осуществлен адекватный перевод их терминов и соответствующих значений на язык аналитической философии. Это представляется продуктивным, поскольку налицо непонимание “платоновской линии философии”. Однако само по себе обращение уже заслуживает уважения.
Таким образом, новый период аналитической метафизики открывает воистину ренессансные перспективы, ибо новая метафизика означает обращение “к старому”. Тем более интересно следить за перспективами, которые, в сравнении в анти-метафизическими настроениями “Старого Света”, сулят позитивные выводы.
Литература:
3. Armstrong, David. Universals: An Opinionated Introduction. Boulder, CO: Westview Press, 1989.
4. Hofweber, Thomas (Ed.). Empty Names, Fiction and the Puzzles of Non-Existence, CSLI Publications, 2000.
5. Lewis, David. On the Plurality of Worlds. Blackwell, 1986.
6. Manley, David. Introduction: A Guided Tour of Metametaphysics, in: Metametaphysics: New Essays on the Foundations of Ontology / Ed. by David Chalmers et al. - Oxford University Press, USA (2009)
7. McDaniel, Kris. Ways of Being / Metametaphysics: New Essays on the Foundations of Ontology / Ed. by David Chalmers et al. - Oxford University Press, USA (2009)
8. Menzel, Christopher. Actualism http://plato.stanford.edu/entries/actualism/
9. Parsons, Terence. Nonexistent Objects. Yale University Press, 1980. В оригинале: Tables exists, There are tables
10. Plantinga, Alvin. The Nature of Necessity. Oxford: Clarendon Press. 1974.
11. Shaffer, Jonathan. On What Grounds What // Metametaphysics: New Essays on the Foundations of Ontology / Ed. by David Chalmers et al. - Oxford University Press, USA (2009)
12. Smith, Barry. From Professor Barry Smith and others. The Times (London). Saturday, May 9, 1992; http://courses.nus.edu.sg/course/elljwp/againstdsdegree.htm
13. Stoljar, Daniel. The Deflationary Theory of Truth, http://plato.stanford.edu/entries/truth-deflationary/
14. Zalta, Edward N. Abstract Objects: An Introduction to Axiomatic Metaphysics. Dordrecht: D. Reidel (Kluwer), 1983.
15. Горбатова Ю.В. Плантинга о возможных мирах и всемогуществе // Возможные миры. Семантика, онтология, метафизика / Отв. ред. Драгалина-Черная Е.Г. М.: “Канон+” РООИ “Реабилитация”, 2011.
16. Крючкова С.Е. Проблема возможных миров в философии Лейбница // Возможные миры. Семантика, онтология, метафизика / Отв. ред. Драгалина-Черная Е.Г. М.: “Канон+” РООИ “Реабилитация”, 2011.
17. Лейбниц Г. В. Опыты теодицеи о благости Божией...// Он же. Сочинения в 4 т. Т.4. - М.: Мысль, 1989.
