Ключевые слова: медицинский характер, РФ, дело, лицо, опасное деяние, принудительное лечение, уголовное дело, досудебное производство, психическое расстройство.
В настоящее время отдельные статьи уголовно-процессуального законодательства, регулирующие институт особого производства о применении принудительных мер медицинского характера (далее по тексту ПММХ), имеют ряд неточностей и существенных недоработок. Весьма часто вступают в противоречие с нормами уголовного и уголовно-процессуального права, также регулирующие эти специфические правовые отношения [1].
Действующее уголовное законодательство, по сравнению с УК РСФСР, определяет более широкий перечень видов ПММХ. Однако только Уголовный закон 1960 г. определил виды принудительного лечения и условия их применения [2]. Например, УК РСФСР в зависимости от характера совершённого общественно опасного деяния, а также характера и степени тяжести психического заболевания лица, его совершившего, предусматривал две принудительные медицинские меры: помещение в психиатрическую больницу общего или специального типа (гл. 6 УК). В 1988 г. в ст. 58 УК РСФСР были внесены дополнения, предусматривающие третий вид принудительных мер, -принудительное лечение в психиатрической больнице с усиленным наблюдением, не имевший аналога в прежнем уголовном законодательстве.
Результаты обобщения практики применения в 2013–2018 гг. принудительных мер медицинского характера в Республике Коми и ряде других субъектов Российской Федерации, входящих в Северо-Западный федеральный округ, свидетельствуют о серьезных ошибках, допускаемых в ходе как досудебного, так и судебного производства по уголовным делам в отношении лиц, страдающих психическими заболеваниями. Ошибки по таким делам, к сожалению, стали традиционными, несмотря на их небольшой удельный вес в общем объеме рассмотренных судами дел. Например, в Санкт-Петербурге в 2010 г. он равнялся 3 %, в 2011 г. — 1,86 %, в 2012 г. — 0,67 %. В то же время весьма высока общественная опасность деяний, совершаемых лицами с психическими расстройствами. Данные проведенного исследования показывают, что 57 % из них составили посягательства на жизнь и здоровье людей, 5 % — посягательства на их половую неприкосновенность, 23,8 % — посягательства на собственность, 13,9 % — другие запрещенные уголовным законом деяния.
Осуществление производства о применении к лицу принудительных мер медицинского характера начинает осуществляться лишь в рамках уже возбужденного общего производства по уголовному делу, установленного ст. 140–148 УПК РФ, на основании вынесенного следователем постановления о возбуждении уголовного дела. УПК РФ, при этом, не содержит правовых норм, регламентирующих самостоятельный порядок возбуждения и производства о применении ПММХ [3]. Данный факт является очевидным пробелом в уголовном процессе, поскольку производство по уголовному делу и производство о применении ПММХ — это совершенно различные правовые институты, так как: 1) преследуют в результате своей деятельности совершенно различные цели; 2) в ходе проведения данных видов производств, представлены и различные участники уголовного процесса.
Очевидно, что рассматриваемое лицо может выступить в качестве участника уголовного судопроизводства со стороны защиты. Однако в гл. 51 УПК РФ правой статус данного участника процесса не определен. Недостаточно исследованы и вопросы, возникающие в связи с его вовлечением в уголовно-процессуальную деятельность. В сложившейся непростой ситуации следственная практика компенсирует эти недостатки путем применения аналогии. В частности, установлено, что в 93,2 изученных дел лица, в отношении которых велось досудебное производство, в процессуальных документах фигурировали как подозреваемые. Наряду с этим в изученных делах вообще не встречалась формулировка «лицо, совершившее запрещенное уголовным законом деяние», рекомендуемая в юридической литературе.
По нашему мнению, разумно обозначить этого особого участника уголовного судопроизводства «лицом, в отношении которого ведется дело о применении принудительных мер медицинского характера». Представляется, что такая формулировка подчеркивает специфическое процессуальное положение данного лица и не позволяет отождествлять его с подозреваемым или обвиняемым.
Остается проблемным и определение момента привлечения законного представителя этого лица в качестве участника процесса. В статье 437 УПК РФ законодатель предусмотрел только основания его появления в деле. Представляется возможным считать, что поскольку данной нормой регламентированы права законного представителя, реализация которых возможна на стадии предварительного расследования, то законный представитель должен быть допущен именно на этапе досудебного производства по делу. Однако результаты изучения практики свидетельствуют, что по 23 % дел законные представители не были допущены. По 70 % дел это было сделано следователями параллельно с вынесением постановления о направлении уголовного дела в суд для рассмотрения вопроса о применении принудительных мер медицинского характера.
Законодателем не определены также сроки вынесения постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы. Это способствует необоснованному затягиванию сроков досудебного производства по рассматриваемым делам. По 35 % изученных дел эти сроки продлевались до года и более в связи «с длительным нахождением лица в болезненном состоянии». Только по 7 % дел стационарные судебно-психиатрические экспертизы были назначены и проведены своевременно. Все это в конечном итоге препятствует своевременному получению медицинской помощи лицами, совершившими запрещенные уголовным законов деяния в состоянии психического расстройства. Вместе с тем в большинстве случаев сомнения во вменяемости лица, в отношении которого ведется уголовное преследование, возникают уже на начальных этапах предварительного расследования. Нередко с момента получения данных о психической неполноценности лица до вынесения постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы проходит полгода и более. По 12 % дел такая экспертиза была назначена уже судом.
Например, по уголовному делу № 2–182/03 из допроса лица 31 мая 2015 г. были получены сведения о его нахождении на учете в психоневрологическом диспансере. Однако уголовное дело прокурор направил в суд с обвинительным заключением. 27 ноября 2015 г. по ходатайству государственного обвинителя суд вынес решение о назначении судебно-психиатрической экспертизы. Постановление о применении принудительного лечения по этому делу было вынесено только 15 апреля 2016 года [4].
Общим основанием для применения всех видов принудительных мер, указанным в ч. 2 ст. 97 УК РФ, является возможность причинения лицом иного существенного вреда либо с опасностью для себя или других лиц. Однако чёткого и исчерпывающего определения понятия «опасность для себя или других лиц» пока не существует ни в одном законодательном акте. Данное обстоятельство является следствием невозможности дать единое толкование опасности, фактически абстрагируясь от той или иной формы психической патологии.
Вопрос об общественной опасности лиц с психическими расстройствами, совершивших запрещённое уголовным законом деяние, продолжает разрабатываться в судебной психиатрии и юридической науке. Если законодатель дифференцирует возможные виды ПММХ, то естественно возникает вопрос об определении объективных критериев назначения судом той или иной принудительной медицинской меры. О потенциальной общественной опасности лица, нуждающегося в применении ПММХ, справедливо предлагается судить по двум параметрам: 1) характеру и степени тяжести психического расстройства как в прошлом в момент совершения общественно опасного деяния, так и во время производства по уголовному делу; 2) характеру и степени тяжести общественно опасного деяния, предусмотренного Особенной частью УК, совершённого данным лицом, при котором детально разработаны допустимые варианты их различных соотношений [5]. Действующее уголовное законодательство обходит молчанием положение о том, что о степени общественной опасности лица, нуждающегося в применении принудительного лечения, необходимо судить не по характеру совершённого им общественно опасного деяния, а по характеру и степени тяжести психического расстройства. Это приводит к разному пониманию степени опасности «для себя или других лиц» судом и экспертами-психиатрами.
Определенная специфика особого производства по применению принудительных мер медицинского характера выражается в предмете доказывания и в использовании в качестве источника доказательств показаний основного участника производства — лица, в отношении которого оно ведется. По вопросу о предмете доказывания по делам рассматриваемой категории в литературе высказаны различные мнения. Так, А. И. Галаган пишет, что «в данном случае речь должна пойти не об «особых» предметах доказывания, а о конкретных проявлениях обобщенного понятия предмета доказывании. Совокупность обстоятельств, подлежащих доказыванию по рассматриваемой категории дел, должна выводиться на основе общего положения, приведенного в ст. 15 Основ уголовного судопроизводства» [6].
Подводя итоги, следует заметить, что производство по делам о применении ПММХ является более объемным и детальным, чем обычное досудебное производство по уголовным делам, требует приложения больших умственных усилий следователем, и потому его проведение в рамках обычного уголовного дела представляется нам очевидным законодательным пробелом. Представляется, что необходимо включить в действующий УПК РФ статью, регулирующую порядок прекращения уголовного дела и уголовного преследования в отношении невменяемых лиц и возбуждения в отношении их производства о применении ПММХ. Данные действия будут основываться на соответствующих постановлениях следователя:
1) о прекращении уголовного дела и уголовного преследования в отношении данного лица на основании п. 248 2 ч. 1 ст. 1 24 УПК РФ;
2) о производстве о применении принудительной меры медицинского характера;
3) о признании гражданина лицом, в отношении которого ведется производство о применении ПММХ.
Литература:
1. Воронин, С.Э. Диалоги об уголовном судопроизводстве России: Монография / С.Э. Воронин. Хабаровск: Изд-во Дальневосточного института МВД РФ. 2017.
2. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 19.02.2018) // Собрание законодательства РФ. – 2001.
3. Воронин, С.Э. Организация преступного сообщества: уголовно-правовые и криминалистические аспекты: Монография /С.Э. Воронин, Е.С. Воронина, А.М. Железняков. Красноярск: Изд-во Сибирского института бизнеса, управления и психологии. 2015. c. 328.
4. Основные статистические показатели деятельности судов общей юрисдикции за 2010-2017 годы // Официальный сайт Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации.
5. Протченко Б.А. Принудительные меры медицинского характера. М., 2015. Овчинникова А.П. Сущность и назначение принудительных мер медицинского характера: учеб.пособие. М., 2015. C. 5-8.
6. Галаган А.И. Особенность расследования органами внутренних дел общественно-опасных деяний лиц, признаваемых невменяемыми. Киев, 2014. C. 14.
