Эвристическое поле для исследования исторических событий как «мест памяти»

В статье рассматривается проблема сложности в объективности оценки исторических событий; в качестве ее решения предлагается вариант их исследования как «мест памяти», подчеркивая смысловую однозначность этих понятий. Раскрывая их содержание, данная работа одновременно подтверждает тезис о взаимообусловленности коллективной памяти и событий, а также влияние субъективных факторов на общественное сознание.

Ключевые слова: историческое событие, историческая память, культурная память, коллективная память, место памяти, концепт коллективной идентичности, культивируемая память.

Человек, постоянно находясь в водовороте событий, являясь одновременно их участником, свидетелем и творцом, а также хранителем, экспертом и пользователем, несет в себе функцию прескрипции, определяя будущее событий. Мир событий, исторический мир — это семантическое поле, не ограниченное пространственно-временными координатами, бесконечно в своей взаимообусловленности и имеющее в абсолюте трансцендентную природу. События, выстраиваясь в непрерывную цепочку, организуясь процессами интериоризации, а затем перевоплотившись, проявляя себя уже как результат противоположного действия, сохраняя при этом свое «первоначальное лицо», прорисовывают линию исторического процесса. И только подлинно исторические события, являясь экстремумами данной функции изменяют ее направление, определяя судьбу народов, устанавливая мировой и внутренний порядок. [1, с. 13–31]

Каждый раз, получая оценку, историческое событие приобретает статус своей важности, при этом главным и бескомпромиссным, в данном случае, арбитром является время, которое фиксирует «следы», обозначающие присутствие этого самого события. Поэтому, рассматривая его как «место памяти», мы имеем дело с феноменом, который не ограничен сроками давности; историческое событие конституируется, вечно меняющимся настоящим, всякий раз приобретая обновленные очертания, за счет «мемориальной слоистости».[2, с. 16–30] Не поверхностное содержание и фактов, а результаты исследований идеографичности и не реализованных возможностей создали условия, при которых проблематика памяти, в том числе и память историческая приобретает новое значение. Таким образом, само событие во всей своей рассматриваемой совокупности, формирует память. [2, с. 26–28] Экзистенция памяти как продукта события, является одной из главных темпоральных характеристик, которая определяет судьбу того, кто ее породил; сформировавшись, память «участвует в голосовании» по вопросу: каким статусом наделить то или иное событие, какое место ему определить в иерархии «исторических». [3, с. 39–46] «Именно в структуре коллективной памяти «великие исторические события»... подвергаются своеобразной сакрализации или мифологизации и становятся историческими символами идентичности, или «местами памяти» — в терминологии Пьера Нора»... [3, с. 41]

Для исследования исторических событий как «мест памяти» необходимо разобраться в сути таких понятий, как «нация», «историческая память народа», коллективная память, культурная память, «фигура памяти», «место памяти», «концепт коллективной идентичности», «культивируемая память». Это те категории, которые определяют эвристическое поле нашего исследования.

Определяющим фактором в формировании нации, как общности, является понимание общего прошлого, что выражает идею национальной идентичности. «Иметь общую славу в прошлом, общие желания в будущем, совершить вместе великие поступки, желать их и в будущем — вот главные условия для того, чтобы быть народом». [4, с. 87–101] Нация не является продуктом естественных процессов. «Нация — это душа», — утверждает Ренан, отводя ему, как общественному образованию, особое место. И вместе с этим мы имеем дело не с застывшей раз и навсегда субстанцией, а живым постоянно меняющимся в своем содержании, организмом. «Существование нации — это (если можно так выразиться) повседневный плебисцит, как существование индивидуума — вечное утверждение жизни». [4, с. 101] Эта мысль о «духовной сущности сообщества» находит свое продолжение в определении британского ученого Б. Андерсона, как «воображаемое сообщество». [5] Так что же его сделало таковым? «Культ предков — самый законный из всех; предки сделали нас такими, какими мы являемся в настоящее время». «...обладание богатым наследием воспоминаний». [4, с. 101] Таким образом, память о прошлом является первичной основой для нации, как сообщества национальной идентичности.

Среди множества примеров определения «исторической памяти» [6, с. 4] наиболее кратким и цельным определением является следующее: «историческая память — это процесс осовременивания прошлого в сознании индивидуальных или коллективных субъектов». [7, с. 170] «Высокая востребованность этого понятия во многом объясняется как его собственной «нестрогостью» и наличием множества дефиниций, так и текучестью явления». [8, с. 12] Поэтому, «историческая, память», в силу своей обобщающей миссии, приближает к пониманию исследуемых процессов интенции. В рамках memory studies («мемориальных исследований») также были сформулированы и введены в оборот концепты коллективной (групповой) памяти, памяти социальной, культурной и коммуникативной памяти. [7, с. 170] Вся терминология памяти характеризуется ее многозначностью: «историческая память» понимается как коллективная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание группы) или как социальная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание общества), или в целом — как совокупность до научных, научных, квазинаучных и вне научных знаний и массовых представлений социума об общем прошлом». [8, с. 11–12] Данное определение «исторической памяти» позволяет утверждать, что она является формой артикуляции исторического сознания.

Ключевым моментом, который дает преимущество коллективной памяти над исторической, является как раз множественность первой и унитарный характер второй», более того «коллективная память сама является выражением исторического сознания, которое производится индивидами». При этом для М. Хальбвакса очевидна абсолютная взаимозависимость этих двух концептов... «с нравственной точки зрения, …коллективная память не сможет вынести потери исторической памяти».... Утверждается, что коллективная память проявляет себя как результат сознательной деятельности индивидуумов на основе их личного опыта как части исторического знания. [8, с.28–29] Ф. Б. Шенк, последовательно разбирая цепочку взаимодействия понятий, свидетельствует: «Для того чтобы какое-либо событие смогло закрепиться в коллективной памяти, оно должно, согласно Хальбваксу, наполниться смыслом»... Далее он, как по мостику, переходит от Хальбвакса к автору концепции «культурной памяти» Яну Ассману, который «описал эти наполненные смыслом конструктивные элементы коллективной памяти как «фигуры воспоминания». Для них характерны «отнесенность к конкретному времени и пространству, ориентация на определенную социальную группу и реконструктивный, воссоздающий способ действия. [9, с. 16] «Культурная память — это непрерывный процесс, в котором социум формирует и поддерживает свою идентичность посредством реконструкции собственного прошлого». [10, с. 102] Данный вид памяти имеет искусственную природу и «она (культурная память) выражается в мемориальных знаках разного рода — в памятных местах, датах, церемониях, в письменных, изобразительных и монументальных памятниках. Передаваясь из поколения в поколение, культурная память удерживает лишь наиболее значимое прошлое — мифическую историю, которая имеет ориентирующую, нормативную и конституирующую функции». [8, с. 11] Шенк, опираясь на мысли П. Нора, приходит к выводу, что «фигуры воспоминания» Я. Ассмана обладают большим сходством с «местами памяти», которые в свою очередь понимаются, как точки кристализации коллективного воспоминания и идентичности». [9, с. 12]

Исторические события несомненно и однозначно являются «местами памяти» в том смысле, который вложил в это понятие его автор П.Нора, назвав это концепцией «трех смыслов: материального, символического и функционального». Французский историк, сравнивая «место памяти» с кругом, вкладывает в него всю мощь, которой обладает эта геометрическая фигура, как символ: «...круга, внутри которого все имеет смысл, все означает, все символизирует. С этой точки зрения, место памяти — это... избыточное место, закрытое в себе самом, замкнутое в своей идентичности и собранное своим именем, но постоянно открытое расширению своих значений». [11, с. 40–49] Таким образом, оно демонстрирует свою билатеральную сущность. «Места памяти — это «бессознательная организация коллективной памяти, которой мы позволяем осознать самое себя». [10, с. 102] Организация этого процесса определяется континуальностью действий, протекающих на орбите индивидуального сознания. Индивиды, осознавая свою принадлежность к той или иной группе на уровне образов воспоминания, транспонируют себя в сообщество, образуя коллективную идентичность. «Под «коллективной идентичностью», или «мы-идентичностью» понимается создаваемый той или иной группой в процессе «воображения» самой себя образ, с которым идентифицируют себя ее члены». [9, с. 18–19] Внутренним наполнением «коллективной идентичности», его обобщающим содержанием являются «исторические концепты», которые, «...как акты памяти ориентированы в прошлое». [7, с. 131] Концепт — это «образ того или иного события, занесенный в социальную память, — это некая условная схема, общая идея, понятие, которое взаимодействует с другими аналогичными понятиями». [8, с. 20]

Общественное сознание на протяжении всей истории испытывало мощное воздействие со стороны власти, которая определяла формы популяризации исторических образов. Она дозировала и фильтровала их в зависимости от политических обстоятельств, следовательно, память могла оказаться продуктом идеологического давления, используемого в политических целях как средство манипуляции массовым сознанием. Процесс формирования коллективной памяти, определяя ее содержимое на предмет своей полезности, находится в зоне активного вмешательства любой политической силы, претендующей на власть. «Борьба за политическое лидерство нередко проявляется как соперничество разных версий исторической памяти... Конструированием приемлемых версий исторической памяти заняты не только официальные власти, но и оппозиционные силы и различные общественные движения». Поэтому, «в научный оборот все чаще входит понятие «культивируемая память». [8, с. 6–10, 33]

Данный анализ понятий дает теоретический инструментарий для выявления значимых, символических событий прошлого, которые являются исходным материалом для возведения конструкции коллективной идентичности и выстраивания периодизации национальной истории. Он помогает выявить и ответить на вопросы: почему, когда и как создавался, трансформировался и реконструировался этот образ исторических событий. [3, с. 39–46] Заданная, в рамках этой статьи, когнитивная карта является необходимой, но недостаточной для исследования исторических событий как «мест памяти». Память, которая формируется историческим событием представляет собой не совокупность простых воспоминаний, а является констелляцией национальных, семейных, религиозных и других особенностей, это, пронизанный человеческими эмоциями, культурный пласт. Таким образом, «посредством реконструкции своего прошлого социум формирует и поддерживает свою идентичность». А сама «история этих групп представляет собой историю событий, посредством воспоминаний которых формируется историческое сознание, выражающееся в общих датах, праздниках, мемориалах». [12] Погруженное в среду социокультурных и политических отношений, историческое событие познаваемо только лишь в контексте сложной системы темпоральностей, [7, с. 459–460] однако необходимо учитывать, что при решении исследовательских задач в оценке исторических событий недопустима элиминация субъективного фактора.

Литература:

1. Данилов А. И. Историческое событие и историческая наука. Средние века. М.: Издательство «Наука», 1980. URL: http://klio.tsu.ru/Dan/Danilov1980.htm#_ftn1
2. Чеканцева З. А. Между Сфинксом и Фениксом: историческое событие в контексте рефлексивного поворота по-французски // Диалог со временем. 2014. Вып. 48.
3. Репина Л. П. Событие в истории и коллективной памяти: «Казус 1066» // Диалог со временем. 2016. Вып. 56.
4. Ренан Э. Что такое нация? // Ренан Э. Собрание сочинений в 12-ти томах. Перевод с французского под редакцией В. Н. Михайловского. Киев, 1902. [Т.6.] С. 87–101. URL: http://hrono.ru/statii/2006/renan_naci.php#1b (дата обращения: 2.07.2019)
5. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Кучково поле, 2016. 416 с.
6. Репина Л. П. Опыт социальных кризисов в исторической памяти // Кризисы переломных эпох в исторической памяти. 2012. С. 4. URL: http://roii.ru/publications/crises/article/1/repina_l.p. (дата обращения: 2.07.2019).
7. Чубарьян А. О. Теория и методология исторической науки: терминологический словарь. М.: Аквилон, 2014.
8. Репина Л. П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М.: ГУ ВШЭ, 2003.
9. Шенк Ф. Б. Александр Невский в русской культурной памяти: Святой, правитель, национальный герой (1263–2000). М.: Новое литературное обозрение, 2007.
10. История и память. Проект междисциплинарного исследования социальной памяти / Богданов В. В. [и др.]. Таганрог: ТТИ ЮФУ, 2010. URL: http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000227/index.shtml (дата обращения: 2.07.2019).
11. Проблематика мест памяти Франция-память / П. Нора [и др.] / Пер. с фр.: Хапаева Д. СПб.: Издательство С.-Пб. Университета, 1999.
12. Репина Л. П. События и образы прошлого в исторической и культурной памяти // Новое прошлое № 1 2016. URL: КиберЛенинка: https://cyberleninka.ru/article/n/sobytiya-i-obrazy-proshlogov-istoricheskoy-i-kulturnoy-pamyati