Отражение советского тоталитарного государства и его будущего в романе Е. Замятина «Мы»



Утопия — мир, в котором отсутствуют недостатки, а идиллия возведена в абсолют. Совершенство стоит на почве установленных правил и законов, безукоризненно которым каждый член этого общества обязан следовать. Словно винтики в механизме, каждый обитатель выполняет свою определенную функцию, с целью поддержания благополучия и достижения развития.

В ХХ. веке зародился литературный жанр под названием «антиутопия». В произведениях данного жанра как правило изображается футуристический идеальный мир, в котором его обитатели коллективными усилиями служат одной некой высшей цели. В то время, как утопические произведения воплощают в себе абсолютное счастье одного или более индивидов, то в антиутопии трагедия выставляется на первый план. Произведения данного жанра обычно таят в себе скрытую критику нынешнего, на тот момент, политического строя. Такого рода произведениями авторы берут на себя роль предсказателей, изображая всю пагубность бесчеловечного общественного уклада на человеческую природу. В данной исследовательской работе объектом моего изучения будет роман «Мы» писателя Евгения Замятина. Поставленной задачей является выявление в романе отражения тоталитарного строя Советского Союза и его критики. А также степень схожести будущности советского тоталитаризма с тем, что Замятин изобразил в своем произведении. Важно понять, насколько автор был прав в своих прогнозах и от чего пытался предостеречь своей «антиутопией» читателей.

Перед тем как начать работу непосредственно с самим романом, важно будет изучить условия, в которых это произведение было задумано и написано, и которые наложили свой отпечаток на самого автора. Факторы, которые сподвигли Евгения Замятина на написание романа «Мы», играют большую роль в понимании истинных намерений. С целью осознания отличительных черт, а также характерной проблематики, я проведу краткое ознакомление с антиутопическим жанром начала ХХ. века. В качестве представления я изложу краткое содержание произведения. Далее следует исторический контекст времен написания романа. Следует пристально рассмотреть политическую ситуацию, царящую тогда в стране. Ведь именно она повлияла, как на произведение и его публикацию, так и на весь жанр целиком.

Роман «Мы»

Творческий замысел

Для того, чтобы понять истинную функцию романа «Мы» стоит начать исследование с истории создания романа, автором которого является Евгений Замятин. Для поставленного вопроса будет целесообразно взглянуть на биографию автора, а именно на конкретные моменты, которые лучше бы объяснили мотивацию написания произведения и вложенную идею.

Начнем с того, что Замятин очень любил русскую натуру и все с ней связанное: истоки, здоровую народную основу, творческую одержимость русской натуры и ее готовность к революционному обновлению. Но в то же время писатель презирал самодержавно-полицейские оковы, в которые была закована дореволюционная Россия, провинциальную тупость, азиатчину (Михайлов 1989, 9). Исходя из этого напрашивается вывод, что для Замятина любое проявление развития индивида играло большую роль и всякого рода подавление субъективности рассматривалось им как ограничение свободы. Данный тезис приобретёт большее значение после того, как условия, при которых роман был создан и проблемы, возникшие при его публикации, будут изучены.

Значимое влияние на создание замысла для романа оказала командировка Замятина в Англию в марте 1916 года. Под его руководством, как опытного инженера в области кораблестроения, на заводе в индустриальном городе Ньюкасл, производилось строительство ледокола «Святой Александр Невский», который был после революции переименован в «Ленин». Во время рабочего процесса Замятиным овладевали два совершенно противоположных чувства: литература и кораблестроение. Сочетание художественной фантазии и точной науки помогало Замятину реализовывать на чертеже свои идеи (Михайлов 1989, 12). Невольно напрашивается аналогия с ключевым персонажем романа «Мы», ведущим инженером Д-503, чье проявление индивидуальности конфликтовало с миром точных чисел и вычислений.

Именно Англия сыграла ключевую роль в создании утопической концепции романа. Во время командировки Замятин поделился своими впечатлениями со своей женой Людмилой Николаевной в письме и описывал ей местную инфраструктуру следующим образом: «Все улицы, все жилые дома — одинаковые, […]. Ужас, какое отсутствие воображения». (Куртис 2011, 499). В свою очередь, спустя два года после написания «Мы», Евгений Замятин пишет статью об английском писателе фантасте Герберте Уэллсе. Буквально с первых строк Замятин обрисовывает читателю общую картину Лондона, изображая его как нечто иное, недосягаемое, чуждое: «Но представьте себе страну, где единственная плодородная почва — асфальт, […] и стада зверей только одной породы — автомобили». (Михайлов 1989, 16).

Идентичность с «Единым Государством» не подлежит сомнению. Оба источника дают наглядно понять, что Замятина поразил факт оттеснения природной составляющей индустриальным массивом Ньюкасла. Совсем как в «Едином Государстве», где Зеленая стена отделяла сталь и стекло от давно забытой людьми флоры и фауны. В результате создается впечатление, будто автор создавал свою антиутопию по образу Англии ХХ. годов.

По возвращению из 18 месячной командировки Замятин оставил инженерное дело и полностью сконцентрировался на литературе. Пропагандируемая в то время Большевиками коллективизация внесла свою определенную лепту в развитие литературы, направив ее в определенное русло. Так местоимение «мы» приобрело свое ключевое значение, провозглашая коллектив как единое целое, способное на перемены, а индивидуальность как некий регресс, не совместимый с задачей (Долгополов 2015, 120). Так рождались буквально «безликие» произведения. Одним из таких являлось стихотворение с очень характерным названием — «Мы» Владимира Кириллова вышедшее в 1918 году которое, начиная с первых строк, позиционирует себя как некий лозунг коллективизма: «Мы — несметные, грозные легионы труда […]» (Левченко 2007, 89).

В свою очередь стоит обратить внимание на одного из крупнейших поэтов ХХ. века Владимира Маяковского, который в своей поэме «150000000», написанной в период между 1919–1920 гг., демонстрирует «безликих Иванов», марширующих миллионным строем к светлому будущему (Долгополов 2015, 122–123). Учитывая даты написания произведений, о которых упоминалось ранее, стоит сделать вывод, что «Мы» Замятина являлось некой ответной реакцией писателя на коллективистские взгляды его современников. Роман вобрал в себя все то, о чем писали Маяковский и другие его предшественники. Как взывал Маяковский в своей поэме «Поэтов, старавшихся выть поднебесней, забудьте […]» [Долгополов 2015, c. 125], так и канули они в небытие в Едином Государстве, где поэзия стала полностью государственным инструментом. Слова Кириллова: «Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля, разрушиммузеи, растопчем искусства цветы». [Левченко 2006, c. 106] приобрели у Замятина свое отражение, а именно, власть Нового Государства отказалась от любого проявления искусства в силу математических алгоритмов. Но неверно было бы предполагать, что в Новом Государстве нет места поэзии. Она есть, но в проявлении присущей учениям Платона о роли и надобности поэзии для государства: «В идеальном государстве допустима лишь та поэзия, польза которой очевидна» [Лосев 2007, c. 476]. Таким образом мы имеем не произведения, которые могли бы внести нотку сомнений в умы жителей, а поэта R-13, воспевающего Интеграл и безошибочность уравнений. Что касается реакции на «единых Иванов» Маяковского, марширующих миллионным строем, то Замятин пошел дальше: он полностью отказался от имен. Вместо них присутствуют нумера, которые различают половую принадлежность жителей лишь своей орфографией.

Подытожив выше сказанное можно сделать вывод, что Евгений Замятин вложил увиденное им влияние технологического прогресса на природу и человеческую суть в замысел своего романа. Ключевая его концепция заключается в ущемлении личности человека, сводящее его индивидуальность к нулю. В аллегорической форме, доводя порой до абсурдности, Замятин показал к чему может привести то, о чем писали его современники футуристы и что восхваляли, а именно стремление коллектива к светлому будущему, жертвуя при этом «нецелесообразными» проявлениями субъективности. Публикация данного романа стояла под большим вопросом, ведь он являлся неким вызовом коммунистической идеологии того времени, а также предостережением от того, к чему настроения, царящие на тот момент в стране, могли бы привести. В следующей главе будет изучена история и судьба публикации данного романа в советской России.

Вопрос о публикации

«Е. Замятин должен понять ту простую мысль, что страна строящегося социализма может обойтись без такого писателя». [Сарнов 2009, c. 529]

Как и следовало ожидать «Мы» предстоял тернистый путь к появлению в Советском Союзе в печатной форме. Причина очевидна: критическое, порой даже абсурдное, изображение будущего тоталитарного государства с его недостатками и опасностями. В данной главе стоит взглянуть не только на возникшие трудности публикации «злейшего романа», но и на то, как эти попытки повлияли на судьбу самого Евгения Замятина.

Заканчивая работу над романом, Замятин уже задумывался о продвижении его произведения за границей, путем его перевода, но изначально он планировал напечатать его в СССР. Замятин впервые анонсировал роман «Мы» в июне 1921 года. Также важно заметить, что в сентябре этого года берлинский журнал «Русская книга» упомянул замятинский роман «рисующий коммунистическое общество через 800 лет» [Куртис 2011, 503]. Таким образом роман Замятина был на слуху уже не только в советской России. В октябре на заседании редколегии Петроградского отделения Госиздата роман прошел цензурную проверку и получил разрешение на издательство. Следовательно, в период с 1921–1922 гг. Замятин начал с целью привлечения общественного внимания к роману «Мы» проводить открытые чтения отрывков из романа в петроградском институте и в 1923–1924 гг. — в Коктебеле, Петрограде и Москве [Куртис 2011, 503]. В 1922 году Замятин отправил текст романа влиятельному литературному критику А. К. Воронскому, который в свою очередь раскритиковал его антиутопию. Из-за этого публикация романа в издательстве «Круг» была отменена.

Параллельно с попытками продвинуть «Мы» у себя в стране, Замятин пробовал добиться перевода романа за рубежом. Для этого он послал свой роман бандеролью с Петроградского почтамта в советское издание Гржебина в Берлин и в конце 1921 г. роман впервые увидел свет [Куртис 2011, 504]. Очевидно, что попытки напечатать антикоммунистический роман, ведь именно таким его видели советские цензоры, а рубежом подразумевали отягощающие последствия. В ночь с 16–17 августа был произведен арест Евгения Замятина и вынесен приговор на высылку из России, однако лишь месячное заточение в изоляторах на Гороховой и Шпалерной послужило конечной мерой наказания. В конце 1923 г. издательством Гржебина были сделаны копии романа для его публикации на английском [Куртис 2011, 504].

Через год в Советском Союзе издается запрет на публикацию романа «Мы», но Замятину удается добиться его издательства в Нью-Йорке. Однако спустя два года, после печати в чешском журнале «Воля России» в 1927 году, была развернута кампания со стороны Союза Писателей против Замятина и Пильняка, в котором оба они занимали высокие посты [Анненков 1991, 272]. Началась травля Замятина. Помимо притеснений со стороны власти, писатели современники также оказывали давление на Замятина, критикуя его антиутопию. В качестве подтверждения того факта, что «Мы» не являлось антисоветским произведением и в надежде вразумить Союз Писателей, Евгений Замятин написал письмо своему ученику Константину Федину о том, что «[…] роман «Мы» — это протест против того тупика, в который упирается европейско-американская цивилизация, […], омашинивающая человека» [Куртис 2011, 506]. Но на романе уже стояло клеймо «антисоветский». Более того, в 1929 году Союз Писателей выдвинул Замятину настоятельное требование: «[…] — требуют от меня «отказа от идей», девять лет выраженных в романе «Мы». Таких нелепых требований никто не пытался предъявлять к писателю даже в царское время» [Сарнов 2009, 529]. В этом же году последовали снятия замятинских пьес «Блоха» и «Аттила». Убедившись в том, что у него, как у писателя, в стране нет будущего, Евгений Замятин покидает Союз Писателей и обращается к Сталину в 1931 г. с просьбой позволить ему и его супруге покинуть Советскую Россию на год, с целью продолжить свою писательскую деятельность. Роман «Мы» был впервые напечатан с СССР лишь в 1988 году [Куртис 2011, 507].

Антиутопический жанр

Для дальнейшего успешного понимания роли замятинской антиутопии, будет целесообразным определить сам жанр. Подспорьем для данной задачи послужит статья «Антиутопия ХХ века как метод предвиденья будущего» российского журналиста Виктора Филатова, которая была опубликована в Вестнике Омского Университета в 2014. Ссылка на эту статью будет приведена в перечне использованной литературы. В поддержку к теории, для большей наглядности, будут приведены примеры из романа «Мы» и другой значимой антиутопии ХХ века «1984» английского писателя Джорджа Оруэлла. В. И. Филатов определяет антиутопию, ссылаясь при этом на М. С. Белоковыльского, как «критическое повествование об обществе, построенное согласно утопическим признакам, которое, […] выделяет опасную, с точки зрения авторов, тенденцию, которая, […], становится объектом анализа антиутопического произведения» [Филатов 2014, 84]. Такой тенденцией у Замятина является механизация человека. Филатов выделяет четыре основных признака антиутопического жанра. Первым является описание «совершенного» общества от лица не стороннего наблюдателя, а живущего в нем индивида, который как правило не утратил своей индивидуальности [Филатов 2014, 84]. Для наглядности уместен пример живущего в Едином Государстве Д-503, у которого, пусть и не сразу, но проявляются признаки индивидуальности или Уинстон Смит, живущий в Океании, повествующий о жестоком режиме Старшего Брата. Вторым признаком является дискредитация или очернение идеи возможности адекватного воплощения утопического замысла. Предполагается, что воплощение утопии порой наполнено радикальностью и даже абсурдностью, т. е. происходит противоречие адекватности. Отсутствие имен, розовые талоны в «Мы» или двухминутка ненависти, полиция мыслей в «1984» тому примеры. Третьим антиутопическим признаком Филатов называет смещение акцентов от общего к личному, утверждение ценности личности, ее внутреннего мира и эстетичного опыта [Филатов 2014, 85]. Так Замятин, все больше отстраняясь от общего строя Единого Государства, концентрировался на переживаниях «другого» Д-503 или Оруэлл, который показал, что Уинстону необходимо вести личный дневник. Наконец четвертым признаком является «утверждение ценности традиций, морали, классических произведений литературы и искусства» [Филатов 2014, 85]. Несмотря на то, что параметры О-90 отклоняются от установленной Материнской Нормы, Д-503 удовлетворяет женское желание ощущать в себе жизнь. Таким образом происходит торжество морали в бесчувственном мире.

Функция антиутопии заключается в пародировании или критике современной для автора действительности. Филатов определяет пять типов функций антиутопического жанра: рефлексивная, познавательная, прогностическая, идеологическая и охранительная. Рефлексивная заключается в том, как автор осмысляет для него актуальную действительность в произведении. Познание общества и его быта есть познавательная функция. Также в антиутопии большое внимание уделено психологии индивида, т. е. как условия обитания влияют на его индивидуальную составляющую. Прогностическая функция говорит сама за себя. Подразумевается ценностно-ориентированная форма социального прогноза. Успех прогноза напрямую зависит от автора: его компетентности, объективности и степени схематизации действительности. Виденье проблемы с определенной самим автором точки зрения отражает и пропагандирует идеологическая функция. Как следствие вытекает охранительная функция — призыв к противодействию усилиям реформаторов [Филатов 2014, 86]. Приведу пример: план I-330 взорвать Зеленую Стену.

Краткое содержание

Действия романа «Мы» разворачивается в далеком будущем, в некоем Едином Государстве. Государство, полностью возведенное из железа и стекла, олицетворяет собой идеальный, с точки зрения благополучного существования, мир. Жители этой «утопии» не имеют имен, их возраст не играет роли, они лишь нумера, выполняющие свои определенные обязанности. В главе этого государства стоит Благодетель — безымянный человек, чья власть не имеет границ, а продолжительность его правления продлевается самими жителями на государственных выборах из срока в срок. В государстве был побежден голод, ведь предки изобрели нефтяную пищу. Также жителям чужды эмоции: ревность, любовь, радость и злость полностью атрофировались в их сознании. Теперь благодаря розовым билетам, каждый нумер имеет полное право на свой «сексуальный час» с любым представителем противоположного пола, тем самым исключая возникновение любых чувств, которые могли бы иметь пагубное воздействие на благополучие. Лишь на время половых сношений прозрачные жилища закрываются занавесками. Главный герой инженер Д-503, является главным ответственным лицом в разработке Интеграла — межзвездного летательного аппарата, строящийся с целью нести строй и уклад Единого Государства к другим планетам. Главный герой ведет дневник под названием «Мы», в котором он описывает свои будни, рассуждения и переживания. Из его записей читатель узнает, что повседневность жителей полностью основана на системе Тэйлора: они встают каждый день в одно время, идут все вместе на зарядку, затем на работу, гуляют под звучание труб Музыкального Завода и направляются обратно в свои жилища. На одной из таких прогулок с записанной на него О-90 главный герой встречает незнакомку I-330. Она кардинально отличается от обычной О-90 своим поведением. Спустя некоторое время главный герой и I-330 отправляются вместе в архаичное здание на окраине государства — Древний Дом. Там начинается первое нарушение установленных правил, а именно: девушка просит Д-503 остаться с ней подольше, тем самым невольно зарождая в нем первые противоречия. Вместо того, чтобы, как подобает, донести на нарушительницу в Бюро Хранителей, Д-503 отправляется в Медицинское Бюро с целью излечить некий иррациональный корень. Вскоре I-330 записывается на сексуальный час с главным героем. В комнате пред Д-503 открывается следующая картина: его новая знакомая курит, пьет алкоголь и через поцелуй пытается перелить ему немного запрещенной жидкости. Д-503 ошарашен от столь ярого нарушения законов и обязан был срочно донести на нарушительницу, но не стал, ведь отныне он начал ощущать что-то поныне незнакомое. В одиннадцатой записи он признается, что теперь в нем уживаются два «я». Д-503 начинает испытывать сильные чувства по отношению к I-330 и тосковать без нее. В медицинском бюро он узнает, что неизлечимо болен, ведь у него образовалась душа. О-90, та которая изначально была с главным героем, понимает, что Д-503 нашел другую. На прощание она просит от него ребенка, на что он указывает ей на её несовместимость с Материнской Нормой. Объяснив тем, что она хочет ощутить в своем чреве жизнь, главный герой выполняет ее просьбу. Позже I-330 приходит к главному герою, и он открывает ей свои чувства. Она сообщает Д-503, что после Дня Единогласия он узнает нечто важное. Сам же День Единогласия представляет собой фиктивные выборы, на которых Благодетель переизбирается на новый срок. Д-503 вместе с большинством проголосовал за, а I-330, в числе меньшинства против. Тем не менее Благодетель был избран в 48-й раз. Главный герой и его подруга отправляются в Древний Дом, где скрывался тайный вход к закрытому миру за Зеленой Стеной, отделявшей Единое Государство от давно забытой природы. I-330 знакомит главного героя с отшельниками и говорит им, что он сможет захватить Интеграл с целью уничтожения Зеленой Стены. I-330 ставит главного героя в известность плана «Мефи», а он в свою очередь задается вопросом выдать их или нет. Позже проводится Великая Операция по уничтожению фантазии и Д-503 задумывается не стереть ли себе память, чтобы избавиться от мучающей его любви. Вдруг главный герой видит бездушных «прочищенных» нумеров, напоминающих тракторы. Он также видит О-90, которая, желая спасти себя и их будущего ребенка, просит о помощи. Благодаря записке протагониста, I-330 отводит за зеленую стену О-90. Но о записке узнает дежурная Ю и доносит на него. Благодетель вызывает к себе главного героя с намерением узнать у него имена заговорщиков. Тем временем Зеленая Стена взорвана и по улицам Единого государства летают птицы, а жители совокупляются друг с другом без штор. Позже главного героя хватают и стирают фантазию, делая его абсолютно пустым. I-330 подвергают пыткам и убивают на Машине Благодетеля. Главный герой продолжает свое пустое существование в Едином Государстве.

Исторический контекст

Тоталитаризм — определение

После того, как было уделено достаточно внимания представлению романа «Мы» и судьбы его автора Евгения Замятина, стоит сконцентрировать внимание на историческом контексте, который послужил подтекстом антиутопии. Локус в романе представляет собой тоталитарное государство. Но, прежде чем проводить параллель между актуальным для автора, на момент написания романа, государственным строем и описанным в романе Единым Государством, стоит определить понятие «тоталитаризм», ибо оно является ключевым в нашем вопросе.

В общих чертах тоталитаризм представляет собой абсолютный контроль государства над обществом. Характерной чертой тоталитаризма является контроль практически над всеми сферами жизни общества, таких как: экономика, политика, идеология и порой даже личная жизнь. Используя инструменты пропаганды, тоталитарное государство проводит обработку всех элементов общества, с целью насаждения нужных ему взглядов, идей и модели поведения [Михайленко 2000, 19].

Принято считать, что понятие «тоталитаризм» зародилось в итальянском фашизме. Джованни Джентиле — министр просвещения в правительстве Б. Муссолини, определил задачу государства: «претворение в жизнь национальной судьбы или национального предназначения, и для этого его власть должна быть абсолютной и всепоглощающей» [Петров 2011, 11]. Исходя из этой цитаты мы видим, что тоталитарное государство, преследуя некие «высшие» цели, должно полностью поглотить все сферы, как и само сознание общества. Тоталитаризму присуща монополия, т. е. исключительное право на пользование чего-либо. Под это попадают средства массовой информации, вооруженной борьбы, система террористического полицейского контроля и экономика [Петров 2011, 16]. Контроль в тоталитаризме осуществляется с помощью террора. Любое неповиновение, инакомыслие или попросту критика подлежит искоренению. В основы управления входит сделать любое критическое мышление невозможным и невыгодным [Петров 2011, 17]. Таким образом «врагов народа» попросту изолируют или в крайнем случае уничтожают, а любая критика подлежит цензуре или полному запрету.

Свержение монархии и построение нового государства

«Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!» [Ленин 1974, 1]

Разобравшись в терминологии, предстоит изучить исторический контекст произведения. В этой главе объектом изучение будет период в российской истории с 1917–1920. До прихода большевистской партии, во главе с В. И. Лениным к власти, в Российской Империи была царская монархия. Россия, под началом Николая II. была втянута в первую мировую войну. Большевистская партия, самая крупная на тот момент в мире рабочая партия, призывала превратить империалистическую войну в гражданскую, т. е. восстать трудящиеся массы против классовых врагов. Большевики поставили перед собой цель свергнуть власть эксплуататоров и завоевать ее пролетариатом [Кукин 1971, 22]. Во время войны большевистская партия и другие организации подвергались ожесточенному преследованию со стороны царской полиции. В начале января 1917 года большевики начали первые демонстрационные действия, направленные на свержение царской власти. Первые демонстрации, митинги на многих заводах Петрограда, печать агитационных листовок в одиннадцати городах. 9 января на улицы Петрограда вышло около 145 тыс. рабочих, а в Москве около 32 тыс., которые позже были разогнаны [Кукин 1971, 130–131]. В целях подавления уличных волнений царское правительство увеличивает численность полиции до 5 тыс. человек и 6 февраля 1917 года Петроградский военный округ был выделен в отдельную единицу под командованием генерала Хабалова для борьбы с революционным движением [Кукин 1971, 133]. В международный женский день, 23 февраля на улицах Петрограда разразилась Февральская революция. После утренних собраний рабочие бросали работу и выходили на улицы с лозунгами против царизма и войны. К мужчинам также примкнули и женщины, поддерживая революционное движение. В широких масштабах заводы по всему Петрограду снимались с работ. Рабочие, стоявшие в первых рядах, возглавляемые большевиками, сметали полицейские заслоны и забирали в свои ряды сомневающихся граждан [Кукин 1971, 138–140]. 25 февраля пролетариат перешел к решительным наступательным действиям. Рабочие пускали в ход оружие, самодельные бомбы и камни. Полицейские начали давать отпор бушующей толпе. Появились первые убитые среди демонстрантов [Кукин 1971, 158]. Таким образом мирные демонстрации переросли в кровопролитие. Для усиления своих рядов большевики проводили агитационные работы в петроградских воинских частях, проникая в казармы и устраивая там демонстрации, с целью привлечь солдат для борьбы с полицией. В этот же день царь потребовал из ставки в Могилеве от генерала Хабалова прекратить беспорядки. К этому времени, 26 февраля численность демонстрирующих достигло цифры в 306,5 тыс. [Кукин 1971, 161–162]. Утром 28 февраля случилась окончательная победы революции. Рабочие и солдаты перешли через Дворцовый мост к Зимнему дворцу. Позже они вошли в Петропавловскую крепость, арестовали генерала Хабалова, тем самым полностью овладев столицей [Кукин 1971, 174]. Царизм в России пал. Угнетение рабочих и крестьян со стороны монархии подошло к концу.

Князь Михаил Александрович — младший брат царя и законный наследник трона отказался от короны. Таким образом 2 марта было принято решение сформировать Временное правительство, состоявшее из представителей правой буржуазии, крупных помещиков и кадетов [Кара-Мурза 2001, 67].

Однако 3 июля 1917 начались требования свергнуть Временное Правительство. По его приказу был открыт огонь по мирным демонстрантам, и большевикам стало очевидно, что правительство не станет выполнять требования рабочих и они во главе с Лениным решили свергнуть временное правительство путем вооруженного восстания [Кара-Мурза 2001, 69]. Свержение буржуазного временного правительства случилось в ночь на 24 октября, а на следующий день, прибыв в Смольный, Ленин руководил восстанием. Путем свержения буржуазного правительства и захвата Петрограда, власть Советов была установлена. В Москве взятие власти началось раньше, чем в Петрограде, и длилось дольше. В итоге власть перешла к Советам [Покровский 1929, 207].

Гражданская война и зарождение СССР

Ключевым событием повлиявшее прямым образом на создание СССР, а также испытание для народа в целом, была гражданская война 1918–1921 гг. Противостоявшими сторонами были Красная армия и возникшая в следствии свержения монархии — Белая армия. Как можно предположить, «красные» были на стороне нового советского государства (большевиков), а «белые» — оппозицией, возглавляемой такими влиятельными командующими, как генерал М. В. Алексеев. «Белая» армия была образована в 1918 г. на Юге России и являлась абсолютно добровольческим движением [Кара-Мурза 2001, 143]. Гражданская война разгорелась с военной интервенции западных государств в разгоревшийся внутренний конфликт против Советской власти и мятежа чехословацкого корпуса в таких регионах как Поволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток. Эти события позволили Партии Социалистов-Революционеров («эсерам») объявить войну Советскому государству. Эсеры образовали 8 июня Комитет членов Учредительного собрания, тем самым провозгласив себя верховной властью. Далее они занялись мобилизацией армии и 30 июня было создано Сибирское правительство [Кара-Мурза 2001, 143]. Российская Армия была расколота ровно по полам: 30 процентов — «красные» и 40 процентов — «белые».

В ответ на случившиеся покушение на Ленина 30 августа, Советская власть прибегла к методам террора. Был объявлен красный террор, а исполняющим органом стала ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем). Таким образом в Петрограде было расстреляно 512 представителей буржуазной элиты. Общее число жертв красного террора составляет порядка 800 человек. Конец террора настал 6 ноября 1918 года [Кара-Мурза 2001, 143].

Также важно затронуть сторону конфликта Советского государства и православной церкви. Зародившаяся и активно закрепляющаяся коммунистическая идеология являлась сопоставимой религии и было принято решение начать борьбу с другой «архаистической» верой, которая могла составить оппозицию коммунизму. 15 декабря 1917 г. церковь приняла документ «О правовом положении Православной церкви», который противоречил Советской власти. Через год патриарх Тихон придал Советы анафеме и большинство из духовенства ополчилось на стороне белых против государства [Кара-Мурза 2001, 153]. Служители церкви также стали жертвами красного террора: в 1918 г. было расстреляно 827 священнослужителей. После того, как гражданская война была окончена, была начата кампания против церкви. Проводилась ликвидация мощей святых по всей стране и закрытие монастырей. 22 марта 1922 г. патриарх Тихон призвал всех верующих к защите церкви. В итоге он был заключен под стражу и начиная с 16 июня 1923 г. поменял свое отношение к власти и позже обращался к народу с абсолютно противоположной позицией, нежели чем раньше [Кара-Мурза 2001, 154].

В период гражданской войны в Советском государстве была введена

социальная политика под названием «военный коммунизм». Сутью являлось распределить того имеющегося продовольствия, которое имелось в наличии, с целью борьбы с охватывающим страну голодом. Условием для появления этой политики являлось низкое производство. И исходя из этого ресурсы не пополнялись в должной степени и люди страдали от их нехватки. Было введено нерыночное уравнительное распределение. Продовольственные и промышленные товары распределялись по карточкам. Была введена также общая трудовая повинность, обязывающая людей к труду и мобилизация всех работников [Кара-Мурза 2001, 148]. Гражданская война завершилась поражением генерала Врангеля в конце 1920 г. и тем самым всего белого движения. Составляющие 90 процентов населения крестьяне и рабочие отвергли белое движение [Кара-Мурза 2001, 157].

Советское государство после гражданской войны

После гражданской войны люди были измучены и истощены. В стране, где царила разруха и полное истощение продовольственных ресурсов, политика военного коммунизма, т. е. равного распределение ресурсов, которые были в полном убытке, привела рабочих в состояние ополчения против Советской власти. Регресс в продукции промышленности и производительности привел к тому, что заводы прекращали производство, а рабочие уходили в деревни [Кара-Мурза 2001, 178]. В марте 1921 г. на Х съезде РКП(б) была провозглашена «Новая экономическая политика» (НЭП) с целью стабилизировать кризисное состояние советской экономики, а именно сельского хозяйства, потерпевшего удар после революций и гражданской войны. Через год, в 1922 г., положение народного хозяйства было восстановлено, достигнув довоенного состояния [Кара-Мурза 2001, 178–181].

XI съезд РКП(б) в марте 1922 г. стал для Владимира Ульянова последним, т. к. он скончался от прогрессирующей болезни в 1924 г. Тем не менее на этом съезде был утвержден И. В. Сталин на должность генерального секретаря партии и именно эта смена власти стала переломной для Советского государства и народа в целом [Петров 2011, 20]. Начало 20-х годов, а именно начиная с 1922 г., для сформировавшегося СССР означало начало террора и репрессий. Владимир Ленин изложил свою позицию касательно юридической роли террора как инструмента достижения социализма в 45 томе его сочинений: «Суд должен не устранить террор; […], а обосновать и узаконить его принципиально, […]. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, […]» [Ленин 1970, 190]. Этот самый террор начался с закрепления власти большевиками, путем искоренения потенциальной угрозы в лице оппозиционных партий и думающего слоя населения — интеллигенции. Зарождавшемуся тоталитарному государству было неугодно наличие критического мышления. Задача заключалась в приравнивании интеллигенции к пассивному большинству. В 1922 г. Ленин провозгласил разрешенным использование высшей меры в расправе над противниками Советской власти [Кантор 2013, 220]. Для данной задачи было постановлено разбить интеллигенцию на отдельные подгруппы и для каждого ее представителя создать дело. Органы власти были внедрены во все сферы общественной жизнедеятельности. Под репрессии попадали даже слушавшие «неугодных» профессоров студенты. Начались массовые высылки интеллигенции [Кантор 2013, 222].

Новая экономическая политика противоречила в своей основе большевистским канонам: частная собственность оказалась эффективнее в борьбе с кризисом. Но с возвращением роли собственности, собственные мысли также подлежали возрождению. Таким образом начали появляться частные издательства и цензурный аппарат заработал с удвоенной силой, отсеивая неугодные рукописи [Кантор 2013, 224].

Из-за возникших проблем между промышленностью и сельским хозяйством был проложен курс на модернизацию сельского хозяйства. Однако возникшие срывы заготовок хлеба и в последствии мятежи привели в 1929 г. к вводу карточек на хлеб. Было принято решение ликвидировать класс зажиточных крестьян (кулаков), с целью полного присвоения их собственности государством и создания колхозов — коллективизация. В период с 1930–1931 гг. было выселено 366,5 тыс. семей [Кара-Мурза 2001, 234–239].

Таким образом мы видим, что целенаправленный террор начался в СССР в начале 20х. годов с истребления интеллигенции. К тому же в 1930 г. была создана система колоний ГУЛАГ. Однако пик репрессий пришелся на 1937–1938 гг. Этот период принято называть Большим Террором. Именно тогда была расстреляна большая часть Советской верхушки. В числа репрессированных входили ученые, писатели, актеры, офицеры, инженеры. Цель заключалась в полном искоренении оппозиции и навязывания чувства абсолютного страха. А достигалась эта цель посредством арестов, пыток и казней [Петров 2011, 21].

«Мы» — Зеркало настоящего и окно в будущее

Отражение действительности

Итак, после всей проделанной работы по определению и изучению как исторического контекста, так и ключевых определений, стоит теперь перенести все полученные результаты на содержание романа «Мы» и ответить на интересующие нас вопросы: «в какой мере Евгений Замятин отразил и подверг критике актуальную для него действительность?» и «насколько автор был прав в своих прогнозах?»

Стоит начать анализ с тех аспектов произведения, которые наиболее лежат на поверхности, а именно само название «Мы» и, следовательно, отсутствие имен. Если брать во внимание время написания романа, а именно начало построения социализма, то следует сделать вывод, что автор проводит параллель с обезличиванием граждан, т. е. абсолютное господство над личностью, которое воспитывает подчинение и организацию ее сил. Жители в Едином Государстве, как и в Советском, являются лишь «трудовыми ресурсами страны» единого монопольного хозяина — государства или в нашем случае Благодетеля. Замятин изображает идеального «коммуниста», который отказавшись от всего лишнего, готов пожертвовать всем ради процветания социализма: «[…] мы же приносим жертву нашему Богу, Единому Государству, […]» [Замятин 1967, 42]. К слову, о боге, автор прямолинейно показывает, что в Едином Государстве места богу и религии нет. За время Двухсотлетней Войны люди полностью вытеснили бога, заменив библейские учения доктринами государства. По всей видимости автор ссылается на конфликт социализма и церкви времен гражданской войны, когда в 1918 г. проводились акты красного террора против священников, ликвидировались святыни, а также на общую позицию марксизма касательно религии. Как сам Маркс завещал, что «религия есть опиум народа» [Лялина 1986, 58], так и Ленин: «Мы должны бороться с религией» [Ленин 1908, 651]. Также стоит обратить внимание на само общество Единого Государства. В нем царит абсолютное равенство. Все нумера носят одинаковую одежду — „юнифу“, живут в одинаковых условиях, едят одинаковую пищу, имеют одинаковые права. Некое утопическое бесклассовое, равное общество к которому стремились социалисты. Замятин дает читателю понять, что равенство жителей проявляется не только в их правах или внешнему виду, но и в заранее запланированном Часовой Скрижалью рабочем дне: «В один и тот же час единомиллионно начинаем работу — единомиллионно кончаем» [Замятин 1967, 14]. Автор не спроста уделяет особое внимание рабочим часам. Ведь после Октябрьской революции, 11 октября 1917 г. был принят декрет “о восьмичасовом дне“, в котором все рабочие часы и время отдыха, а также ночное время подробно расписаны. С целью акцентирования схожести со Скрижалью я приведу пример из доктрины: «Ночным временем считается время от 9 часов вечера до 5 час. утра» [Вышинский 2013, 276].

Любопытно, что государство называется единым. Напрашивается вывод, что на всей земле царит только „пролетариат“ и вся „буржуазия“ была уничтожена. Значит канон Маркса и Энгельса: «Воюют пролетарии всех стран против буржуазии всех стран» был воплощен в жизнь [Мишалов 1957, 20]. В следующей главе будет изучена степень верности предсказаний будущего Советского Союза Замятиным.

Будущее советского тоталитаризма

В романе «Мы» поразительно много аспектов, которые имели, в той или иной степени, место быть в Советском государстве задолго после написания романа. Начнем с того, что в романе затрагивается проблема города и деревни, а также голода: «Наши предки дорогой ценой покорили, наконец, Голод […] о войне между городом и деревней. […] дикие христиане упрямо держались за свой «хлеб» [Замятин 1967, 21]. Труд автора откликнется одиннадцатью годами позже, в процессе коллективизации, на почве которой возник повсеместный голод, последующее раскулачивание зажиточных крестьян по признаку «своего хлеба» и дальнейшее „обобществление“. имущества, с целью нормализации ситуации в стране, в том числе борьбы с голодом.

Нумера воплощают в себе некоторые качества советского человека, к которому стремился СССР времен модернизации: «оперирующий точными отрезками пространства и времени, способный быть включенный в координированные, высокоорганизованные усилия огромных масс людей. […] способного быть оператором сложной производительной техники» [Кара-Мурза 2001, 230]. Таким образом открывается идентичность идеала советского человека с нумерами Единого Государства.

Благодетель наводит на сравнение, несколько своим “именем”, сколько самим отношением жителей к себе, с культом личности Сталина: «В 48-й раз единогласно избран все тот же, многократно доказавший свою непоколебимую мудрость Благодетель» [Замятин 1967, 128]. Нумера восхваляют своего государя также, как и советские люди восхваляли Сталина, которого советская пропаганда преподносила народу как великого вождя. Модель государства Благодетеля абсолютно идентична с моделью строящегося социализма, т. е. действительностью автора и будущего Советского государства при Сталине. Их всех объединяет понятие «тоталитаризм». Благодетель, Ленин и позже Сталин считали необходимым избавиться от инакомыслия, и Замятин довольно изобразительно объяснил роль карательных органов для этой цели: «А «Шипы» — это классический образ: Хранители — шипы на розе, охраняющие нежный Государственный Цветок от грубых касаний» [Замятин 1967, 61]. Хранители — ВЧК и позже НКВД, а их методы идентичны: изоляция, пытки и казни. Замятин предвидел эти массовые карательно-репрессивные процессы, которые имели свой «расцвет» при Сталине в 1937–1938 гг. Машина Благодетеля, стирание фантазии и изоляция «свободных» нумеров за Зеленой Стеной — все это аллюзии на действительность автора и на будущие события.

Евгений Замятин, как писатель-фантаст не смог обойти стороной тему полетов в космос. Но сделал он это в идеологическом контексте. Автор знакомит читателя с первых страниц с грандиозным проектом — Интеграл. Это своего рода летательный аппарат, способный бороздить космос. Над ним трудятся инженеры и ученые, а саму миссию — нести идеологию государства на другие планеты, они восхваляют. Любопытно, что гордые нумера готовы нести „счастье“ далеким существам не только словом, но и навязать оружием: «Если они не поймут, что мы несем […] безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми. Но прежде оружия мы испытываем слово» [Замятин 1967, 5]. Такая „внешняя политика“ схожа с интервенцией СССР в Польшу и нападение на Финляндию в 1939 г., а также ввод советских войск в Чехословакию в 1968 г. Видимо Замятин заранее предопределил склонность такого политического строя к вооруженным вмешательствам. Что касается самой идеологической составляющей этой миссии, то она невольно наводит на сравнение со стремлением СССР превзойти США в гонке вооружений и первыми ворваться в космическое пространство, доказав тем самым силу и мощь советского государства и его идеологии.

Заключение

Евгений Замятин — автор известнейшей антиутопии «Мы» отразил не только окружающие его политические события, но и вложил в свой роман посыл, т. е. его видение будущего, опирающиеся на прошлое и его окружающее настоящее. Командировка в английском индустриальном городе Ньюкасл вдохновила писателя на идею оттеснения природы и человека продвинутыми технологиями. К этому добавив оттенок революционных времен, которые Россия на тот момент переживала и отразив идею развития тоталитарного государства, Замятин создал свою антиутопию. В стране строящегося социализма участь произведения, а также его автора была предрешена. Не смотря на все предпринятые попытки Замятина опубликовать свой роман на родине и открытые чтения отрывков, роман увидел свет на территории СССР лишь в 1988 г. Зато за рубежом роман был принят гораздо теплее. Нападки со стороны коллег писателей, яростная критика, отказы в печати и наконец арест побудили Замятина покинуть советскую Россию. Несмотря на замятинские отрицания в критике социалистического строя, роман полон аллюзий: равное бесклассовое общество, тоталитаризм, отказ от религии, тема революции, карательные органы, и т. д. Все эти аспекты пронизывают весь сюжет романа. Конечно, индустриализация человека и оттеснение природы есть один из фундаментов произведения, но критика тоталитаризма с его обезличиванием людей и последующее превращение их в бесчувственные винтики является также посылом автора. Также важно согласиться с тем, что Евгений Замятин в большей степени предсказал будущее. В его романе отражена та диктатура, которая прослеживается через много лет — диктатура Сталина. В романе не спроста глава государства зовется Благодетелем. Его „благое” начало навязано жителям Единого Государства. Схожая ситуация наблюдалась в пропаганде личности Сталина. Основная идея романа заключается в государственном обезличивании граждан, с целью полного контроля над ними. Евгений Замятин показал нам, что даже в “идеальном“ мире, в котором нету голода, страха, преступлений и нужд, способен зародиться протест. Протест души, который усилиями контроля подавило государство. Человек, лишенный свободы, эмоций и мыслей рано или поздно восстанет против угнетения его сущности. Бунт разума и чувств способен подтолкнуть человека на все, ради освобождения от оков рабства.

Литература:

1. Анненков, Юрий: Дневник моих встреч. Цикл трагедий т. 1, Москва 1991.
2. Вышинский, А. Я.: Первая советская конституция, Москва 1938.
3. Долгополов, Л. К.: Е. Замятин и В. Маяковский. К истории возникновения замысла романа «Мы», in: Богданова, Ольга, Е. И. Замятин. Личность и творчество писателя в оценках отечественных и зарубежных исследователей, Санкт-Петербург 2015, 120–127.
4. Замятин, Евгений: Мы, Нью-Йорк 1967.
5. Кантор, Ю. З.: «На каждого интеллигента должно быть дело». Методология борьбы с инакомыслием в первые годы советской власти, in: Сорокин, Андрей/Кобак, Александр/Кувалдина, Ольга, История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции Санкт-Петербург, 18–20 октября 2012 г., Москва 2013, 218–226.
6. Кара-Мурза, С. Г.: Советская цивилизация, т. 1, Москва 2001.
7. Куртис, Дж.: История издания романа «Мы», переводы и публикации, in: Любимова, М. Ю./ Куртис, Дж., Евгений Замятин «Мы». Текст и материалы к творческой истории романа, Санкт-Петербург 2011, 499–535.
8. Левченко, Мария: Индустриальная свирель. Поэзия Пролеткульта 1917–1921 гг., Санкт-Петербург 2007.
9. Ленин, В. И.: Полное собрание сочинений. Полное собрание сочинений в 55-ти томах т. 17, Москва 1968.
10. Ленин, В. И.: Полное собрание сочинений, 5-е издание т. 35, Москва 1974.
11. Ленин, В. И.: Полное собрание сочинений, 5-е издание т. 45, Москва 1970.
12. Лосев, А. Ф./ Асмус, В. Ф.: Платон. Сочинения в четырех томах т. 3.
13. Лялина, Г. С./ Персиц, М. М./ Пищик, Ю. Б.: К. Маркс и Ф. Энгельс об атеизме, религии и церкви, 4-е издание, Москва 1986.
14. Михайлов, О. Н.: Гроссмейстер литературы, Москва 1989, 3–28 http://az.lib.ru/z/zamjatin_e_i/text_0260.shtml (Zugriff am 06.03.2019).
15. Мишалов, Ю. И.: Коммунистическая утопия и советская действительность, Мюнхен 1957.
16. Петров, А. В.: Тоталитаризм: уроки прошлого. Учебно-методическое пособие, Иркутск 2011.
17. Покровский, М. Н.: Октябрьская революция. Сборник статей 1917–1927, Москва 1929.
18. Сарнов, Бенедикт: Сталин и писатели, т. 3, Москва 2009.
19. Филатов, В. И.: Антиутопия XX века как метод предвидения будущего, in: Вестник Омского университета (2014), Nr. 4, 84–86.
20. Ширер, Д.: Государственное насилие, репрессия и вопрос социальной инженерии в Советском Союзе в 1920–1950, in: Сорокин, Андрей/Кобак, Александр/Кувалдина, Ольга, История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции Санкт-Петербург, 18–20 октября 2012 г., Москва 2013, 208–218.