В статье рассматриваются основные точки зрения на процесс вхождения результатов оперативно-розыскной деятельности в качестве доказательств в уголовные дела, проблемные моменты использования результатов негласных оперативно-розыскных мероприятий в процессе доказывания. Выработаны предложения, направленные на обеспечение прав участников уголовного судопроизводства при использовании результатов негласной оперативно-розыскной деятельности в качестве доказательств по уголовным делам.
Ключевые слова: оперативно-розыскная деятельность, Европейский Суд, доказательство, Российская Федерация, использование результатов, негласная оперативно-розыскная деятельность.
На современном этапе состояние преступности в Российской Федерации характеризуется ростом числа преступлений, усовершенствованием и усложнением преступной деятельности, увеличением доли преступлений, совершаемых организованными преступными группами, совершением преступлений в сети «Интернет». Учитывая, высокую информированность и закрытость современного преступного сообщества, традиционные процессуальные средства доказывания, зачастую, не всегда являются достаточными и эффективными.
В связи с этим следует обратить особое внимание на оперативно-розыскную деятельность, как один из способов получения информации о совершенном или готовящемся преступлении. Значимость оперативно-розыскной деятельности (далее по тексту — ОРД) обусловлена ее негласным характером и возможностью быстрого получения результатов.
Анализ научной литературы свидетельствует о том, что вопрос использования результатов оперативно-розыскной деятельности в доказывании по уголовным делам является предметом многолетней дискуссии. Так ряд ученых-правоведов считает, что необходимо обратиться к опыту зарубежных коллег, и признать за результатами оперативно-розыскной деятельности прямое доказательственное значение, то есть придать им статус доказательств. Правовой основой для подобных утверждений являются положения ст. 2 Федерального закона от 12.08.1995 N 144-ФЗ (ред. от 02.08.2019) «Об оперативно-розыскной деятельности» (далее по тексту — Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»), где в качестве одной из основных задач оперативно-розыскных органов является предупреждение, пресечение и раскрытие преступлений, выявление лиц, их совершивших. Из этого нормативного предписания делается вывод о том, что оперативно-розыскная деятельность является одной из форм борьбы с преступностью, что, по мнению некоторых авторов, позволяет интерпретировать ее результаты как доказательства по уголовному делу, имеющие свойство относимости. Другие исследователи напротив, считают, что результаты оперативно-розыскной деятельности не могут быть использованы в качестве доказательств, так как результаты ОРД, в силу особенностей их получения, никогда не будут соответствовать требованиям, предъявляемым уголовно-процессуальным законом к доказательствам.
Необходимо отметить, что подобная позиция не нашла отклика у законодателя и подвергается критике среди ученых-процессуалистов. Невозможность «прямого» введения результатов ОРД в уголовный процесс в качестве доказательств, справедливо аргументируется распространенностью негласных методов получения информации, невозможностью их дальнейшей проверки и оценки.
Вместе с тем существует позиция, согласно которой ряд исследователей введение в качестве доказательств результаты оперативно-розыскной деятельности, как источник не процессуальной информации возможно, но только при условии придания им «процессуальной» формы, то есть когда последние соответствуют законодательным требованиям, предъявляемым к доказательствам. Указанная позиция нашла свое закрепление в новом Уголовно-процессуальном кодексе 2002 года. Эту же позицию поддерживает Конституционный суд Российской Федерации, указывая, что «результаты оперативно-розыскной деятельности по своей сути не являются доказательствами, а представляют собой сведения об источниках фактических данных, которые могут иметь доказательственное значение только при условии их получения в порядке, установленном ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и только после закрепления в надлежащем процессуальном порядке».
Европейский Суд по правам человека также не признает за результатами оперативно-розыскной деятельности прямого доказательственного значения и предлагает рассматривать их в органичной совокупности с другими доказательствами. Мнение Европейского суда по правам человека на использование результатов негласных ОРМ в доказывании по уголовным делам отражается в ряде решений, так наиболее показательными в данном отношении является Постановление Европейского суда по правам человека от 10.03.2009 «Дело Быков против России».
«Подавая жалобу в Европейский суд по правам человека, заявитель указал, что прослушивание и запись его разговора с В. представляли собой вмешательство в его право на уважение личной жизни. Он утверждал, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции, которая гласит: «Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. Вмешательство органов государственной власти в осуществление этого права не допускается, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благополучия страны, чтобы предотвращать беспорядки или преступления, защищать здоровье или мораль или защищать права и свободы других лиц».
Государство-ответчик ссылался на ряд положений в своих возражениях на жалобу. Так, во-первых, прослушивание и запись разговора заявителя с В. осуществлялись в соответствии с Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности». Во-вторых, эти меры представляли собой «операционный эксперимент» в значении положений указанного Закона. Не требовалось получать специального разрешения суда для целей, преследуемых по настоящему делу, поскольку в силу ст. 8 Федерального закона «Об Оперативно-розыскной деятельности» требовалось только перехватывать информацию, передаваемую по проводным линиям связи или по почте, ни одна из которых не использовалась в ходе секретной операции.
Рассмотрев жалобу, Европейский суд по правам человека заявил о нарушении ч. 1. Ст. 6 Конвенции не была нарушен, поскольку «в целом уголовное производство в отношении заявителя не противоречило требованиям принципа справедливого судебного разбирательства. Таким образом, суд отмечает, что «оспариваемая запись разговора вместе с вещественными доказательствами, полученными в ходе секретной операции, не были единственными доказательствами, на которых основывался национальный суд. Фактически, основным доказательством государственного обвинения были первоначальные показания В., который сообщил ФСБ России, что заявитель поручил ему убить С., и который передал оружие властям. Эти показания, послужившие основанием для начала расследования, были переданы В. перед секретной операцией и независимо от него как частного лица, а не агента правоохранительных органов.
В конце концов, компрометирующие показания заявителя, сделанные В., были подтверждены косвенными доказательствами, в частности, большим количеством свидетельских показаний, подтверждающих наличие конфликта интересов между заявителем и С. С учетом данной позиции Европейский Суд принимает тот факт, что доказательства, полученные в ходе секретной операции, были не единственным основанием для осуждения заявителя, но были подтверждены другими убедительными доказательствами» [4].
Вместе с тем отсутствие в теории и практике единого подхода к использованию результатов оперативно-розыскной деятельности в доказывании по уголовным делам приводит к совершению ошибок, главным образом связанных с рассмотрением результатов оперативно-розыскной деятельности с точки зрения допустимости доказательств. Обзор судебной практики показал, что судами неоднозначно оцениваются, приведенные в качестве доказательств по уголовным делам результаты оперативно-розыскной деятельности, что в свою очередь приводит к признанию таких доказательств недопустимыми.
Основополагающим принципом оперативно-розыскной деятельности является принцип конспирации, который отображает особый разведывательный характер оперативно-розыскной работы и состоит в организации и реализации ее таким образом, чтобы сохранить в тайне от третьих лиц тактику, формы и методы, инструменты осуществления конкретных оперативно-розыскных действий, ОРМ, операций. Одновременно ОРД проводится в тайне не только от лиц, причастных к осуществлению преступлений, но и от окружающих граждан.
В Определении Конституционного Суда от 14.07.1998 (п.2) подчёркивалось, что оперативно-розыскная работа объективно невозможна без огромной степени секретности. Вследствие этого проведение негласных оперативно-розыскных мероприятий с соблюдением требований конспирации и засекречивание данных в сфере оперативно-розыскной работы сами по себе не нарушают прав человека и гражданина [3].
Принцип сочетания гласных и негласных методов и инструментов определён в ст. 1 Федерального Закона «Об Оперативно-розыскной деятельности», а соответственно, он отображает суть ОРД и поэтому внесён в формулировку оперативно-розыскной деятельности.
Настоящий принцип раскрывает тесную взаимосвязь между оперативно-розыскной и процессуальной работой по обнаружению и раскрытию преступлений. Итоги ОРД могут использоваться в качестве повода для возбуждения уголовных дел (ст. 140 УПК РФ). Вместе с тем, для того, чтобы гарантировать применения результатов ОРД в уголовном процессе, информация, полученная негласным путем, должна проверяться посредством гласных приемов, представляющей собой процесс придания им процессуальной, протокольной формы документов, которые могут выступать как источники доказательств.
В этой связи, следует обратить особое внимание на проблемы использование результатов именно негласных оперативно-розыскных мероприятий в доказывании по уголовным делам.
Рассмотрим данную проблему на примере конкретной ситуации. В результате проведения сотрудниками отдела УФСБ России оперативно-розыскных мероприятий получены фактические данные, содержащие сведения о том, что **. 01.2018 в здании по адресу: ********* ********. г. ********, ул. ********, д. **, неустановленные лица незаконно осуществляли деятельность по организации и проведению азартных игр с использованием информационно-телекоммуникационной сети «Интернет».
В рамках поведения оперативно-розыскного мероприятий «оперативный эксперимент» незаинтересованное лицо, данные о личности которого засекречены и составляют тайну, снабженное средствами негласного аудио и видеонаблюдения, посетило игорное заведение и осуществило запись, на которой отобразилась внутренняя обстановка игорного заведения, его посетители, а также процесс проведения азартных игр. Результаты указанного оперативно-розыскного мероприятия, отраженные в рапорте сотрудника, а также результаты ОРМ «опрос» в виде объяснение гражданина «С» были предоставлены следователю вместе с иными материалами и послужили основанием для проведения процессуальной проверки в порядке ст. 144–145 УПК РФ и, в дальнейшем, возбуждении уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 172.1 УК РФ.
В широком смысле Уголовно-процессуальный Кодекс Российской Федерации позволяет включить указанные рапорт и объяснение, взятое оперативными сотрудниками, в перечень доказательств по уголовному делу в качестве иных доказательств, то есть не требует обязательной их трансформации в доказательства в процессуальном смысле.
Действующее законодательство не препятствует использованию документов, полученных оперативными подразделениями до возбуждения уголовного дела, при доказательстве в уголовных делах в процессуальном режиме таких доказательств, как другие документы (п. 6 ч. 2 ст. 74 УПК РФ). Это мнение разделяют многие видные российские ученые.
В то же время стоит отметить, что некоторые ученые, такие как В. Зажицкий, отрицают возможность признания эксплуатационных и служебных материалов, полученных в ходе ОРД, в качестве такого рода доказательств в качестве других документов [6].
По мнению Терехина В. В. результаты оперативно-розыскной деятельности являются ничем иным как «показаниями с чужих слов» и «в вопросе проверки и оценки допустимости доказательств именно известность происхождения сведений (известность источника) становится главным фактором разрешения проблематики доказательственного значения результатов оперативно-розыскной деятельности» [5]. В связи с чем, возникает закономерный вопрос, могут ли быть признаны допустимыми доказательствами показания с чужих слов, т. е. показания, источник происхождения которых неизвестен?
Если с рапортом о проведении «оперативного эксперимента» ситуация является понятной — источник сведений — это конкретный оперативный сотрудник, проводивший указанное мероприятие, то вопрос с оценкой объяснения, полученного от лица, данные о котором засекречены, остается открытым. Каким образом следователю и суду оценивать достоверность указанных доказательств? Кроме того, необходимо помнить, что взятие объяснение, как таковое не имеет правовой регламентации в рамках существующего Уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации. Отсутствует указание на порядок получения объяснения, процессуальный статус опрашиваемого лица и присущие ему права и обязанности. На практике опрашиваемому лицу, зачастую, разъясняется лишь положения ст. 51 Конституции Российской Федерации. Об этом свидетельствуют разработанные образцы бланков следственных и процессуальных действий, широко применяемые сотрудниками различных ведомств. То есть лицо не предупреждается об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 307 УК РФ и за отказ от дачи показаний по ст. 308 УК РФ, то есть отсутствуют базовые процессуальные гарантии достоверности и полноты полученных сведений.
Основная сложность при использовании результатов ОРД в уголовно-процессуальном доказывании состоит в том, что требования секретности многих сведений может вступить в противоречие с интересами всестороннего, полного и объективного исследования всех обстоятельств уголовного дела участниками уголовного судопроизводства. Так, для проверки достоверности доказательств, сформированных на основе оперативных данных, имеется необходимость в истребовании сведений, составляющих государственную тайну, к примеру, в связи с ходатайством, заявленным обвиняемым и его защитником. Вместе с тем, отказ в представлении таких сведений, вошел бы в противоречие с требованиями закона о всесторонности и полноте исследования обстоятельств дела и означал бы ущемление права лица на защиту.
Показания, данные указанным засекреченным свидетелем, а также видеозапись оперативно-розыскного мероприятия в данном примере являются основными доказательствами, на основе которых должна строиться фабула обвинения по уголовному делу. Именно поэтому важно, чтобы у участников уголовного судопроизводства не возникало сомнений, относительно их достоверности и соответствия закону.
В этой связи процесс придания результатам негласной оперативно-розыскной деятельности статуса доказательств имеет первостепенное значение. Для решения этой проблемы предлагается использовать методику, широко применяемую на практике при расследовании уголовных дел, связанных с незаконным оборотом наркотических средств.
Так, в ходе расследования уголовного дела надлежит на основании мотивированного постановления анкетные данные указанного оперативного агента рассекречиваются и предоставляются непосредственно следователю, для того, чтобы тот мог произвести допрос указанного лица с в процессуальном статусе свидетеля, с разъяснением последнему соответствующих прав и обязанностей, предусмотренной законом ответственности. Вместе с тем, так как данный допрос, находясь в материалах уголовного дела будет потенциально доступен всем участникам уголовного судопроизводства, и во избежание раскрытия данных оперативного агента, после удостоверения личности допрашиваемого, но перед допросом, следователю надлежит вынести собственное постановление о засекречивании данных указанного оперативного агента. Указанное постановление помещается в бумажный конверт вместе с копией паспорта указанного лица, который опечатывается и в таком виде хранится при материалах уголовного дела, а затем передается в органы прокуратуры и суд. В самом же допросе будет отражен лишь псевдоним.
Приобщение копии паспорта является необходимой мерой, обеспечивающей возможность для суда установить личность данного свидетеля перед проведением его допроса в ходе судебного заседания. Как правило допрос указанного свидетеля проводится прямо в судебном заседании, с использованием систем, исключающих визуальное наблюдение допрашиваемого лица.
При подобном подходе, следователь, выполняя роль «фильтра», обеспечивает не только полноту, полученных в ходе допроса сведений, но и соблюдает процессуальные гарантии их получения. Вышеуказанный протокол допроса, полученный на основе материалов негласной оперативно-розыскной деятельности будет являться доказательством и полностью соответствовать требованиям, предъявляемым к ним законом.
Литература:
- Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ред. от 02.08.2019) (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.09.2019) // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921.
- Федеральный закон от 12.08.1995 N 144-ФЗ (ред. от 02.08.2019) «Об оперативно-розыскной деятельности» // Собрание законодательства РФ, 14.08.1995, N 33, [ст. 3349.]
- Определение Конституционного Суда РФ от 14.07.1998 N 86-О «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» по жалобе гражданки И. Г. Черновой» // СПС Консультант Плюс
- Постановление Европейского суда по правам человека от 10.03.2009 «Дело Быков против России» (жалоба № 4378/02).
- Терехин В. В. К вопросу о допустимости показаний в уголовном процессе. [С. 176–178.]
- Зажицкий В. И. Об использовании в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности // Гос-во и право. 2010. N 7. [С. 70]
