Фауна как объект окружающего нас мира вызывает всевозрастающий исследовательский интерес. Будучи составной частью проблемы "человек и окружающая среда", она рассматривается как в плане биологическом, так и через призму общественных наук. Фаунистическая тематика связана с важнейшими аспектами лингвистики, прежде всего с номинацией. Исходя из активного творческого характера процесса познания как общественно-исторического акта, направленного на отражение объективной действительности в сознании человека [8, с. 235], фаунистическая лексическая подсистема может быть определена как самобытно выделяющаяся область лексики, основанная на общественных реалиях (названиях животных) окружающего нас мира. Изучение различных тематических пластов лексики является одной из актуальных тем. Фауна (от лат. fauna - богиня лесов и полей - покровительница животных в римской мифологии) - исторически сложившаяся совокупность видов животных, обитающих на определенной территории. Термин ""фауна" применяется относительно совокупности животных какой-либо систематической категории.
В данной статье предпринята попытка исследования фаунистической лексики на материале монгольских и русского языков, выявления особенностей, присущих данным языкам, а также сходств и различий между ними. Тесная взаимосвязь названий фауны с историей, мышлением и этнографией народа открывает широкие перспективы для изучения общих универсальных и специфических особенностей в их номинации данными народами. Фаунистическая лексика хранит в себе огромную историческую информацию, что обусловливает специфику лексикологии – её многоаспектность, преобладание в ней конкретного описания, направленного на детализацию, тонкую нюансировку отдельного слова.
Следует подчеркнуть, что изучение данной группы лексики русского языка было положено во второй половине XX в., причем в рамках теоретических исследований общего характера. В частности, в 70-х гг. появилась монография М.А. Бородиной и В.Г. Гака «К типологии и методике историко-семантических исследований» [1979]. В монографии рассматриваются развитие внешней формы номинации, развитие семантики слова и структуры лексических групп, развитие слова на уровне речи. Авторы отмечают, что «собственно историко-этимологическому методу не свойственно обращение к семантике слова – его традиционным объектом была форма слова». Отдельно отмечают новизну семического анализа применительно к исторической лексикографии.
В период 80-90х гг. Ф.П. Филиным опубликован ряд теоретических работ, в частности монографии: «Происхождение русского, украинского и белорусского языков» [1972]; «Истоки и судьбы русского литературного языка» [1981]; статья «О происхождении праславянского языка и восточнославянских языков» [1980]. Автор считает, что отсутствие исконно славянских названий, относящихся к степям, горам и морям с их специфическим животным и растительным миром, и наличие массы наименований особенностей ландшафта, животных и растений, характерных для лесов и лесостепи с умеренным климатом, нельзя признать случайностью, с которой можно не считаться. Не надо забывать, что звуки и формы без слов с их значениями не существуют. Именно лексика, в которой заключается содержание всего, что выражает язык, наиболее перспективна для дальнейших исторических исследований, что теперь признается многими исследователями. «Идея неразрывной связи языка с жизнью народа - это важнейшие пласты словарного состава языка, связанные с обозначением самых основных явлений материальной и духовной культуры народа, характеризующие народное мышление» [13, с. 40].
П.Я. Черных в своих фундаментальных трудах [«Очерк русской исторической лексикологии», «Историческая грамматика русского языка», 1956] рассматривает пути развития данной лексической группы. Следует отметить большой раздел «Общеславянский словарный фонд и его развитие в древнерусскую эпоху» [Очерк русской исторической лексикологии], где словарный состав рассматривается по главным семантическим группам (животный мир, человек, люди, терминология родства, природа, труд, материальная и духовная культура), сообщаются определенные сведения об отличиях восточнославянской лексики от лексики остальных славянских языков.
В монгольских языках данная тематическая группа лексики практически не подвергалась специальному исследованию. Так, ещё в 1960-е годы Т.А. Бертагаев в работе «Лексика современных монгольских литературных языков» писал «лексикология монгольских языков является самым слабым местом в монголоведении. Если фонетика и морфология в какой-то степени исследованы, то этого нельзя сказать в отношении лексики» [2, с. 43]. В 1980-е гг. появилась небольшая работа Э.Ч. Бардаева, посвященная калмыцким названиям птиц в сопоставлении с тюркскими и тунгусо- маньчжурскими языками [Бардаев 1988]. Отдельные слова данной тематической группы лексики подвергались анализу и в работах по диалектологии, например, в работах Н.Н. Поппе «Аларский говор» (1930), Ц.Б. Цыдендамбаева «Руководство для сбора материалов по говорам бурят – монгольского языка» (1957), Д.А. Абашеева «Тункинский говор» (1965), Ц.Б. Будаева «Лексика бурятских диалектов в сравнительно- историческом освещении» (1979), «Бурятские диалекты. Опыт диахронического исследования» (1992).
Несмотря на то, что прошло несколько десятилетий, изучение различных тематических пластов лексики, в том числе и названий фауны, остается одной из важнейших задач современной монгольской лингвистики.
Подчеркнем, что добыча диких животных зэрлиг амитан или ан гүрɵɵл у монгольских народов имеет далекое историческое прошлое. В древности она составляла основу хозяйственной жизни существования людей. В более поздний период на первый план выходят хозяйственные интересы, связанные со скотоводством. Охота агнуури, облавная охота, аба хайдак (вост.), зэгэтэ аба (зап.-бур.) занимала значительное место в хозяйстве древнего человека, охватывая фауну как таёжной, так и горно-степной и полупустынной зон. Значение охоты было велико из-за её непрерывности в течение круглого года и разнообразия добычи. Охота мясного направления была целиком ориентирована на удовлетворение личных нужд. Объекты мясной охоты зависели от времени года. В жаркое время охотились, как правило, на косулю – анзаhан (бур.) и кабаргу хүдэри (бур.). Охота на крупных животных (лось - хандагай, изюбрь - буга, медведь - баабгай ) проводилась в начале осени и в течение зимы. Практика охоты на них в осенне-зимний период определялась и тем, что в летнее время из-за гнуса и жары мясо и шкуры этих зверей были плохого качества.
Мясо диких животных зэрлиг амитанай мяхан (бур.) оценивалось по-разному: особенно ценилось мясо кабана бодон гахайн мяхан (бур.). Следующим по качеству шло лосиное мясо хандагайн мяхан (бур.). Изюбрятина бугын мяхан (бур.) уступала другим видам по вкусовым свойствам, она быстро застывала. Мясо косули анзаhанай мяхан (бур.) ценилось в любое время, потому что не теряло вкусовых качеств ни зимой, ни летом.
Следует отметить, что у монгольских народов мясо диких (зэрлиг) животных всегда идентифицируется по вкусовым, цветовым, жировым качествам с мясом домашних (тэжээмэл амитан) животных.
Так, мясо кабана и медведя идентично конине, лосиное — говядине. Баабгай - медведь, бодон гахай - кабан, шоно - волк относят к животным с «горячей кровью» (халуун шанар, букв.: «горячего свойства»).
Известно, что начиная с каменного века, образ волка шоно в традиционных верованиях разных народов, в том числе и монголоязычных занимает важное место. У монгольских народов существовало табу сээр, запрещающие называть почитаемых диких животных,в частности волка, поэтому в речи употреблялись другие слова вместо прямого названия данного зверя. Это своего рода магический запрет, чтобы удача не отвернулась и возникла она, очевидно, из элементарных мер предосторожности на охоте.
Следует подчеркнуть, что лексема шоно (бур.), чоно (монг.), чон (калм.) - волк является общемонгольской. В качестве табу используются следующие названия хээрын нохой «степная собака», тэнгэриин нохой «небесная собака», hүүлтэ «хвостатый», нооhон толгой «шерстяная голова», хүдɵɵгэй таабай «степной дедушка» , нагаса «дядя», алтан араата «с золотыми клыками» , хүхэ шоно «серый волк».
Как известно, в русском языке волк др.-рус. вълкъ, ст.- слав. влькъ, вълък, первоначально имело значение «растерзающий». Другим вариантом происхождения слова волк считается его связь с глаголом волочить, так как волк буквально «уволакивал» домашний скот. С мифологической точки зрения в славянской культуре волка связывают с собакой, при этом сам волк у многих народов ассоциировался с войной. Наблюдается сходство со словами «валять», «валить», «волна». Также слово волна неслучайно находится в списке родственных, так как его обозначение может использоваться не только к водяному валу, но и к шерсти [волка]. В слове присутствует корень «uel», которое переводится как «щипать, дергать, рвать».
Медведь в бурятском языке обозначается словами хара гүрɵɵhэн «черная косуля», таабай «дедушка» , ойн эзэн «лесной хозяин», баабгай. Можно полагать, что наименование баабгай возникло из слияния двух слов — баабай и абгай. Первое переводится как «отец», «предок», «праотец», «старший брат», «старшая сестра» (диал.). Под абгай понимается «старшая сестра», «жена старшего брата», «старший брат» (диал.). Также, говоря о медведе часто используют эпитеты, например, «могучий дядя» хүсэтэй абага ( нагаса, хуряаха), «одетый в доху» даха хубсаhатай, «дедушка в дохе» дахатай үбгэн аба (үбгэн эсэгэ, нагаса аба, үбгэжɵɵл), «мать-отец» эхэ – эсэгэ (аба, баабай) и т.д.
Для номинации медведя используется еще лексема гүрɵɵhэн (бур.) В зависимости от зоологического вида выделяют хара гүрɵɵhэн (букв. черный медведь) или сагаан гүрɵɵhэн (букв. белый медведь). Можно предположить, что такое наименование возникло как производное от обобщающего термина ан гүрɵɵл «дикие звери».
С древнейшего времени славяне называют этого хищника иносказательно: едящий мед, медоед, любитель меда: рус. медведь, укр. медмiдь, слов. medved, чеш. medvěd. В Сибири запретным считалось слово медведь. Вместо него говорили зверь, хозяин, бурый. Срав. нем. bero>bär, собственно: бурый. Следует упомянуть о другом, хотя и межславянском, но малоупотребительном наименовании медведя. Срав: старослав. мечькъ – медведь, мечька- медведица, болг. мечха – медведь (медведица); серб. мечха – медведица, мече – медвежонок; в белорусском языке оно отмечено в форме меха- медведь.
А русские лексемы олень, лань и лось надо полагать, происходят от одного индоевропейского корня el: ol: jелень, олень, олсь. Последние две праформы предполагаются, но они не зарегистрированы в живых славянских языках. В слове же олень начальное о не обязательно из общеславянского jелень: срав. латыш. alnis – олень и лось при литературном elnis., срав. литов. elne и alne- лань из олнь. Следует подчеркнуть, что в русском языке используется ещё лексема сохатый (лось). Слова на — атый составляют своеобразную группу в данном языке: хвостатый зверь — зверь с хвостом, горбатый — с горбом, сохатый — это зверь с сохой или с большой сохой. Соха — это сельскохозяйственное орудие, которым раньше пахали землю. И сейчас лемех, или часть плуга, подрезающая снизу пласт земли, называется сошником. Древнейшая соха представляла собой большой развилистый сук или ветвь дерева. Один конец сохи заострялся и обжигался для большей прочности на огне. Позднее на него стали насаживать металлический наконечник. Таким образом, лось был назван сохатым, — за его ветвистые, разлапистые рога.
В бурятском же языке олень обозначается лексемой оро. Оро үсхэбэрилгэ или үдхэлгэ - оленеводство, оро үдхэгшэ – оленевод, оро унаа – олень как средство передвижения. Ортон – люди занимающиеся оленеводством.
Природа (байгаали, юртэмсэ (бур.)) является постоянным окружением и средой обитания человека на протяжении всей его истории. Взаимодействие с окружающими ландшафтами важный фактор формирования образа жизни и путей развития каждого отдельного народа. В традиционном мировоззрении монгольского народа особое место занимают представления о животном мире амиды юртэмсэ (бур.). Идеи единства всего живого, родства двух миров — людей и зверей, как известно, относятся к наиболее ранней истории человечества.
В этой связи изучение различных тематических пластов лексики, в том числе и названий фауны, является одной из важнейших задач современной лингвистики. Фаунистическая лексика представляет собой достаточно информативную лексико-семантическую систему для изучения процессов и закономерностей этимологии, номинации, словообразования.
Зоологическая лексика отличается древностью и богатством, многообразием и самобытностью входящих в их состав лексических единиц. Терминология, относящаяся к зоонимической лексике, также привлекает внимание зоологов и этнографов. Проведенный анализ фактического материала позволяет констатировать, что именование предмета не может быть совершенно случайным. Мотивация большей частью осуществляется на основе биологически существенного признака, так как, называя предметы или их признаки, качества, человек закрепляет в сознании все то, что имеет значение для общественной практики.
Литература:
Бардаева Э.Ч. Калмыцкие названия птиц в тюрко-монгольских и некоторых тунгусо-маньчжурских языках. Улан-Удэ, 1988.
Бертагаев Т.А. Лексика современных монгольских литературных языков. М., 1974.
Богатова Г.А. История слова как объект русской исторической лексикографии. М., 1984.
Будаев Ц.Б. Лексика бурятских диалектов в сравнительно- историческом освещении. М., 1979.
Будаев Ц.Б. Бурятские диалекты. Опыт диахронического исследо- вания. Новосибирск, 1992. - 217 с.
Дондуков У-Ж.Ш. Развитие лексики монгольских языков. Улан-Удэ, 2004.
Жамбалова С.Г.Традиционная охота бурят. Новосибирск, 1991.
Краткий философский словарь. М., 1970.
Русско монгольский словарь / под ред. Ш. Лувсанвандана. Улан Батор, 1982.
Цыренов Б.Д., Рупышева Л.Э. Русско латинско бурятский словарь названий растений и животных. Улан-Удэ, 2005.
Шагдаров Л.Д., Очиров Н.А. Русско-бурятский словарь. Улан-Удэ, 2008.
Толковый словарь русского языка / под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1
Филин Ф.П. Проблемы исторической лексикологии русского языка (древнерусский период) // Вопросы языкознания. 1981. №5. с. 3-16.
Черных П.Я. Очерк русской исторической лексикологии. М., 1956.
