С. Ю. Завадовская в своей «Anthologie de la littérature française du XIX siècle» [1] в статье, посвященной Шарлю Бодлеру, пишет: «Longtemps méconnu ou mal compris, Baudelaire est placé aujourd'hui au rang des meilleurs poètes français de son siècle». В нашем переводе это читается так: «Длительное время неизвестный или плохо понятый, Бодлер нашел сегодня свое место среди лучших французских поэтов своего века». А завершает свою статью Светлана Юрьевна такими словами: «La voix vibrante du poète ne cesse d'éveiller dans les cœurs de ceux qui le lisent des sentiments qui ont nom: pitié, remords, charité, mais aussi espérance et amour». Переведем эти слова, имеющие принципиальное значение для нашего исследования:
«Вибрирующий голос поэта не перестает пробуждать в сердцах тех, кто его читает, чувства, которым имя: жалость, угрызения совести, милосердие, но также и надежда и любовь» (жирный шрифт наш — В.Я.). Невольно вырывается вопросительный возглас: простите, а где же зло? Неужели поэтический сборник под названием «Цветы Зла» не пробуждает в сердцах его читателей этого чувства, имя которому зло?
Мы еще вернемся к этим цитатам из С. Ю. Завадовской. А сейчас посмотрите, что пишет о Шарле Бодлере Гастон Може в 4 томе своего знаменитого издания «Langue et civilisation françaises» [2] в статье, посвященной Шарлю Бодлеру: «Paul Valéry l'a souligné en termes inoubliables: il est «le plus important» des poètes français» du XIX siècle. Car, dans l'instant même où le romantisme agonisant ne se survivait plus que grâce à l'intarissable éloquence de Hugo, où Gautier, tournant le dos à l'inspiration, prétendait ne plus rien cultiver que la Forme, et où Leconte de Lisle se fourvoyait parmi la peinture et la statuaire, Baudelaire faisait éclater les murs vides de l'Art pour l'Art et réintroduisait la musique au sein de la poésie.
Et puis, il mettait àla mode tant de thèmes qui, après lui allaient être exploités sans fin: les parfums, les paradis artificiels, le vin, les chats, la pipe, les assassins, les chiffonniers, les petites vieilles, — en somme tout un univers jusqu'alors délaissé, et que sa Muse «vénale et malade» osa chanter la première».... (курсив и жирный шрифт по Може — В.Я.). Подчеркнем в этой цитате из Поля Валери, что, во-первых, Шарль Бодлер самый значительный из французских поэтов 19 века, во-вторых, что Бодлер взорвал пустые стены Искусства ради Искусства и вновь внес музыку в поэзию, и, в-третьих, он сделал модными такие бесконечно эксплуатировавшиеся после него темы, как духи, искусственный рай, вино, кошки, трубка, убийцы, тряпошники, маленькие старушки»... И опять хочется спросить, а где во всех этих темах зло?
Почему, если это «Цветы Зла», то С. Ю. Завадовская открывает поэтический образ поэта знаменитым стихотворением «L'Albatros»? И почему тогда Гастон Може наиболее соответствующим творчеству поэта считает стихотворение «L'Invitation au voyage»? Вы только вслушайтесь в музыку этого шедевра поэтического искусства! Где же здесь зло?
Николай Степанович Гумилев писал: «Теперь несомненно, что Бодлер один из величайших поэтов Х1Х века и, во всяком случае, наиболее своеобразный». [3] Но, пожалуй, самую высокую оценку Бодлеру мы находим у президента Франции Жоржа Помпиду, большого знатока и любителя поэзии, автора антологии французской поэзии. Здесь, на стр. 35 он пишет (мы приводим в нашем переводе — В.Я.): «Мне никогда не доводится просматривать без волнения этот маленький томик в желтоватой обложке, появившийся в 1857 году, который называется Цветы Зла. В нем, из всей поэзии, содержится то, что трогает меня больше всего. Страх перед жизнью и перед смертью, чувство вины и чувство возмущения, поэзия современной жизни и поэзия бегства от нее находят у Бодлера свое самое волнующее воплощение. По правде сказать, невозможно резюмировать в нескольких словах произведение, в котором есть все и которое нужно знать в целом. Я привел то, что мне кажется самым прекрасным — но, перечитав оставшееся я не нашел ничего, что не показалось бы мне заслуживающим быть здесь приведенным. Следует отметить любопытный факт: тогда как Ла Фонтен остается без последователей, Расин делает своих бесплодными, Гюго порождает только посредственных учеников, Бодлер вызвал к жизни целую школу, в которой мы находим очень больших поэтов. Потому что он не был завершением, он был началом. Отталкиваясь от него, многие смогли освободиться от подражания, чтобы различными путями найти свою оригинальность» [4].
Можно вспомнить и письмо Артюра Рэмбо Полю Демени от 15 мая 1871 года, в котором он называет Бодлера «королем поэтов и настоящим Богом», и наверняка много еще аналогичных мнений об этом крупнейшем французском поэте, которые остались вне нашего внимания. Но для нас несомненно одно: человек, которого умнейшие и талантливейшие люди не только его страны и не только его времени считают крупнейшим поэтом своего века, не может быть певцом зла!
Даже суд, состоявшийся над Бодлером и запретивший к печати шесть его стихотворений, осудил его вовсе не за зло, которое он пропагандировал и воспевал, а за откровенную эротику, обвинив его в оскорблении общественной нравственности в 1857 году. Осуждены и запрещены к печати были шесть эротических стихотворений: «Les bijoux»; «Le Léthé»; «A celle qui est trop gaie»; «Lesbos»; «Femmes damnées (Delphine et Hippolyte)»; «Les métamorphoses du vampire». Они, эти стихотворения, оскорбляли общественную мораль. Показательно, кстати, что Шарля Бодлера и его издателя судили через полгода после суда над Гюставом Флобером и его романом «Madame Bovary», в котором буржуазное общество также усмотрело оскорбление общественной морали и религии. А что за суд осудил «Les Fleurs du mal» Бодлера, но оправдал «Madame Bovary» Флобера? Буржуазный суд общества, против которого Бодлер поднялся на баррикады в 1848 году. Революция терпит поражение, и во Франции устанавливается вторая империя.
Wikipedia пишет: Baudelaire détache la poésie de la morale, la proclame tout entière destinée au Beau et non à la Vérité. [ Comme le suggère le titre de son recueil, il a tenté de tisser des liens entre le mal et la beauté, le bonheur fugitif et l’idéal inaccessible (À une Passante), la violence et la volupté (Une martyre), mais aussi entre le poète et son lecteur («Hypocrite lecteur, mon semblable, mon frère») et même entre les artistes à travers les âges (Les Phares). Outre des poèmes graves (Semper Eadem) ou scandaleux (Delphine et Hippolyte), il a exprimé la mélancolie (Mœsta et errabunda), l’horreur (Une charogne) et l’envie d’ailleurs (L’Invitation au voyage) à travers l’exotisme [6].
Переведем эту статью: «Бодлер отделяет поэзию от морали, провозглашает ее целиком предназначенной Красоте, а не Истине. Как это показывает название сборника, он попытался связать страдание и красоту, мимолетное счастье и недосягаемый идеал (À une Passante), жестокость и сладострастие (Une martyre), но также и между поэтом и его читателем» («Hypocrite lecteur, mon semblable, mon frère») и даже между художниками через эпохи (Les Phares). Помимо серьезных (Semper Eadem) или скандальных (Delphine et Hippolyte) стихов, он выражал меланхолию (Mœsta et errabunda), мерзость (Une charogne) (а кстати, разве не об этом же писал принц поэтов и поэт принцев Пьер де Ронсар в своем сборнике «Les amours de Cassandre», в знаменитом Mignonne, allons voir si la rose...? Не так натуралистично и отталкивающе, но о том же! Об увядании, о старости, а, значит, о смерти!) и тоску по новым местам (L’Invitation au voyage) через экзотизм. Покажем читателю наш перевод двух из названных Википедией стихотворений Бодлера. [7]
L’Invitation au voyageПриглашение в путешествие
Дитя мое, сестра моя,
Представь, в далекие края
Отплыть вдвоем и жить там вместе!
Любить и гореть,
Любить и умереть
В той стране, что нет чудесней;
Влажные солнца
В ее небесах, как в оконцах,
Полны для меня очарований,
Таких таинственных,
Твоих глаз предательски искренних,
Сияющих сквозь слезы рыданий.
Все там роскошь и красота,
Сладострастие, нега, мечта.
Комоды со шкафами,
Отполированные веками,
Украсили бы нашу спальню;
Редчайшие из цветов,
Сладчайшие из снов
Разлучили бы нас с печалью;
Богатые потолки,
Зеркальные островки,
Восточное великолепие,
Все бы там говорило
С душой, как с любимой,
Языком ее откровений.
Все там роскошь и красота,
Сладострастие, нега, мечта.
Ты видишь, вдоль каналов
Стоят корабли у причалов,
Дремлет их дух бродяжий;
Это в ожидании
Малейшего твоего желания
Собрались они стаей лебяжьей.
Угасающая заря
Одевает поля,
Каналы, огромный город
Гиацинтом и золотом,
Как под волшебным пологом,
Засыпает весь мир, зачарован.
Все там роскошь и красота,
Сладострастие, нега, мечта.
Maesta et errabunda
Агата, бывает, что сердце взлетает,
Унося тебя прочь от людских нечистот
Туда, где моря красотою сияют,
Голубыми приливами девственных вод,
Агата, бывает, что сердце взлетает?
Огромное море, нас успокой в трудах!
Какому демону ты обязано, море,
Органом своих песен в стонущих ветрах,
И этим даром нас баюкать в горе?
Огромное море, нас успокой в трудах!
Как далеко теперь благословенный рай,
Где все под ясным небом радость и любовь,
Любви достойны все, и чувства — через край,
И сладострастие уже волнует кровь!
Как далеко теперь благословенный рай!
Но этот чистый рай ребяческих страстей,
Забавы, песни, поцелуи и цветы,
Страданья чутких скрипок в глубине полей,
Вино в кувшинах, вечера, кусты,
Но этот чистый рай ребяческих страстей,
Рай детства нашего, беспечности, проказ,
Уж так ли он далек, как Индия, Китай?
Вернет ли нам его наш жалостливый глас,
Увидим ли его, наш сокровенный рай,
Рай детства нашего, беспечности, проказ?
А вот как выглядит прекрасный перевод «L'Albatros», выполненный Вильгельмом Левиком: [8]
Альбатрос
Временами хандра заедает матросов,
И они ради праздной забавы тогда
Ловят птиц Океана, больших альбатросов,
Провожающих в бурной дороге суда.
Грубо кинут на палубу, жертва насилья,
Опозоренный царь высоты голубой,
Опустив исполинские белые крылья,
Он, как весла, их тяжко влачит за собой.
Лишь недавно прекрасный, взвивавшийся к тучам,
Стал таким он бессильным, нелепым, смешным!
Тот дымит ему в клюв табачищем вонючим,
Тот, глумясь, ковыляет вприпрыжку за ним.
Так, поэт, ты паришь под грозой, в урагане,
Недоступный для стрел, непокорный судьбе,
Но ходить по земле среди свиста и брани
Исполинские крылья мешают тебе.
Мы показали читателю перевод трех стихотворений Бодлера, которыми чаще всего иллюстрируется творчество этого поэта, и опять хочется поставить вопрос, но где же в этих стихах зло? Вот и Википедия дает нам антитезу le mal et la beauté, т. е. то же слово mal, которое мы видим в названии сборника Шарля Бодлера. И, нам кажется, уже настало время понять это слово по его толкованию в словарях, если вся жизнь и все творчество великого французского поэта привели к такому искаженному его пониманию. У меня перед глазами Новый французско-русский словарь В. Г. Гака и К. А. Ганшиной. [9] Откроем статью mal: в первом значении мы находим:
1) зло; вред, что иллюстрируется 10 строками примеров. Но во втором значении мы видим:
2) горе, беда, неприятность, что иллюстрируется 12 строками примеров. Но есть еще и третье значение:
3) затруднение с 6 строками примеров и еще и четвертое:
4) боль с 45! строками примеров.
Почему же не выбрать именно это, четвертое, наиболее употребительное значение слова mal, как это сделали мы, переведя entre le mal et la beauté как «между страданием и красотой»? Страданием, а не злом! И тогда весь образ этого несчастного, исковерканного морально и физически, великого французского поэта предстает перед нами не как образ певца зла, а как образ тончайшего знатока самых сокровенных тайников человеческого страдания, которое одних превращает в диких животных или в растения, а других поднимает до недосягаемых высот, где место Гению.
Может быть, все дело в том, что этот яркий оксюморон в названии сборника (цветы и зло) сразу притягивает взгляд читателя, и первые издатели сборника переводов Бодлера исходили из чисто коммерческих соображений?
Вл.А.Луков и В. П. Трыков в статье «Судьба творческого наследия Шарля Бодлера в России» цитируют русского цензора, который в 1859 году писал в своем отзыве о «Цветах зала»: «Я полагаю, что разбираемые стихотворения, как безнравственные, должны быть запрещены для публики». [10]. Вспоминается история с отсечением мужских половых органов у статуй в Ватикане в XVII веке, которым руководил лично Папа Иннокентий X, и заменой их фиговыми листами. А тут стихи Бодлера — безнравственные! Но то был XVII век. Бодлера судили в ХIХ. И что, с тех пор наше общество так и сохранило это отношение к стихам Бодлера? А, может быть, как это часто случается, никто и не попытался вникнуть, а соответствует ли такой перевод названия сборника самой сути его и его автора? Или мы по-прежнему будем прикрывать язвы общества, которые показывал поэт, фиговыми листьями?
Wikipédia, l'encyclopédie libre, в статье, посвященной первому изданию сборника Les fleurs du mal, пишет: «Tirée à 1 300 exemplaires, cette première édition est mise en vente le 25 juin. Ses «fleurs maladives (жирный шрифт наш — В.Я.)» sont dédiées au poète Théophile Gautier, qualifié par Baudelaire, dans sa dédicace, de «parfait magicien des lettres françaises» et «poète impeccable». Приведем это в нашем переводе: «Выпущенное тиражом в 1300 экземпляров, это первое издание поступило в продажу 25 июня. Его «болезненные цветы» посвящены поэту Теофилю Готье, которого Бодлер в своем посвящении называет волшебником «французского слова» и «безупречным поэтом». Кажется, на этом можно было бы и поставить точку: ведь, если сам поэт в своем посвящении Т.Готье называет свои стихи «fleurs maladives», если французская википедия, а значит, и французский читатель видят в Les fleurs du mal «fleurs maladives», то почему несколько поколений русских читателей считали и продолжают считать, что Les fleurs du mal — это «Цветы Зла»?, а не «Цветы боли» или «Цветы страдания»?
Этот вопрос уже ставила перед собой и перед теоретиками перевода О. К. Бакурова в своей статье «Цветы зла» или «Цветы боли» Шарля Бодлера: новый взгляд на старое название». [11] Однако позволим себе не согласиться с выводом, который делает Ольга Константиновна. Нам представляется совершенно уместным и оправданным вносить исправления не только в названия стихотворений или сборников стихотворений, но и в их текст, если переводчик в своей постоянной работе над переводом находит лучшее решение. Как писал в своем предисловии к двухтомнику Вильгельма Левика Лев Адольфович Озеров: «Искусство поэтического перевода — это непрерывный поиск и труд, воля к совершенствованию, умение отвергать свои вчерашние удачи во имя сегодняшних еще больших удач, но, как позднее оказывается все еще недостаточных для постижения истины оригинала» [12].
Думается, что назрела необходимость в широкой дискуссии по этому вопросу, и ее инициатором, и площадкой может стать «Молодой ученый».
Литература:
- Завадовская С. Ю. Anthologie de la littérature française du XIX siècle. Ленинград. «Просвещение», 1980. Стр. 158.
- G. Mauger. Langue et Civilisation Françaises. IV. La France et ses écrivains.Librairie Hachette, Paris, 1957. P. 316.
- Николай Гумилев. Сочинения в трех томах. Том третий. Москва «Художественная литература», 1991. Стр. 201.
- Georges Pompidou. Anthologie de la Poésie française. 1961, Librairie Hachette. P. 35.
- https://fr.wikipedia.org/wiki/Charles_Baudelaire
- Ялтырь В. Д. И жизнь обретает смысл. М.: НИЦ ИНФРА-М, 2018.
- Вильгельм Левик. Избранные переводы в двух томах. Том 1. Москва «Художественная литература», 1977, стр.344.
- Nouveau dictionnaire français-russe. Москва «Русский язык», 1994.
- Вл.А.Луков и В. П. Трыков. Судьба творческого наследия Шарля Бодлера в России. МГПУ, МГУ, Отделение гуманитарных наук ОС МАН.
- Бакурова О. К. «Цветы зла» или «Цветы боли» Шарля Бодлера: новый взгляд на старое название [Текст] // Филологические науки в России и за рубежом: материалы IV Междунар. науч. конф. (г. Санкт-Петербург, декабрь 2016 г.). — СПб: Свое издательство, 2016. — С. 71–74.
- Л. А. Озеров.Вильгельм Левик. Избранные переводы в двух томах. Том 1. Москва «Художественная литература», 1977, стр.9.
