Ключевые слова: Конституционный Суд РФ, Семейный кодекс РФ, правовое регулирование, биоэтика, биомедицинская деятельность, суррогатное материнство.
Деятельность Конституционного Суда РФ в направлении охраны здоровья населения многогранна, охватывает широкие группы общественных отношений, в рамках которых высший орган судебного конституционного контроля формулирует свои правовые позиции. Поэтому целесообразно уделить внимание отдельным проблемам такой охраны, являющимся актуальными в настоящее время. В первую очередь, это касается вопросов биоэтики.
В законодательстве отсутствует определение биоэтики. В научных кругах нет единства во мнении о сущности биоэтики и её соотношении с охраной здоровья населения. Так, И. В. Силуяновский определяет биоэтику как современную форму традиционной профессиональной биомедицинской этики, в которой регулирование человеческих отношений подчиняется сверхзадаче сохранения жизни человеческого рода [17, с. 8]. Н. Н. Седова утверждает, что рассматриваемая категория есть научная дисциплина, а также сфера практической деятельности по неформальной регуляции отношений в области медицинского обслуживания [16, с. 12]. Н. Г. Иванов пишет, что биоэтика представляет собой набор нормативов, выполнение которых неукоснительно обязательно при выборе варианта лечения, в процессе лечения, при внесении коррективов в процесс медицинского воздействия [13, с. 3].
Таким образом, биоэтика — это довольно широкое понятие, включающее в себя отношения возникающие между различными субъектами по поводу применения современных биомедицинских технологий в различных сферах: трансплантация, суррогатное материнство, генетика и т. п. Подобные отношения могут возникать между:
а) отдельным индивидуумом и субъектом биомедицинской деятельности;
б) между несколькими субъектами биомедицинской деятельности;
в) между государством и одним или несколькими субъектами биомедицинской деятельности.
Таким образом, сложность решения биоэтических вопросов заключается в сталкивании различных моральных, религиозных, этических, правовых норм при решении вопросов о выживании человека, о сохранении его здоровья, о влиянии биомедицинских технологий на здоровье населения, здоровье будущих поколений и т. п.
Ещё большую сложность порождает отставание уровня правового регулирования от развития биомедицинских технологий. В настоящее время биомедицина стремительно попирает устоявшиеся правовые институты, вынуждая законодателя а, тем более, судебные органы принимать решения, которые могут находиться на стыке правовых, моральных и этических норм.
В нашем государстве действует несколько законов, которые в той или иной степени регулируют некоторые биоэтические вопросы. К их числу отнесены федеральные законы: Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации [9], О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности [6], О государственной геномной регистрации в Российской Федерации [5], О трансплантации органов и (или) тканей человека [8], О биомедицинских клеточных продуктах [4].
Несмотря на значительный, но при этом даже неполный, перечень соответствующих законов, некоторые авторы отмечают их недостатки. Например, предмет регулирования Закона «О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности» весьма узок и не распространяет своего действия на сам порядок осуществления генно-инженерной деятельности, возможности использования генной инженерии в отношении человека, его тканей, за исключением генной диагностики и генной терапии. Как результат, названный Закон не призван защитить человека от злоупотреблений в регулируемой им сфере общественных отношений.
Таким образом, слабая развитость законодательства, связанная с биомедицинскими технологиями, обусловливает необходимость задействования органов конституционного контроля (в первую очередь, Конституционного Суда РФ) при возникновении споров в биоэтической сфере. Сразу отметим, что перед Конституционным Судом РФ до настоящего времени не так часто ставились вопросы медицины и биоэтики, но в будущем их может возникнуть большое количество. Как отмечает П. Д. Блохин, подобная ситуация связана не только с фактически нечастым характером возникновения соответствующих проблем, а с тем, что среди судей и сотрудников Суда практически нет специалистов в области медицинского права, т. е. людей, обладающих достаточными знаниями в области биоэтики, а заявитель, как правило, не в состоянии самостоятельно составить жалобу настолько грамотно, чтобы добиться, как минимум, её принятия к рассмотрению [11, с. 134].
Примечательно, что Конституционный Суд Германии активно вмешивается в сферу биоэтики. Так, гражданин подобрал жвачку, которую выплюнула его дочь. Он отнёс жевательную резинку в медицинскую лабораторию и попросил провести экспертизу ДНК. По результатам экспертизы оказалось, что данный гражданин не является отцом дочери, которую он таковой считал. Гражданин обратился в суд, чтобы оспорить факт отцовства, однако суды отказали ему, ссылаясь на то обстоятельство, что экспертизу он провёл тайно, без ведома матери. Конституционный Суд Германии подтвердил правильность решений судов общей юрисдикции. Более того, орган высшего судебного конституционного контроля вообще запретил брать тайно анализы на факт установления отцовства, запретил проводить любые генетические тесты без всякого медицинского обоснования, например, для выявления пола ребёнка, находящегося в утробе матери [14, с. 100].
Обратимся к институту суррогатного материнства. С позиций биоэтики и практического ажиотажа в настоящее время именно он вызывает большой интерес не только в юридическом сообществе, но и в обществе, в целом. Примечательно, что частичная урегулированность института суррогатного материнства породила массу юридических проблем не только биоэтического характера, но и чисто юридического толка.
Приведём пример, связанный с суррогатным материнством, который рассматривался Конституционным Судом РФ, и породил множество споров. Между супругами и гражданкой был заключён договор об оказании услуг суррогатного материнства. Однако после рождения ребёнка суррогатная мать нарушила условия договора и в органы ЗАГСа подала заявление о регистрации себя в качестве матери, а своего бывшего супруга — в качестве отца, вместо генетических родителей. Генетические родители были вынуждены обратиться в суд за защитой своих прав, требовали признать действия суррогатной матери незаконными и недобросовестными. Суды, которые рассматривали дело, отказали в удовлетворении требований, поскольку п. 4 ст. 51 Семейного кодекса РФ предусмотрено, что генетические родители становятся родителями ребёнка только в том случае, если имеется согласие суррогатной матери на совершение соответствующей записи в книге регистрации.
Генетические родители были вынуждены обратиться в Конституционный Суд РФ с жалобой о признании п. 4 ст. 51 Семейного кодекса РФ не соответствующим Конституции РФ: принципам равенства и защиты всех перед законом и судом, защиты материнства и детства, конституционному праву и обязанности родителей заботиться о своих детях и воспитывать их. Отказывая в принятии к рассмотрению жалобы, Конституционный Суд РФ указал, что федеральный законодатель вправе в рамках норм Конституции РФ осуществлять правовое регулирование общественных отношений, а модель правового регулирования, установленная п. 4 ст. 51 Семейного кодекса РФ, не будучи единственно возможной, не выходит за пределы правотворческих полномочий федерального законодателя [10].
Подобной формулировкой можно оставить без рассмотрения любую жалобу в Конституционный Суд РФ. Однако уникальность рассматриваемой ситуации заключается в том, что к Определению были сделаны сразу два особых мнения судей, что является исключительным случаем, так как обычно особые мнения прилагаются к постановлениям. При этом доводы, изложенные в особых мнениях, представляются весьма убедительными и значимыми с позиции противопоставления норм этики, морали, права и современных биомедицинских технологий.
Так, судья Конституционного Суда РФ С. Д. Князев поставил под сомнение соответствие Конституции РФ п. 4 ст. 51 Семейного кодекса РФ, приведя следующие аргументы.
Во-первых, закрепляя исключительную прерогативу суррогатной матери в разрешении вопроса о наделении генетических (биологических) родителей материнскими и отцовскими правами, законодатель остаётся безучастным к интересам лиц, чьи половые клетки использовались для оплодотворения женщины, вынашивающей плод. Тем самым создаётся легальная почва для нарушения баланса конституционных ценностей и умаления прав и законных интересов не только генетических родителей, но и ребёнка, рождённого в результате применения соответствующей вспомогательной репродуктивной технологии.
Во-вторых, отказ суррогатной матери от исполнения своих обязательств перед лицами, являющимися биологическими родителями ребёнка, не может перечеркнуть их «природных» прав.
В-третьих, лишение генетического отца родительских прав исключительно «по прихоти» суррогатной матери оставляет открытым целый ряд вопросов.
Интерес представляют и доводы ещё одного судьи Конституционного Суда РФ, давшего особое мнение, Г. А. Гаджиева. Он указал следующее.
Во-первых, следует признать оставление суррогатной матерью ребёнка себе отказом от исполнения обязательств, что влечёт обязанность возместить супругам-заказчикам все понесённые по договору расходы и компенсировать моральный вред. Но такая позиция противоречит принципу биоэтики, закреплённому в ст. 21 Конвенции о правах человека, и биомедицине (запрет на коммерциализацию тела человека). Таким образом, обстоятельства дела усугублены тем, что в нарушение принципа биоэтики суррогатная мать прикрывается принципом свободы договора.
Во-вторых, в российском законодательстве отсутствует чёткое определения термина «мать ребёнка» и неоднозначен вопрос о том, насколько справедливо с правовой точки зрения применять этот термин к суррогатной матери.
Таким образом, перечисленные доводы могли бы лечь в основу принятия Конституционным Судом РФ постановления о несоответствии Конституции РФ п. 4 ст. 51 Семейного кодекса РФ, однако этого не произошло, а соответствующий запрет существует и по сей день. Вместе с тем, важно отметить, что в 2017 году Верховный Суд РФ дал свои разъяснения по спорному положению Семейного кодекса РФ, где указал, что если суррогатная мать отказалась дать согласие на запись родителями указанных выше лиц (потенциальных родителей), то данное обстоятельство не может служить безусловным основанием для отказа в удовлетворении иска этих лиц о признании их родителями ребёнка и передаче им ребёнка на воспитание. При рассмотрении подобных дел судам необходимо учитывать все обстоятельства: наличие заключённого договора на оказание услуг по суррогатному материнству, условия такого договора, являются ли истцы генетическими родителями ребёнка, причины несогласия матери передать ребёнка генетическим родителям.
Однако даже такой подход не исключает безоговорочного приоритета суррогатной матери права на ребёнка. С одной стороны, договор об оказании услуг суррогатного материнства не имеет никакого значения исходя из п. 4 ст. 51 Семейного кодекса РФ, его нарушение суррогатной матерью в виде отказа в передаче ребёнка генетическим родителям не влечёт никаких правовых последствий для неё. С другой стороны, в свете изложенного Постановления Верховного Суда РФ незаключение договора является безусловным основанием отказа в удовлетворении требований генетических родителей при наличии спора с суррогатной матерью. В противном случае небольшой шанс всё-таки имеется. Как отмечает В. В. Момотов, таким шансом может быть корыстный мотив суррогатной матери при оставлении ребёнка себе [15, с. 34].
Таким образом биоэтические вопросы непросты с точки зрения юридической науки. Даже Конституционный Суд РФ не всегда способен дать однозначные ответы на них, предоставляя законодателю возможность самому их решать, устанавливая ту или иную модель правового регулирования общественных отношений в рассматриваемой сфере.
Подытоживая исследование практики деятельности Конституционного Суда РФ по вопросам биоэтики, отметим следующее.
Во-первых, вопросы биоэтики достаточно разнообразны и не все отражены в действующем законодательстве РФ. Более того, нет единого подхода к пониманию категории «биоэтика». В связи с этим, на наш взгляд, целесообразно принятие единого федерального закона, посвящённого вопросам биоэтики, который бы на комплексной основе способствовал разрешению множеству спорных ситуаций при применении биомедицинских технологий, стремительно развивающихся в современно мире. Это в будущем позволит снизить нагрузку на Конституционны Суд РФ по соответствующим вопросам.
Во-вторых, вопросы биоэтики практически не находят своего отражения в практике деятельности Конституционного Суда РФ в отличие от практики в некоторых зарубежных странах, например, в Германии. Более того, спорный вопрос о соответствии Конституции РФ достаточно резонансного п. 4 ст. 51 Семейного кодекса РФ так и не был принят к рассмотрению органом конституционного контроля, несмотря на противоположные мнения отдельных судей Конституционного Суда РФ.
Литература:
1 Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12.12.1993 (ред. от 21.07.2014) // СЗ РФ. 2014. № 31. Ст. 4398.
2 О судебной системе Российской Федерации: Федеральный конституционный закон от 31.12.1996 № 1-ФКЗ (ред. от 30.10.2018) // СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 1; 2018. № 45. Ст. 6823.
3 Семейный кодекс Российской Федерации от 29.12.1995 № 223-ФЗ (ред. от 29.05.2019) // СЗ РФ. 1996. № 1. Ст. 16; 2019. № 22. Ст. 2671.
4 О биомедицинских клеточных продуктах: Федеральный закон от 23.06.2016 № 180-ФЗ (ред. от 03.08.2018) // СЗ РФ. 2016. № 26 (ч. I). Ст. 3849; 2018. № 32 (ч. II). Ст. 5116.
5 О государственной геномной регистрации в Российской Федерации: Федеральный закон от 03.12.2008 № 242-ФЗ (ред. от 17.12.2009) // СЗ РФ. 2008. № 49. Ст. 5740; 2009. № 51. Ст. 6150.
6 О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности: Федеральный закон от 05.07.1996 № 86-ФЗ (ред. от 03.07.2016) // СЗ РФ. 1996. № 28. Ст. 3348; 2016. № 27 (ч. II). Ст. 4291.
7 О дополнительных мерах государственной поддержки семей, имеющих детей: Федеральный закон от 29.12.2006 № 256-ФЗ (ред. от 18.03.2019) // СЗ РФ. 2007. № 1 (ч. 1). Ст. 19; 2019. № 12. Ст. 1227.
8 О трансплантации органов и (или) тканей человека: Закон РФ от 22.12.1992 № 4180–1 (ред. от 23.05.2016) // Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. № 2. Ст. 62; СЗ РФ. 2016. № 22. Ст. 3097.
9 Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации: Федеральный закон от 21.11.2011 № 323-ФЗ (ред. от 29.05.2019) // СЗ РФ. 2011. № 48. Ст. 6724; 2019. № 22. Ст. 2675.
10 Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Ч. П. и Ч. Ю. на нарушение их конституционных прав положениями пункта 4 статьи 51 Семейного кодекса Российской Федерации и пункта 5 статьи 16 Федерального закона «Об актах гражданского состояния»: Определение Конституционного Суда РФ от 15.05.2012 № 880-О [Электронный ресурс]. Режим доступа: СПС КонсультантПлюс. 2019.
11 Блохин П. Д. О спорных моментах в понимании института amicus curiae и его возможного облика в российском конституционном судопроизводстве // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. № 1. С. 130–143.
12 Воронина И. А., Савощикова Е. В., Саблин Д. А. Интеграция биомедицины и биоэтики в правовое пространство как основа охраны и защиты прав граждан на здоровье и медицинскую помощь // Конституционное и муниципальное право. 2018. № 9. С. 67–70.
13 Иванов Н. Г. Биоэтика и медицинская деонтология в современных условиях правового риска // Медицинское право. 2018. № 3. С. 3–7.
14 Кашкин С. Ю. О работе секции права Европейского союза на Кутафинских чтениях 28 ноября 2012 г. // Lex russica. 2013. № 3. С. 302–319.
15 Момотов В. В. Биоэтика в контексте законодательства и правоприменения (суррогатное материнство) // Lex russica. 2019. № 1. С. 29–39.
16 Седова Н. Н. Правовой статус биоэтики в современной России // Медицинское право. 2005. № 1. С. 11–15. 18
17 Силуянова И. В. Биоэтика в России: ценности и законы. М.: Грантъ, 2001. 192 с. 19
18 Социальное законодательство: научно-практическое пособие / Е. Г. Азарова, В. Н. Зенков, В. В. Лапаева и др.; отв. ред. Ю. А. Тихомиров, В. Н. Зенков. М.: КОНТРАКТ, ИНФРА-М, 2005. 352 с.
