Поиск эффективной системы прокурорского надзора неизменно сопровождал развитие науки уголовного процесса и смежных научных дисциплин в период всего существования прокуратуры с момента образования. В настоящее время состояние законности в уголовном судопроизводстве ставит перед научными и практическими работниками вопрос: эффективны ли деятельность прокурора и ее организация в досудебном производстве?
Упреки в адрес прокурора, представлявшего в себе уголовное преследование, процессуальное руководство, надзор за исполнением законов, поддержание государственного обвинения, что это противоречит принципу состязательности, привели к знаковым изменениям системы прокуратуры. Реформа 2007 года, связанная с отделением предварительного следствия, стала новой преимущественно в организационном плане, когда нововведенные требования закона предопределили необходимость построения соответствующих схем взаимодействия с профессиональными участниками уголовного судопроизводства. Однако время и практика расставили все по своим местам. Видоизменение следственного аппарата «привело лишь к простому переподчинению следователя от прокурора руководителю следственного органа, и каких-либо принципиальных изменений в части обеспечения самостоятельности следователя не произошло» [3].
И что самое важное многоступенчатый механизм прокурорского надзора и ведомственного контроля свел на нет оперативное устранение нарушений на стадии предварительного следствия.
С учетом сложившегося мнения многих прокуроров, ведомственный контроль представляет собой избирательность, заинтересованность руководителя следственного органа, так как сам руководитель несет ответственность за действия следователей.
Реалии таковы, что реформы досудебного производства продолжаются и в настоящее время. Поспешность изменений, внесенных в УПК РФ в 2007 году, стали очевидны уже через несколько лет, когда запланированного взаимодействия не произошло (нет его в ряде субъектов Российской Федерации и по сей день). Следователи и их руководители использовали в своих целях пробелы законодательства, в связи с чем приходилось неоднократно вносить дополнения и изменения.
Если дать оценку природе и особенностям надзорных полномочий прокурора, виден ряд процессуальных парадоксов. Механизм их реализации во многом идентичен процессуальному контролю. Можно говорить об определенном дублировании. Кроме того, прокуроры, как показывает практика, применяют меры прокурорского реагирования, прямо в законе не закрепленные (представления, информационные письма и иные), компенсируя ведомственный контроль и изыскивая очередную возможность обеспечить законность в уголовном судопроизводстве.
Очевидно, что прокурор, как никто другой, заинтересован в качестве предварительного следствия, так как это упрощает государственное обвинение в суде. По-настоящему самостоятельность следователя возможна только при ликвидации руководителя следственного органа как участника со строго формализованным процессуальным статусом и переводе его в категорию фигур с организационными функциями по аналогии с председателем суда. А пока контроль руководителя следственного органа за предварительным следствием не всегда может быть объективным: за нарушение, допущенное следователем, ответственность несет и руководитель; следователь полностью зависим от руководителя следственного органа, находится под его контролем при принятии решений, как требующих, так и не требующих согласия руководителя.
В перспективе для повышения эффективности прокурорского надзора правовая политика обоснованно может быть реализована в следующих направлениях.
Перспективными представляется вариант, когда процессуальное положение прокурора закрепляется в отдельной норме УПК РФ, не относящегося к сторонам уголовного судопроизводства. Давно назрели унификация и комплексное улучшение законодательного массива. Так, предмет прокурорского надзора, указанный в ч. 1 ст. 37 УПК РФ, не соотносится с предметом, указанным в законе о прокуратуре. Имеются сложности в уяснении понятий между органами дознания и органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, осложняющие определения предмета и пределов прокурорского надзора [1]. Нельзя не упомянуть несовершенство положений УПК РФ. Наиболее яркий пример — соотнесение ч. 4 ст. 21 и ч. 1 ст. 37 УПК РФ; отнесение требований законности, обоснованности и мотивированности не только к постановлениям прокурора (ч. 4 ст. 7 УПК РФ), но и ко всем аспектам его процессуальной деятельности. Непонятно, почему законодатель в ч. 1 ст. 37 УПК РФ не упомянул о вышестоящих и нижестоящих прокурорах. До сих пор в федеральном законодательстве и практике его применения отсутствует четко закрепленный механизм привлечения к ответственности должностных лиц органов предварительного расследования за неисполнение законных требований прокурора, внесенных в рамках УПК РФ. Прокурор как носитель функции государственного обвинения и обладающий обязанностями уголовного преследования должен и вправе возбуждать и прекращать уголовные дела (уголовное преследование), лично принимать участие в ряде следственных и иных процессуальных действий [4], вносить меры реагирования, предусмотренные законом о прокуратуре, в целях пресечения, устранения и предупреждения правонарушений. Это полностью соотносится с функциями, возложенными на него законом и международными стандартами. Именно поэтому полномочие прокурора по участию в доказывании законодатель не убрал в ходе реформы.
Литература:
- Бажанов С. В. Законодательная регламентация правового положения прокурора в досудебных стадиях уголовного процесса // Вестн. Акад. Ген. прокуратуры Рос. Федерации. — 2014. — № 3 (41).
- Винокуров А. Ю. Прокурорская деятельность: 25 лет эволюции // Вестн. Акад. Ген. прокуратуры Рос. Федерации. — 2016. — № 5 (55).
- Горюнов В. В. Процессуальная самостоятельность следователя в свете реформы следственного аппарата // Рос. следователь. — 2012. — № 19.
- Смирнов Г. К. Проблемы совершенствования института участия прокурора в досудебном производстве // Рос. юстиция. — 2008. — № 11.
