Как отмечалось выше, в науке уголовного права вопрос о превышении пределов крайней необходимости уже давно вызывает споры. В Уголовном кодексе 1996 года впервые сформулировано определение этого понятия, однако его законодательное толкование по-прежнему вызывает сомнения в отношении точности положений уголовного законодательства данного учреждения.
Как видно из содержания части второй статьи 39 УК РФ, превышение пределов крайней необходимости равнозначно умышленному причинению вреда, который явно не соответствует характеру и степени опасности и обстоятельствам, при которых опасность была устранена, если указанный ущерб был причинен равным или большим, чем тот, которого удалось избежать.
Современной интерпретации крайней необходимости предшествовало сложное и неоднозначное формирование этого стандарта.
Как отмечалось, содержание института, изучавшегося в 1960 году в Уголовном кодексе РСФСР, по мнению ученых, не соответствовало реальному положению дел. В частности, не учитывалось состояние человека, находившегося в экстремальной ситуации, когда порой крайне сложно ориентироваться, правильно оценивать характер угрожающей опасности, текущую ситуацию, наличие возможных средств для устранения опасности и т. д. В то же время, наличие в законе жесткого требования о необходимости правильно сравнивать размер причиненного вреда с предотвращенным и предотвращать нанесение не только большего вреда, но и приравненного к нему, ограничивало возможности граждан по устранению угрожающей опасности Баулин Ю. В.
Эта позиция, вероятно, легла в основу версии, содержащейся в одном из проектов Уголовного кодекса Российской Федерации, согласно которой допустимо наносить вред защищаемым интересам наравне с предотвращенным. Очевидно, законодатель хотел повысить социальную активность людей, не допуская нанесения ущерба защищаемым интересам, ограничивая сферу действия правонарушения рамками крайней необходимости.
Как справедливо заметил Ти. В Орешкиной человек в экстремальных условиях не всегда способен точно измерить вред, который он причиняет, и вред, который он или она предотвращает. Если интересы не связаны с жизнью и здоровьем человека, то эта позиция может быть принята. Но могут быть ситуации, когда один человек приводит к смерти другого, чтобы спасти свою жизнь, что вряд ли можно считать приемлемым.
Принятие такого толкования нормы уголовного права привело бы к признанию законными и безнаказанными тех случаев, когда жизнь человека спасена за счет лишения жизни другого лица, устранена угроза причинения вреда его имуществу за счет ущерба, приравненного или превышающего имущество третьих лиц, и т. д. Однако это вряд ли было бы оправдано.
Т. Г. Шавгулидзе отстаивал идею о том, что выход за пределы крайней необходимости возможен только в случае «нанесения ущерба интересам, равному или превышающему защищаемый интерес».
В. Н. Козак не согласился с таким подходом и счел, что превышение пределов крайней необходимости происходит не только в случае нарушения корреляции между причиненным ущербом и предотвращенным ущербом, но и в случае возможности устранения угрожающей опасности иными способами. Некоторые авторы отмечают, что «такое требование ограничило бы пределы крайней необходимости настолько узкой сферой применения, что фактически исключило бы возможность ее использования».
Ю. В. Баулин считает, что если пределы крайней необходимости определяются не только соответствием ущерба рассматриваемой опасности, но и средой, в которой опасность устранена, то избыток крайней необходимости признается произошедшим в случае явного отклонения причиненного ущерба от характера рассматриваемой опасности или среды, в которой опасность устранена.
Законодатель в целом разрешил вышеупомянутые споры правильно, за некоторыми исключениями. Как указано во второй части 39 статьи 39 Уголовного кодекса, превышением пределов крайней необходимости является причинение вреда, явно не соответствующего характеру и степени опасности и обстоятельствам, при которых опасность была устранена, когда ущерб, равный или больший, чем тот, которого удалось избежать, был причинен указанным интересам.
Однако Г. В. Бушуев отметил, что определение содержит нерастворимое логическое противоречие. Если превышением пределов крайней необходимости является ущерб, который явно не соответствует угрозе, он не может быть равным, он должен быть больше и намного больше, чем предотвращенный ущерб. Если ущерб равен, то он идентичен предотвращаемому ущербу и не может быть неуместным, не говоря уже о явном несоответствии возникающей опасности.
Как справедливо отмечают эти ученые, «все произойдет, если все, что касается «явной непоследовательности», будет исключено из ч. 2 ст. 39 УК». Тогда часть В. Статью 39.2 УК можно было бы изменить следующим образом: «Превышение пределов крайней необходимости означает умышленное причинение вреда, равного или превышающего предотвращенный.
В Уголовном кодексе не предусмотрены особо тяжкие преступления в случае смерти или причинения вреда здоровью граждан в случае превышения пределов крайней необходимости, как это было сделано в случаях превышения пределов необходимой защиты (статьи 108, 114 Уголовного кодекса). Таким образом, действия автора в данном случае квалифицируются по обычным статьям Уголовного кодекса, которые не содержат элементов привилегий.
Нарушение условий законности крайней необходимости не исключает уголовной ответственности за умышленное причинение ущерба, а рассматривается как смягчающее обстоятельство, т. е. со ссылкой на пункт «g« части 1 статьи 61 Уголовного кодекса Российской Федерации «совершение преступления в нарушение условий законности крайней необходимости».
Как сказал А. И. Бойко, образно говоря, «судьба неудачников будет облегчена только на стадии вынесения приговора».
Однако, по мнению А. Б. Грибковой, все это приводит к применению закона по аналогии, поскольку мотивом для действий автора в такой среде будет стремление избежать более серьезных последствий путем причинения меньшего ущерба, что не имеет отношения к основаниям для совершения умышленных преступлений.
В этой связи некоторые авторы справедливо выражают мнение о необходимости включения в специальную часть Уголовного кодекса Российской Федерации норм, аналогичных тем, которые изложены в статье VI Уголовного кодекса Российской Федерации. 108 и 114 Уголовного кодекса, которые предусматривают ответственность за превышение пределов крайней необходимости. Так, Козак В. Н. и Грибков А. Б. подчеркнули необходимость включения в уголовное законодательство нормы, устанавливающей особую ответственность за умышленное совершение преступления при устранении неминуемой опасности, но превышающей пределы крайней необходимости.
Были также высказаны более конкретные предложения. Например, авторы книги «О понятии превышения пределов крайней необходимости» предлагают в специальной части Уголовного кодекса Российской Федерации «разработать нормы, предусматривающие, что ответственность за превышение пределов крайней необходимости может быть возложена только в случаях причинения вреда жизни человека, нанесения тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения или особо тяжкого материального ущерба или значительного экологического ущерба». Кроме того, наказания за несоблюдение этих стандартов должны быть менее строгими.
Не противореча вышеупомянутым мнениям авторитетных ученых, можно согласиться с тем, что существующий стандарт этого учреждения в общей части УК должен быть дополнен.
В. Морозов и Г. Хаметдинова предлагают, сохранив существующее уголовно-правовое регулирование от небрежной формы вины, пересмотреть вопрос об ответственности за превышение пределов крайней необходимости в случае умышленного причинения вреда. Это означает, что лицо, не предвидевшее причинения более серьезного вреда или слегка полагавшееся на профилактику в условиях крайней необходимости, справедливо освобождается от уголовной ответственности.
Часть вторая части второй статьи 39 части второй Уголовного кодекса предусматривает, что превышение подлежит наказанию только в случае умышленного причинения ущерба. В то же время законодатель не предусматривает дифференцированного подхода к ответственности в случае прямого и косвенного намерения ее навязать. По их мнению, больший или равный вред должен быть причинен в случае устранения угрожающей опасности с косвенным намерением признать ее превышением пределов крайней необходимости и квалифицировать ее в соответствии с привилегированными нормами Уголовного кодекса Российской Федерации. Поэтому необходимо будет ввести в специальную часть уголовного законодательства нормы, предусматривающие ответственность в случае смерти, причинения серьезного вреда здоровью и, прежде всего, значительного материального ущерба, если обстоятельства превышают эти пределы крайней необходимости. Причинение большего или равного вреда в такой ситуации, когда человек хочет причинить такой вред, должно рассматриваться как умышленное преступление, поскольку нет причин причинять меньший вред для предотвращения большего, что является правовой сущностью крайней необходимости. По словам Визитера, Морозова и Хаметдинова, такие случаи следует квалифицировать как общее уголовное преступление с учетом особенностей ситуации при назначении наказания в качестве смягчающего обстоятельства (часть «ж» статьи 61 УК).
В юридической литературе поднимается вопрос об ответственности лица, которое пытается предотвратить больший ущерб, делая меньше, но которое в результате причиняет все меньше и меньше вреда.
В теории уголовного права действия по устранению опасности и незавершенности иногда называют «пропущенной крайней необходимостью», например, группой людей, разрушающих здания возле камина с целью локализации камина. Однако их действия не дают желаемого результата, и огонь распространяется еще дальше.
В то же время Лысак Н. В. считает, что «хотя эти действия причиняют вред владельцам, они, тем не менее, должны рассматриваться как социально позитивные, а не как преступные, несмотря на то, что цель не была достигнута». Нам кажется, что в таких случаях невозможно привлечь причинного агента к уголовной ответственности, поскольку он не должен нести ответственность за результаты, противоречащие его объективным и субъективным усилиям, если эти усилия являются общественно полезными».
В связи с этим В. Н. Козак справедливо отметил, что альтернативное решение запроса не будет стимулировать граждан защищать свои защищаемые интересы в условиях чрезвычайного положения, опасаясь, что им придется взять на себя ответственность в случае его провала.
Представляется, что мнение Домахина С. А., считавшего, что ответственность за причиненный ущерб в данном случае должна быть исключена, если предотвратить ущерб не удалось, несмотря на все усилия субъекта, и когда у него были достаточные основания полагать, что выбранные средства предотвращения являются единственным и необходимым.
Предполагается, что при разрешении такой ситуации еще большее внимание должно уделяться мотивации действий субъекта и направлению его намерений по предотвращению неминуемой опасности.
Таким образом, для того чтобы спасти утонувшего, он берет чужую лодку, бросает груз, чтобы облегчить ему задачу и быстро присоединяется к утопленнику, но жертва тонет раньше, чем спасатель успел ему помочь. Ущерб, который субъект пытался предотвратить, был причинен независимо от его действий, но он делал все, что мог, чтобы предотвратить этот вред.
Существуют весьма реальные случаи, когда человек ошибочно полагал, что это предотвратит больше вреда, чем вреда, причиненного в результате действия крайней необходимости. Однако, если человек, совершивший такую ошибку, не смог и не мог предвидеть ее, он не может быть привлечен к ответственности за свое отсутствие вины.
Если существует альтернативный или даже более чем один способ совершения действия в качестве крайней меры, действия лица, применяющего его, также будут законными, когда оно использует способ, причиняющий ущерб, который не является полностью возможным в данных обстоятельствах. В таких случаях необходимо, чтобы причиненный ущерб (ущерб) был меньше, чем предотвращенный ущерб.
Как уже отмечалось, как правило, нет времени рассчитывать наиболее выгодные решения в экстремальных ситуациях крайней необходимости или, в большинстве случаев, человек не обладает для этого достаточными профессиональными знаниями и навыками. Основополагающим моментом здесь является то, что человек посчитал свои действия правильными в сложившейся ситуации.
По мнению В. Морозовой и Г. Хаметдиновой, обязанность использовать только наиболее оптимальный и наименее вредный способ в чрезвычайной ситуации приведет к практическому исключению этого института из общественно-полезного уголовного права.
В соответствии с действующим российским уголовным законодательством, превышение пределов крайней необходимости может иметь место в случаях, когда причиненный вред больше, чем тот, который был предотвращен или даже эквивалентен тому, который был предотвращен. Так, например, невозможно спасти свою собственность путем уничтожения равноценного имущества другого человека, нельзя признать актом крайней необходимости факт спасения своей жизни за счет жизни другого человека. Действительно, такие действия вряд ли будут юридически оправданными и, более того, будут представлять собой вопиющее нарушение даже современных (либеральных) моральных норм, согласно которым человек не может пожертвовать жизнью другого человека ради спасения собственной жизни.
Однако вполне возможно, что человеку придется пожертвовать несколькими или более людьми, чтобы спасти свою жизнь. Статья 39 Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривает, что лишение жизни человека может быть признано актом крайней необходимости только в исключительных случаях, когда это является единственным способом предотвращения смерти нескольких человек.
Интересное суждение о форме вины, когда она выходит за пределы крайней необходимости, можно найти в известной работе Ю. В. Баулина. Он отметил: «Содержание вины в случаях превышения крайней необходимости проявляется в осознании человеком того, что он вынужден причинять вред, равный или больший, чем тот, которого он избежал». Такой ущерб является необходимым средством устранения непосредственной опасности для данного предмета. С точки зрения действующего законодательства, это средство признается чрезмерным, неприемлемым, недопустимым, запрещенным, т. е. общественно опасным. Таким образом, предвидение и желание причинить чрезмерный вред именно то, что отражает осознание человеком общественно опасного характера действия.
Следовательно, это может быть только вопрос вины в форме прямого умысла. Косвенный умысел в случае крайней необходимости исключается, так как субъект может лишь пожелать причиненного ему вреда, так как это ближайшая цель к его действиям.
Против этой точки зрения можно отметить, что в данном случае необходимо говорить не о нежелании причинять вред, а о нежелании причинять больше вреда. Сначала человек решает любой ценой предотвратить опасность, даже если она более разрушительна, для того чтобы сохранить преимущества, которые он защищает. Причиняемый вред», т. е. больший вред, который человек не хочет причинять, что объясняется характером крайней необходимости.
Таким образом, превышение крайней необходимости возможно с косвенным умыслом, поскольку человек, не желая причинить больший или равный вред, всегда сознательно признает предсказуемые последствия или безразличен к их наступлению. В таком случае, как уже предлагалось, ответственность должна налагаться по предпочтительным нормам Уголовного кодекса, предусматривающим ответственность за превышение пределов крайней необходимости.
Российская Федерация заявила, что необходимая защита является неотъемлемой частью правового статуса лица. Так, статья 45 Конституции Российской Федерации предусматривает, что каждый имеет право на защиту своих прав и свобод всеми, не запрещенными законом способами [31].
Кроме того, Уголовный кодекс Российской Федерации устанавливает, что необходимая защита является обстоятельством, исключающим преступность деяния. В соответствии с положениями Уголовного кодекса Российской Федерации, лицо имеет право причинить вред агрессору путем защиты, необходимой для сохранения жизни, здоровья или имущества. Однако, несмотря на фундаментальный характер и традиционный характер положений о самообороне в практике уголовного права, проблемы, связанные с возможностью применения необходимой защиты, а также возможностью предъявления обвинения в ходе необходимой защиты, связаны с определенными трудностями. Прежде всего, следует отметить, что граждане зачастую не готовы воспользоваться необходимым правом на защиту.
Так, основными причинами такой ситуации являются: страх перед нежелательными правовыми последствиями (48 %); незнание конкретных правил поведения (19 %); незнание конкретных правовых норм (17 %); наличие информации только о негативном опыте практической реализации необходимого права на защиту (11 %) и недооценка собственных сил и возможностей (5 %) [13].
Во-вторых, отсутствие единообразия судебной практики не менее важно при квалификации этих актов. Так, в частности, уголовное законодательство устанавливает, что если защита осуществляется путем посягательства, связанного с применением или угрозой применения насилия, угрожающего жизни, допускается причинение вреда агрессору (статья 37 Уголовного кодекса). Однако критерием для превышения пределов самообороны является характер нападения, и законодатель не установил, какой вид насилия или угрозы насилием представляет угрозу для жизни. Считается, что анализ квалификации преступлений, совершенных в контексте реализации права на справедливое судебное разбирательство, невозможен без изучения соответствующей судебной практики. Таким образом, проанализировав элементы судебной практики, можно сделать вывод, что количество оправдательных приговоров по данной норме Уголовного кодекса Российской Федерации относительно невелико. Часто такие действия квалифицируются как убийство, когда превышены пределы необходимой защиты, когда они умышленно наносят серьезный ущерб здоровью и т. д. Как отмечает А. В. Неврев, «одной из причин чрезмерной квалификации является процессуальный интерес следственных органов к переквалификации, поскольку суд может применять закон только в отношении менее тяжкого преступления, но если квалификация ниже, чем у суда, дело передается на дальнейшее расследование, что представляет собой дополнительную работу: жалобы властей и другие официальные проблемы» [44].
Примером может служить осуждение Сретенского районного суда Забайкальского края за убийство Ерохина А. Г. при превышении пределов необходимой защиты. Так, в частности, действия указанного лица были квалифицированы предварительным следствием по ч. 1 ст. 105 УК РФ, однако суд счел данное определение необоснованным и переквалифицировал деяния Ерохина по ч. 1 ст. 108 УК РФ. Другим примером является оправдательный приговор Серпуховского районного суда Москвы в отношении А. Качановой. Следует отметить, что действия Качановой были оценены следствием как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, совершенное при превышении пределов необходимой защиты. Однако анализ доказательств позволил суду сделать вывод о том, что обвиняемая Качанова А. V. причинил вред лицу, которое вторгается в необходимом оборонительном состоянии, то есть в целях защиты лица от социально опасного посягательства, сопряженного с насилием и опасного для его жизни [16].
Следует отметить, что в 2012 году было принято новое постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации, целью которого являлось разъяснение судам необходимого оборонного законодательства, но оно не могло изменить ситуацию к лучшему. В этой связи необходимо согласиться с мнением г-на Фалалеева. В., что «лица, которые пытаются защитить себя от преступников, должны быть лучше защищены законом» [25].
Такая ситуация может быть изменена законопроектом о специальном порядке рассмотрения дел, связанных с необходимой защитой. Резюмируя вышеизложенное, следует отметить, что требуемая защита является одним из наиболее неоднозначных и плохо регулируемых институтов, деятельность которого полностью основана на «субъективном восприятии» суда или другого должностного лица правоохранительных органов. В этой связи считается, что на данном этапе необходимо работать над совершенствованием правовой практики и законодательства в области необходимой защиты.
