В данной статье мы бы хотели рассмотреть отдельный эпизод, связанный с восприятием В.А. Жуковского в англоязычном мире. Это – отзывы иностранных ученых в своих ранних исследованиях по русской литературе о смерти Пушкина и роли, которую играл Жуковский в конце жизни своего друга. Отдельный интерес представляют переводы и публикации письма Жуковского к С.Л. Пушкину о смерти его сына. Публикации и отзывы относятся к начальному этапу восприятия русской литературы в англоязычных странах (1845-1865).
В1845 году в журнале «Blackwood’s Edinburgh Magazine» появилась статья переводчика и популяризатора русского романтизма Томаса Шоу «Пушкин, русский поэт» [1, c. 28-43, 140-156].
Несколько слов о самом Томасе Шоу. Получив степень в Кембриджском университете, он принял предложение отправиться в Москву на роль домашнего учителя в доме Алексея Васильевича Васильчикова. В 1842 году переехал в Петербург, где стал редактором и издателем журнала “St. Petersburg English Review of literature, art and science”, получил место домашнего учителя у П. А. Плетнева, а затем – должность лектора английского языка при Петербургском университете, и учителя английского языка детей царской семьи. На литературном поприще Шоу занимался тем, что популяризировал русскую литературу в Англии, благодаря своим статьям и переводам в английских журналах, и английскую в России – за счет лекций, которые оценивались более чем высоко [2].
Работа Шоу в «Blackwood’s Edinburgh Magazine» дала повод М.П. Алексееву высказаться следующим образом: «в 1845 – большую статью о Пушкине помещает в журнале Томас Шоу: эта статья написана в Петербурге, содержит в себе точные биографические данные о поэте, прекрасные стихотворные переводы…» [3, c. 149]. В год 100-летия со дня смерти Пушкина, в США был издан указатель англоязычной пушкинианы под ред. А. Ярмолинского, где статья Шоу охарактеризована как «первая серьезная и добросовестная работа о Пушкине и его творчестве на английском языке» [4, p. 4].
Жуковский упоминается в статье пять раз в связи с именем Пушкина. Он назван самым именитым другом Пушкина, а Пушкин в свою очередь – преемственным последователем поэтического языка Жуковского и продолжателем его преобразований. «Эта революция <поэтического языка> была начата самим Жуковским, которому столь обязана русская литература. Он восторженно приветствовал новое и прекрасное произведение молодого поэта – «победителя ученика», как Жуковский признательно называл его – тем самым, устанавливая незыблемый порядок вещей, восходящий к добротному стилю «побежденного учителя», как называл себя сам» [1, p. 662].
О преемственности и поэтическом соревновании у Шоу написано следующее: «Пушкин и Жуковский […] были вовлечены в дружеское состязание и писали настолько старательно, как будто договорились, что не станут встречаться без хотя бы одной поэтической новинки. Глубокое впечатление от патриотических строф Жуковского под названием «Русская слава», написанных в это время, послужили достойным примером для ответных благородных стихов Пушкина: «Клеветникам России», «Бородинская годовщина» – все эти произведения были вдохновенными и служили великими воплощениями национального триумфа и ликования». Тут же автор статьи добавляет: «Интересно и приятно также отметить, что поэты в это время в Царском селе были заняты созданием двух похожих работ - отличного, но не менее национального характера. Это были «рассказы» или легенды, подходящие предпочтениям русского народа. Назывались они: «Сказка о царе Берендее» Жуковского, и «Сказка о царе Салтане» Пушкина» [1, p. 669].
Известно, что источники сведений о Пушкине английский биограф почерпнул из работы Плетнева «Александр Пушкин», письма Жуковского о последних часах поэта [5, c. 559], рассказов друзей Пушкина, о многом он был наслышан как житель Петербурга. «Работу Плетнева Шоу излагает в собственном переложении, почти не меняя ее композиции и точно придерживаясь сообщаемых в ней фактов. Письмо Жуковского переведено слово в слово – полностью» [6, c. 122]. Согласимся с исследовательницей. Сопоставление показало, что письмо Жуковского в «Современнике» и его перевод в статье Шоу практически идентичны за исключением небольшого изменения в композиции текста.
В 1846 году Талви публикует ответную статью на работу Шоу о Пушкине в книге «Восточная Европа и император Николай» [7, p. 116-153]. По мнению исследовательницы: «Переводчик книги, некий г-н Шоу, преподает английский язык в Санкт Петербурге, также рассказывает о жизни Пушкина и предлагает сделанное Жуковским описание его последних дней. Приводя документальные свидетельства, он лишает повествование самого ценного в жизни поэта, и лишь касается вопроса о том, как он погиб…» [7, c. 120]. Талви критикует Шоу за устранение «неугодных» подробностей о смерти русского поэта. Она описывает сам факт дуэли, страдания Пушкина в агонии и частично раскрывает причину схватки. С ее точки зрения: «Пушкин пал жертвой семейной трагедии» [7, c. 132].
Цитируя строки Шоу, выражающие опасение «вызвать болезненный интерес в наших читателях» рассказом о смерти поэта, Талви делает ироничный выпад в адрес знатока-биографа. «Скажем, если бы Отелло жил и умер как исторический персонаж, каким задумал его Шекспир, его биография без упоминания ревности, или печальный исход, на котором основана трагедия, даже в большей степени показала бы его характер, чем портрет Пушкина, в котором отсутствует всепоглощающая страсть или описание ее фатального действия» [7, c. 121].
С точки зрения ученого, завзятый монархизм Шоу слишком бросается в глаза, он верен придворной догме в уклонении от объяснения трагической кончины поэта. Это провоцирует дальнейшие нападки исследовательницы. Обвинения следуют одно за другим. Не останавливает Талви и просьба Шоу простить его молчание, основанная на словах самого Пушкина - не предавать огласке подробности его кончины. Именно в письме, по мнению исследовательницы, заложены все «подводные камни» и двоякость в интерпретации труда Шоу. «После того, как он оставил без внимания […] все обстоятельства этого печального события, он приводит письмо Жуковского (знаменитого переводчика и подражателя (parahprasist) французских, немецких и английских авторов) отцу Пушкина, описывающее последние минуты жизни его сына […], где говорится, что умирающий воскликнул «Она, бедная, безвинно терпит! В свете ее заедят» [7, c. 121].
Благодаря письму «в Российской империи не было ни одного человека знакомого с именем Пушкина, который бы ни знал, что он умер от руки своего шурина, которого сам вызвал на дуэль в порыве ревности. Разве непонятно, что если невозможно скрыть это событие, то цитирование этих нескольких слов для западной публики, вызывая ее подозрения – действие наперекор последней воле» [7, c. 121].
Выдержки из письма приводятся все с большей частотностью, и вскоре наносится сокрушительный удар. Более всего Талви ужаснуло не «пятно позора, которое могло остаться на жене», а «неприятие Пушкиным Николая», скрытое в письме Жуковским, и описанное Шоу. Цитируя слова Пушкина из перевода письма Жуковского: «Скажи государю, что мне жаль умереть; был бы весь Его!» она немедленно дает им пояснение – ведь прикрываясь письмом, Шоу, равно как и Николай, скрывает истинное положение вещей.
Начиная с обвинений Шоу, она преследует более высокую цель и выносит приговор государству и его монарху за скрытие неугодных событий и поступков их подданных. Все что не по «царской указке» - не должно проникнуть в массы, а останется лишь тайной.
Стоит отметить, что в целом книга описывает деспота-Николая, жертвы и репрессии во время его правления. Возможно подобная интерпретация письма на смерть Пушкина очень «удачно» вписывалась в тематическую ткань книги. Об источниках информации англоязычной исследовательницы остается только догадываться.
Скорее всего, Талви не была известна жестокая цензура в первые часы после смерти поэта, опечатание бумаг поэта, тайный увоз тела, выговоры журналам за помещение некрологов, наконец, расправа с Лермонтовым. Николай опасался, что за границу могут попасть неблагожелательные отзывы и иное освещение событий, нежели на самом деле (сам он придерживался мнения о том, что виновник трагедии – подозрительный и ревнивый Пушкин, который вел себя «недостойным образом») [8, c. 38-40]. Как мы видим, опасения монарха были небеспочвенны. Безусловно, исследовательница могла себя вести несколько свободнее, чем Томас Шоу, она упоминает в критике его «особое» положение. Однако не являлись ли «бунтарские» сведения о деспотизме Николая причиной нераспространения книги?
Не лишена заметка Талви и погрешностей. В пылу гнева исследовательница допускает ошибку, приняв Данзаса, сидящего около постели умирающего за Дантеса. «Кто, при чтении повествования Жуковского, представленное им <Шоу> мог бы подумать, что Данзас, сидящий у его постели, и участливо с ним беседующий, писавший под его диктовку, и был тем самым шурином, от чьей руки и пал?» [7, c. 123].
В целом, несмотря на попытки Талви, вопиющего разоблачения Шоу никто особенно не услышал. По мнению Лео Винера, эта книга осталась незамеченной исследователями и читателями [9, p. ix], и не произвела должного влияния на восприятие русской литературы в Англии (возможно еще и потому, что не была полностью ей посвящена).
В 1858 году в лондонском журнале «Национальное обозрение» появляется статья «Русская литература и Александр Пушкин» [10, p. 361-382]. Здесь приводятся краткое резюме письма Жуковского на смерть Пушкина в описательно-иллюстративной манере изложения. Исследователь на свое усмотрение делает сокращения в переводе из «Современника», добавляет новые детали, убирает лишние имена, объясняет действующие лица во время трагического события. При сопоставлении русского и английского текста, мы обнаружили несколько ошибок. Так, например, говоря о прощании Жуковского и Пушкина, автор статьи упоминает Тургенева вместо первого русского романтика [10, p. 372] (Львович переводится Swowitsh и т.д.). Отдельной цитатой анонимный автор вводит в статью образ мертвого Пушкина, каким его представляет Жуковский в своем письме.
В целом, видно, что англичанин предпринял собственное исследование.
Письмо Жуковского о последних минутах Пушкина встречается еще раз в книге Г. Грахам «Развитие науки, искусства и литературы в России» [11, p. 331-336]. Катерина Лаура Джонстоун, писавшая под псевдонимом Грахам – компилятор, не имея цензоров и особых чинов, непозволяющих ей свободно излагать подробности смерти Пушкина, также исправляет «ошибку» Шоу и открыто говорит об обиде Дантеса.
Несмотря на то, что Жуковскому уделяется несколько страниц повествования, его имя неразрывно связано с Пушкиным. В первых строках повествования о Жуковском, исследовательница описывает его как человека много старше Пушкина, но, несмотря на это - «одного из самых близких друзей и величайшего почитателя поэта». Так как он назначен наставником императрицы Александре Федоровне, Жуковский «живет, в основном, в Царском селе, где доволен возможности быть рядом со своим другом Пушкиным, которого посещал у смертного ложа и чью потерю глубоко ощутил» [11, p.317].
Практически все сведения о дружбе поэтов почерпнуты Грахам из статей Шоу, которые она цитирует, если не дословно, то очень близко к тексту. Здесь описано и дружеское литературное соперничество в Царском Селе, приводятся цитаты из писем Пушкина о Жуковском, и - значительно сокращенный перевод письма Жуковского С.Л. Пушкину, в котором отсутствуют практически все описания страданий умирающего, перечислены только факты мужества поэта и его значение для русского народа в интерпретации Жуковского. Однако имеют место некоторые интересные добавления. В разделе о Пушкине добавлен следующий отрывок из письма Жуковского: «Когда император услышал о дуэли и ее фатальном исходе по возвращению из поездки, несколько часов спустя, после того как это произошло, была почти полночь – и он немедленно послал своего личного врача с запиской - «если мы больше не встретимся – умри как православный, а о детях и жене я позабочусь». К своей чести, монарх сдержал свое слово. Была назначена пенсия. Долги поэта тоже оплачены императором, который издал указ опубликовать 10 тыс. работ Пушкина за свой счет, чтобы средства пошли семье, многие продал сам» [11, p. 310].
Несмотря на то, что к 1865 году были сообщены «Неизданные отрывки из письма В. А. Жуковского о кончине Пушкина» [12, c. 48-54], нам неизвестно пользовалась ли исследовательница-компилятор новыми данными.
В пользу положительного ответа на этот вопрос, говорит отрывок прозаического произведения Жуковского [11, p. 336-337], опубликованный сразу за переводом письма на кончину Пушкина. Это - перевод описания Жуковским получения новостей о смерти Александра I императорской семьей, которая только что получила известие о его болезни и собралась в церковь помолиться за его здоровье. Причина публикации заключалась, скорее всего, в том, чтобы показать слог Жуковского, однако вопрос, откуда этот отрывок оказался у исследовательницы остается на сегодняшний день без ответа.
Можно сделать вывод, что отдельные эпизоды русской литературы (особенно скандального характера) вызывали живой отклик англоязычных исследователей даже на начальном этапе восприятия русской литературы. Как мы убедились, из России известие о смерти Пушкина в виде письма на его кончину проникало в Англию и печаталось в расширенном варианте, когда на него еще существовала цензура.
Литература
- Shaw T.B. Pushkin, the Russian Poet. – Blackwood’s Edinburgh Magazine, 1845, vol. 57.
- Подробнее см. Аринштейн Л.М. Томас Шоу – английский переводчик Пушкина. В кн.: Сравнительное изучение литератур. Л., 1976. с.117-124; Григорьев А.Л. Русская литература в зарубежном литературоведении. Л., 1977; Кулешов В.И. Литературные связи России и западной Европы в XIX веке. Москва. 1977. с. 85-86; Phelps G. The Early Phases of British Interest in Russian Literature. – Slavonic and East European Review. June. 1958.
- Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 3. М.-Л., 1937.
- Pushkin in English. A List of Works by and about Pushkin. Ed. With an Introd. By Avrahm Yarmolinsky. New York. 1937.
- П.А. Плетнев сам указывает на эти источники в письме к В.А. Жуковскому. См.: Плетнев П.А. Сочинения и переписка. Т. 3. СПб., 1885.
- Аринштейн Л.М. Томас Шоу – английский переводчик Пушкина. В кн. – Сравнительное изучение литератур. Л., 1976.
- Henningsen Charles Frederick. Eastern Europe and the Emperor Nicholas. 1846.
- Подробнее см.: Муза Е.В., Сеземан Д.В. Неизвестное письмо Николая I о дуэли и смерти Пушкина. Временник Пушкинской комиссии, М., Л. 1963.
- Wiener Leo. Anthology of Russian Literature (in two parts). Part I. 1902.
- Russian Literature and Alexander Pushkin. – National Review. V. 14. 1858.
- Grahame F.R. The Progress of Science, Art, and Literature in Russia. London. 1865.
- Русский архив. 1864.
