В статье рассматривается вопрос применения норм Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года в условиях цифровой трансформации международных отношений.
Ключевые слова: дипломатическая неприкосновенность, иммунитеты, привилегии, цифровая дипломатия, цифровая трансформация, цифровизация.
Венская конвенция о дипломатических сношениях (далее — «Конвенция»), принятая 18 апреля 1961 г. и вступившая в силу спустя 3 года, уже более полувека является фундаментальным международным документом, устанавливающим правовой статус и исключительное положение дипломатического представительства и его персонала. 192 государства на сегодняшний день являются участниками Конвенции и признают институт дипломатической неприкосновенности как правовую основу международных отношений и гарантию защищенности собственных миссий за рубежом. Тем не менее договор, основанный на многовековых международных дипломатических обычаях и принятый в доцифровую эпоху развития общества, продолжает применяться также в отношении электронной переписки, документов и баз данных.
Вопрос о наличии и безусловном соблюдении государствами основного объема привилегий и иммунитетов дипломатического представительства и его персонала при осуществлении ими традиционных внешнеполитических функций, не связанных с новым явлением цифровой дипломатии, подобно исследован как отечественными, так и зарубежными учёными-правоведами, и поэтому в рамках настоящей статьи будет считаться правовой аксиомой, не требующей дополнительных оговорок.
Несмотря на превалирующее в научной литературе мнение, что цифровая дипломатия является лишь одним из направлений публичной дипломатии, функции которой сводятся к информационному воздействию на зарубежную аудиторию, необходимо заявить о возможности разрешения задач традиционной дипломатии посредством информационно-коммуникационных технологий. Как верно предложил Е. А. Пантелеев, реализацию государствами функций публичной дипломатии с использованием сети Интернет следует называть «инновационной дипломатией» [1, С. 41], что позволит разграничить данное понятие с глобальным явлением цифровой дипломатии.
Следовательно, термин «цифровая дипломатия» необходимо понимать как двухкомпонентную систему, включающую в себя как элементы инновационной дипломатии, так и элементы дипломатии традиционной, способствующих достижению внешнеполитических целей государства.
Осуществляя поставленные перед собой задачи инновационной дипломатии, государства создают в информационно-цифровом пространстве виртуальные представительства собственных ведомств, к числу которых относятся Интернет-сайты органов власти и посольств, их аккаунты в социальных сетях и персональные страницы должностных лиц. Нередко «виртуальные посольства» создают государства, между которыми отсутствуют дипломатические отношения: например, официальная страница «представительства» Израиля в странах Персидского залива в Twitter [2].
Тем не менее, в отношении названных информационных площадок не распространяются положения о дипломатической неприкосновенности, предусмотренные международными нормами, так как, такая деятельность, во-первых, не соответствует дипломатическим функциям, изложенным в статье 4 Конвенции. Во-вторых, ведение инновационной дипломатии официальными органами аккредитующего государства можно рассматривать как нарушение статьи 41 Конвенции, которая предусматривает ведение дел только между диппредставительством и министерствами государства пребывания [3].
В случае, если дипломатическое представительство в своих сообщениях нарушает принцип невмешательства во внутренние дела принимающего государства, либо нарушает его национальное законодательство, а также чрезмерно политизирует происходящие события в таком государстве, последнее оставляет за собой право на приятие ответных мер. Так, например, 2 августа 2019 года в собственном Twitter-аккаунте Посольство США в РФ опубликовало схему проведения несанкционированного массового мероприятия. Несмотря на пояснение посла Джона Хантсмана, что данное сообщение имело целью предостережение американских граждан избегать шествия, Министерством иностранных дел РФ пост был расценен как агитация в пользу участия в акции и призыв к действию, что было выражено в соответствующем представлении в адрес представительства США. Спустя месяц посол был приглашен для дачи объяснений на заседание комиссии Госдумы РФ по расследованию фактов вмешательства во внутренние дела России [4].
Данный пример наглядно показывает существующее напряжение между представлениями о традиционной и инновационной дипломатии. Из этого следует, что дипломатическое представительство аккредитующего государства, решая задачи публичной дипломатии с использованием информационно-коммуникационных средств, прежде всего должно соблюдать действующее внутреннее законодательство государства пребывания и воздерживаться от сообщений в отношении внутриполитической обстановки других стран.
Что касается дипломатической неприкосновенности помещений и имущества дипломатического представительства в отношении его цифровых активов, анализ научных работ показал, что существует два способа толкования норм Конвенции: расширительный и буквальный. Согласно первому, электронная переписка, цифровые документы, информационное оборудование подпадают под действие дипломатических иммунитетов и привилегий, установленных Конвенцией. Однако, такой порядок может соблюдаться не во всех странах, так как текст договора содержит только понятие «вализы», «архивов и документов», что исключает применение документа в отношении виртуальных объектов. Полагаем, что ввиду множества субъектов с разными правовыми системами второй способ должен превалировать в международном праве для равнозначного исполнения норм всеми сторонами договора.
Согласимся, что на технические средства, такие как: компьютеры, серверы, маршрутизаторы, расположенные в помещениях представительства, распространяются дипломатические иммунитеты в соответствии с пунктом 3 статьи 22 Конвенции. Так же, как и используемая в тексте Конвенции формулировка, устанавливающая неприкосновенность документов и архивов представительства «в любое время и независимости от их местонахождения» позволяет расширить действие статьи 24 в отношении электронных документов, находящихся в облачных хранилищах данных [3]. Впрочем, даже расширительное понимание норм Конвенции может создать некоторые значительные проблемы на практике.
Во-первых, это вопрос распознавания электронных дипломатических документов. Действительно, IT-корпорации, которым вверяется ценная государственная информация, в целом гарантируют безопасность хранящихся у них данных, однако, злоумышленники всегда имеют возможность получить доступ к персональным активам. Как предлагает Jovan Kurbalija, решением может стать создание особо защищенных отдельных дипломатических серверов или специальное обозначение таких электронных документов [5, С.421]. На наш взгляд, намеренная маркировка секретной информации, наоборот, послужит своеобразным ориентиром и подорвет защиту данных. Решить данную проблему сможет только технология шифрования информации с использованием уникальных ключей авторизации.
Во-вторых, неопределенность территориального расположения облачных хранилищ. Сервера IT-компаний по хранению данных находятся во многих государствах мира, и поэтому, секретная информация, принадлежащая одному государству, может территориально оказаться в государстве, с которым у него отсутствуют дипломатические отношения.
В-третьих, неравенство сторон в предоставлении дипломатической неприкосновенности. Участниками Конвенции являются равноправные государства, которые и гарантируют соблюдение привилегий и иммунитетов иностранных представительств. IT-корпорации же не обладают деликтоспособностью, в случае нарушения неприкосновенного характера вверенных им дипломатических цифровых активов. Единственное решение — принятие соответствующих мер принимающим государством в отношении частных информационных организаций в пределах своей юрисдикции.
Защита цифровой дипломатической корреспонденции, установленная статьей 27 Конвенции [3], в реализации может иметь те же проблемы, как и обеспечение неприкосновенности электронных баз данных и документов.
Как видно, нормы Конвенции отвечают вызовам технического прогресса только при использовании расширительного способа их толкования, что, однако, не может в полной мере обеспечить безопасность электронных дипломатических активов. Именно поэтому 20 июня 2017 года между Великим Герцогством Люксембург и Эстонской Республикой было заключено соглашение о размещении данных и информационных систем (далее — «Соглашение») [6]. Соглашение было заключено «в соответствии с духом» Конвенции и фактически расширило сферу действия существующих норм в отношении электронных активов и серверов, находящихся вне помещений дипломатического представительства.
Принятие данного Соглашения играет значительную роль в развитии дипломатического права, цифровые активы и информационные системы дипломатического представительства впервые получили адресную защиту со стороны международных норм. В настоящее время, заключен еще один подобный договор между Люксембургом и Европейским патентным ведомством, свою заинтересованность в хранении государственных цифровых активов в Великом Герцогстве выразило Княжество Монако.
Таким образом, наиболее рациональным способом гармонизации действующих норм в контексте научно-технического прогресса может стать принятие дополнительного протокола, разъясняющего применение дипломатической неприкосновенности в информационном пространстве в отношении иностранных дипломатических цифровых документов, электронной переписки, информационного оборудования и серверных помещений.
Литература:
- Пантелеев Е. А. Внешняя политика и инновационная дипломатия // Международная жизнь. 2012. № 12. С.37–44.
- Israel in the Gulf. — Официальный аккаунт виртуального посольства Израиля в странах Персидского залива. URL: http://twitter.com/IsraelintheGulf
- Венская конвенция о дипломатических сношениях (Заключена в г. Вене 18.04.1961) // Ведомости ВС СССР, 29 апреля 1964, № 18, ст. 221.
- Комиссия по расследованию вмешательства во внутренние дела РФ пригласит посла США и руководство «Немецкой волны». 4 сентября 2019 г. — Официальный сайт ГД СФ РФ. URL: http://duma.gov.ru/news/46134/
- Kurbalija Jovan, «Rights and Obligations of States in Cyberspace”. Ed. Kathrina Ziolkowski. Peacetime Regime for State Activities in Cyberspace. International Law, International Relations and Diplomacy. Tallinn: NATO CCD COE Publication, 2013. — 782 р.
- Agreement between the Republic of Estonia and the Grand Duchy of Luxembourg on the hosting of data and information systems, done at Luxembourg, on the 20th of June 2017. — Riigi Teataja. URL: https://www.riigiteataja.ee/aktilisa/2280/3201/8002/Lux_Info_Agreement.pdf
