В данной статье исследуется статус лиц, получивших выгоду от недобросовестного поведения руководителей должника, в отношении которых существует презумпция контроля должника, правовые и экономические основания для привлечения их к ответственности и краткий анализ современной судебной практики.
Ключевые слова: субсидиарная ответственность, недобросовестное поведение, «центры убытков и прибыли», бенефициарные владельцы, недобросовестные контрагенты, существенный актив.
Предполагается, что лицо, которое извлекло выгоду из незаконного, в том числе недобросовестного, поведения руководителя должника является контролирующим (подпункт 3 пункта 4 статьи 61.10 Закона о банкротстве).
В Постановлении Пленума Верховного суда Российской Федерации № 53 разъясняется, что в соответствии с этим правилом контролирующим может быть признано лицо, извлекшее существенную (относительно масштабов деятельности должника) выгоду в виде увеличения (сбережения) активов, которая не могла бы образоваться, если бы действия руководителя должника соответствовали закону, в том числе принципу добросовестности [1].
Так, в частности, предполагается, что контролирующим должника является третье лицо, которое получило существенный актив должника (в том числе по цепочке последовательных сделок), выбывший из владения последнего по сделке, совершенной руководителем должника в ущерб интересам возглавляемой организации и ее кредиторов (например, на заведомо невыгодных для должника условиях или с заведомо неспособным исполнить обязательство лицом («фирмой-однодневкой» и т. п.) либо с использованием документооборота, не отражающего реальные хозяйственные операции, и т. д.).
В деле № А40–239656/17–70–214 «Б» суд установил, что объективное банкротство ООО «Фирма Тристан» явилось следствием применения схемы ведения бизнеса в течение 2012–2014 гг., включающей создание фиктивного документооборота и вывод денежных средств должника в значительном размере. Денежные средства передавались по договорам займа, заключенным с генеральным директором ООО «Фирма Тристан», без их последующего возврата в полном объеме. Данные денежные средства были использованы генеральным директором для достижения своих личных целей: приобретения в личную собственность недвижимости, погашения личных обязательств. Таким образом, произошло смешение личного имущества контролирующего лица и имущества должника.
В 2015 году ООО «Фирма Тристан», обладая признаками недостаточности имущества, фактически находясь в банкротном состоянии, отчуждало свое имущество, стоимостью 97,33 % от балансовой стоимости активов по данным бухгалтерского баланса на момент совершения сделки, гражданской супруге генерального директора должника, а также иным аффилированным лицам, в результате чего данные лица были привлечены судом к субсидиарной ответственности за совершение сделок, направленных на вывод активов, совершаемый для лишения кредиторов возможности удовлетворить свои требования за счет имущества, принадлежащего должнику [2].
Также предполагается, что является контролирующим выгодоприобретатель, извлекший существенные преимущества из такой системы организации предпринимательской деятельности, которая направлена на перераспределение (в том числе посредством недостоверного документооборота), совокупного дохода, получаемого от осуществления данной деятельности лицами, объединенными общим интересом (например, единым производственным и (или) сбытовым циклом), в пользу ряда этих лиц с одновременным аккумулированием на стороне должника основной долговой нагрузки. В этом случае для опровержения презумпции выгодоприобретатель должен доказать, что его операции, приносящие доход, отражены в соответствии с их действительным экономическим смыслом, а полученная им выгода обусловлена разумными экономическими причинами.
В деле № А07–28088/2019 суд установил, что группа лиц незаконно пользовалась возможностью ведения бизнеса, посредством построения бизнес модели с разделением на рисковые части «центры убытков» (ООО «Керамика», ООО «Кызыл — Таш»), на которые были возложены все расходы (заработная плата, обязательные платежи) и безрисковые «центры прибылей» (ООО «Мегастройсервис», ООО «Амстрон»). При этом все юридические лица, участвующие в модели ведения бизнеса, контролировались одними и теми же физическими лицами, связанными родственными отношениями, в связи с чем выбранная модель поведения отличалась от поведения обычных лиц в гражданском обороте, поскольку построена на доверительных отношениях, исключающих элементы предпринимательского риска. Поведение всех ответчиков характеризовалось подчинением одной воли и цели — извлечение «семейного» дохода от деятельности должника по реализации товара, пользующегося спросом. Не смотря на использование такой бизнес-модели конкурсному управляющем было отказано в привлечении к ответственности бенефициарных владельцев, реально получавших выгоду от недобросовестного использования корпоративной формы [3].
Учитывая, что участие в гражданском обороте практически всегда (а для коммерческих организаций всегда без исключения) направлено на получение выгоды даже добросовестным субъектом, сам факт получения выгоды участником оборота, вступившим в правоотношения с должником, не гарантирует установления для него статуса контролирующего лица для дальнейшего его привлечения к субсидиарной ответственности. Данная презумпция направлена на привлечение к субсидиарной ответственности бенефициарных владельцев бизнеса, которые в действительности получают активы, тем не менее, как показывает практика, выявление бенефициарных владельцев связано с определенными трудностями, что препятствует привлечению их к субсидиарной ответственности.
Литература:
- Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» // СПС КонсультантПлюс
- Определение Арбитражного суда города Москвы по делу № А40–239656/17–70–214 «Б» от 12.03.2020 года
- Определение Арбитражного суда Республики Башкортостан от 10.03.2020 года по делу № А07–28088/2019
