В статье авторы рассматривают совокупность представлений «герой» и «героизм» как объект этико-философского анализа через призму этических категорий.
Ключевые слова:долг, героизм, герой, перманентное, добро и зло, героическое, добродетель.
Традиционная азиатская этика — это этика долженствования, и она гласит, что из этой разницы как должен поступать человек и как он имеет право поступать и вытекает социальное зло — в этом состоит нравственность: выбирать между должным и собственными желаниями. Долг — это отношение к норме, социальной или моральной. Традиционная азиатская этика предполагает, что долг необходимо выполнять, ибо она сама есть «всеобщность и необходимость» [1, с. 204], но не всеобщность и возможность.
Вспомним еще восточных перипатетиков, признавших благоразумие в качестве главного принципа социального поведения, признавших также, что человек — единство рационального и иррационального; поступки людей определяются не только благоразумием, но и иррациональными мотивами, которые часто проявляются в героическом свершении. Противоречие личных интересов неизбежно, а когда противоречие эгоистических и групповых устремлений принимает конфликтную форму, наступает время героических дел во имя самосохранения социума. Героизм — неизбежный перманентный атрибут социального бытия.
Термин «перманентное» образован от латинского слова «permenio», что переводится как «продолжаюсь, остаюсь» и означает непрерывно продолжающийся, постоянный критерий чего-либо, чаще всего феноменов социального бытия. Награждая явление признаком перманентности, мы утверждаем единство его пространственно-временных характеристик, явление рассматривается не в статике, а в динамике. Понятие перманентное включает в себя и «пролонгированное», «продолженное» в будущее действие того или иного свойства явления или предмета. Героическое само явление перманентное, и его влияние на личность перманентно. Это влияние, не осуществляется автоматически, оно поддерживается и осуществляется через систему возвеличивания (возвышения) героического, которое функционирует в каждом социуме, если система не эффективна, то и влияние героического на личность не эффективна.
Человеческой натуре присуще делать добро. Добродетельность придает поступкам личности духовно — нравственный смысл, возвышает ее над злом, обыденностью, трусостью. Герой — истинный добродетель, духовно-нравственное значение героизма состоит в добродетельности. Исходя из этого этико-философского постулата, мы должны раскрыть место героического в структуре добродетельности, героя в структуре добродетеля.
«Добро, деятель, — писал со слов Сократа Платон, — есть нечто прекрасное» [2, с.462]. Вместе с тем древнегреческие философы добродетель связывают с доблестью, достоинством, свободой, гражданским долгом, душой, знанием и разумом, счастьем, справедливостью и мужеством [2; с.84]. Таким образом, Сократ и Платон заложили фундамент того, чтобы творящий добро стал настоящим героем жизни, добро стало образом мысли личности. Вследствие этого антропологического подхода к добру и творящему добро возникла теория героического гуманизма, о которой писал И. О. Лосский: «Человеческая личность вечна, — пишет философ. — Нет в мире ценностей, которые были бы выше индивидуального личного бытия и индивидуальной жизни, но многие ценности стоят выше земного, телесного существования. Подвергая опасности свою телесную жизнь ради высокой цели, человек сознает неразрушимость своей личности и в дополнение к метафизической вечности своего «Я» приобретает нередко еще и бессмертие в памяти потомков, как Сократ, мученики совести, Галилей» [3, с.199]. Только на основе такого «героического гуманизма» можно возвысить человеческий дух [3, с.200]. Мы бы назвали этот «героический гуманизм» гуманистическим героизмом, так как в основе героического лежит добродетель, стремление делать добро другим и защищать доброе.
Стоики добро и героическое объединяли в понятие «благодеяние». Сократ и Платон под добром подразумевали благо, благодеяние. Таким образом, добро — благо, добродетель — благодетель, добродеяние — благодеяние в этико-философской литературе рассматриваются как идентичные явления. «Не отступай, продолжай, — советует Сенека Эбуцию Либералию, — свое дело и стремись к жребию мужа добродетельного. Подавай помощь: кому средствами, кому кредитом, кому расположением, кому советом, кому полезными наставлениями. Звери и те сознают за собою обязанности» [4, с.14].
Добродетель, благодеяние бывают в двух формах: внешней — осязаемой и духовной — ментальной. Мы привыкли видеть героическое во внешней форме — в виде осязаемого добродеяния, а духовную — ментальную — не замечаем, игнорируем. Героическое проявляется не только в поступках пограничника, милиционера, летчика, чемпиона-спортсмена, а также в деятельности каждого человека, кто честно выполняет свой гражданский долг, содержит свою семью, воспитывает своих детей патриотами, тружениками, умножителями духовного богатства своего народа, особенно тех, кто своими духовно-нравственными поступками служит идеалом для молодого поколения. Духовно-ментальные формы добродеяния — это скрытое проявление интеллектуально-творческого, гуманистического героизма, они «…заключаются в душе. Существует большая разница между материей благодеяния и самим благодеянием. Посему благодеяние заключается не в золоте, не в серебре и не в каком-либо другом из предметов, слывущих весьма ценными, но в самом расположении дающего… По сей причине важно не то, что делают или что дают, но то, с каким расположением духа это совершают, ибо в этом — то расположении лица, дающего или делающего, и состоит самое благодеяние, а не в том, что дают или делают» [4; с.20]. Значит благодеяние, героическое прежде всего приносят удовлетворение самой личности, которая совершает их.
Действительно, культурные интеллектуальные герои получают огромное удовольствие от процесса творчества, своего научного поиска и умственного напряжения, однако этого невозможно применить к тем героям, которые рискуя собственной жизнью, здоровьем совершают подвиги. Когда Сенека говорит, что «благодеяние, оказываемое всем без разбора, никому не бывает приятно… Если ты желаешь сделать что-либо приятным, то сделай это редким» [4, с.26]. Действительно, трудно представить себе человека, который ради первого встречного жертвует своим здоровьем, жизнью, не задумываясь, отдает ему все свое состояние, забывает свои интересы или интересы своих близких.
Героизм не бывает без разбора, он выборочен, то есть личность, совершая тот или иной поступок, исходит из целесообразности их, полезности их для своих близких, так как быть добродетелем без рассудительности невозможно, так же «быть рассудительным, не будучи добродетельным, невозможно» [5, с.188.]. Значит, в структуре деятельности личности важное место занимают не только благодеяние, но и целесообразность, и готовность человека к свершению героического. При этом следует запомнить духовно-нравственную особенность добродеяния и героизма: «творящим добро остается безымянной (то есть в рамках скромности — Р.З.): она выше человека, как героическая и божественная»
[5, с. 342.]. Здесь Аристотель добродеяние и героическое рассматривает как равнозначные явления.
Героизм и добродетель не одно и то же, они в структуре деятельности личности занимают разные места, положение. Сенека утверждает, что «храбрость есть добродетель» [4, с. 50.], он не говорит, что добродетель есть храбрость. В храбрости, подвиге присутствует элемент самопожертвования, альтруизма, риска, а в добродетельности их присутствие необязательно. Поэтому, когда мы говорим о храбрости, героизме мы должны исходить из того, какие формы добродетельности они несут людям, обществу, действительно ли они способствуют духовно-нравственному становлению личности, или же они утверждают отрицательные установленные принципы, нормы жизнедеятельности. В структуре деятельности личности всегда присутствуют личностно — духовно-нравственные и официально установленные формы деятельности.
Возвращаясь к посылу о том, что герои появляются в кризисный период развития, необходимо заметить, что из этой посылки вытекает и циничное представление о героическом: «героизм — это следствие чьих-то ошибок», «героизм — это фанатизм», «в нормальном обществе нет места героизму», «героизм банален». Некоторые мыслители уподобляют познание мотивов героической самоактуализации «Я» с отношением к философии вообще, т. е. оно не для масс: «Меньшинство, может быть, — пишет Н. А. Бердяев, — более приобщено к разуму вселенскому, чем большинство, и поэтому философия не должна быть непременно для всех, не приобщенных, не должна опускаться до минимума [6, с. 275.].
Однако нужно отметить а) герический поступок совершается в интересах всех, б) героическое не сводится в героико — трагическому,
в) подвиг — акт добровольного волеизъявления. Ответ на циничные представления о героическом в своей работе дает Ф. Зимбардо: «акт героизма действительно является редкостью. Героизм поддерживает идеалы сообщества, служит удивительным руководством и примером просоциального поведения. Банальность героизма означает, что мы все — герои, ждущие своего часа. Это выбор, который в тот или иной момент придется сделать каждому из нас. Я верю, что, рассматривая героизм как эгалитарный, общий признак человеческой природы, а не редкое качество, присущее немногим избранным, мы можем лучше способствовать героическим поступкам» [7, с. 677]. Ф. Зимбардо переносит понятие героического из относительного понятия в разряд универсальных ценностей, таких, как добро и зло, благоговение перед жизнью и др.
Героями становятся личности, для которых моральные нормы стали внутренне присущими требованиями, которые закреплены даже на подсознательном уровне, диктат кантовского «морального закона внутри». Если исторические и психологические методики описывают героизм как уникальное явление, то этика допускает, что героизм не уникально-единичное явление, а повторяющееся, перманентное. В этом тезисе заключен огромный воспитательный потенциал, героизм не прерогатива выдающися личностей, а [гипотетически] доступен каждому.
Обобщая, можно заключить, что этические представления о героических мотивах можно подразделить на две группы. Нравственные мотивы героического находятся: 1) до и вне человека (провидение, миссия, долг) и 2) внутри человека (экспрессивизм, натурализм, альтруизм). На наш взгляд, они находятся в единстве, и нельзя их разлучать. Множество новоявленных терминов героической проблематики напоминает моральную демагогию: «индикатор моральной демагогии — этическая перегруженность языка, само обилие моральной терминологии и оценок в общественной коммуникации» [8, с. 7.].
Общество не может обходиться без героев и героического. Героическое — это преодоление собственного интереса, поступок вопреки естественной природе людей, нет не природы, а натуры, так как детерминируется биологическим (животным) инстинктом самосохранения. Героическое — это выход за пределы человеческого «естества», он или сверхъестественен, а всё сверхъестественное восхищает, рождает поклонение. Героическое восхищает и потому, что нередко оно связано с риском для жизни, человек рискует ради других, герой преодолевает земное притяжение собственных потребностей.
Таким образом, на основе рассмотрения вопросов соотношения потребностей и мотивов в героической деятельности, можно заключить, что героическое не только объективный и просоциальный по содержанию бескорыстный акт в интересах другого, но и форма самореализации личности, граждан. Социально-значимые виды подобной самореализации — это историческая деятельность и социальное творчество, в котором принимают участие все граждане с активной жизненной позицией, а не только выдающиеся личности.
Литература:
- Соловьев В. Соч. в 2 т. Т. 1. — М., 1988.
- Платон. Собр. Сочинений в 4-х томах. Т.1. — М.: Мысль, 1990.
- Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. — М.: Изд. полит. лит-ры, 1991.
- Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. — М.: Республика, 1995.
- Аристотель. Сочинения в 4-х.т. Т.4. — М.: Мысль, 1983.
- Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. — Москва: «Правда», 1989.
- Зимбардо Ф. Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев. М.: Альпина паблишер. 2013.
- Гусейнов А. Моральная демагогия как форма апологии насилия. Доклад на Международной конференции «Российско-германский диалог: насилие в посттоталитарных обществах» // Вопросы философии. № 5. 1995.
