История любого перевода складывается из непосредственно переводческих текстов, существующих на них отзывов, а также мыслей о переводческой деятельности в целом. В связи с этим полноценное изучение того или иного перевода включает в себя, во-первых, теоретический аспект, а именно изучение метода перевода и информацию о переводчике. Во-вторых, рецептивный аспект, состоящий из обзора критических материалов и статистических данных. В-третьих, эволюционный аспект, под которым подразумевается сопоставление всех существующих переводов с учетом развития переводческой мысли. И, наконец, историко-культурный аспект, соотношение подлинника и перевода на фоне культурного времени. Как отмечает Пеэтер Тороп в книге «Тотальный перевод», все выше перечисленные аспекты того или иного перевода могут исследоваться отдельно, однако, «целостная история перевода может появиться только на основе их соединения».[1, с. 55]
Попытка дать характеристику переводческой мысли англоязычной культуры середины ХХ в. составляет тему настоящего рассуждения. Выбор временного отрезка не случаен. Большое количество произведений русских классиков XIX в. были переведены на английский язык в начале ХХ в, когда переводчики практически не интересовались теоретической стороной их деятельности, что было обусловлено, как пишет Даниэль Вэйсборт (Daniel Weissbort) [2, с. 271–273], отсутствием времени. Огромное количество непереведенной литературы, которая ранее не вызывала ни научного, ни читательского интереса, заставляло переводчиков работать в сжатые сроки, ориентируясь во многом на уже сложившуюся в викторианскую эпоху и получившую в дальнейшем развитие переводческую традицию, согласно которой переводчик имеет право изменять оригинал в соответствии с собственными убеждениями.
В середине ХХ в. стали появляться новые переводы произведений русских классиков. Зарубежные исследователи истории переводческой рецепции творческого наследия русских писателей XIX в. видели несколько причин желания переводчиков середины столетия создать свой собственный вариант перевода того или иного произведения писателя, а не редактировать существующие на то время переводы.
Во-первых, это связано с формированием в лингвистике нового понимания переводческой деятельности, согласно которому переводчик не просто подбирает эквивалентные единицы, но также «несет ответственность за внедрение чужеродной “идеи” в свою культуру (bears responsibility of introducing an alien “concept” into his own culture)» [3, с. 369].
Во-вторых, в это время профессионализм переводчиков начала века ставится под сомнение многими литературоведами и лингвистами, которые указывали также на «чересчур викторианский стиль (too Victorian)» [3, с. 370] первых переводов.
Наконец, возможной причиной необходимости создания новых переводов стало появление на английском языке дневников, писем писателей, а также исследовательских работ, посвященных творчеству русских классиков, что заставило литературоведов заново обратиться к их творческому наследию.
В 1940–1950-х гг. западное переводоведение было сосредоточено на изучении проблемы «переводимости», а именно возможности в переводе преодолеть различия, разделяющие языки и культуры. Подобный скептицизм нашел отражение в работах представителей направления «аналитической философии», развивающейся преимущественно в англоязычных странах и объединяющей большое количество разнообразных концепций и школ.
Уильярд Куайн (Willard Quine) отмечал, что «нет никакого иного способа сравнения лингвистических значений, нежели как в терминах предрасположенности людей к открытой реакции на социально наблюдаемые стимулы. Результатом этого ограничения является то, что проблема перевода сталкивается с систематической неопределенностью» [4, с. 13]. Переводя лексические единицы, нельзя ориентироваться на сходство обозначаемых объектов, так как значение каждого из использованных слов может содержать дополнительные оттенки, присущие тому или иному языковому контексту. В связи с этим, по мнению Уильярда Куайна, перевод невозможен, так как нельзя передать при помощи одной фразы весь контекст другого языка.
На фоне подобного скептицизма формируется новое понимание переводческой деятельности: задача переводчика заключается не просто в переводе одного целого текста в другой целый текст, а во внедрении оригинала в новую культурную среду. Подобный подход получает свое развитие в трудах Юджина Альберта Найды (Eugene Albert Nida). Выделив формальную и функциональную эквивалентности, Ю. Найда, по сути, работает в рамках «одомашнивающей» и «отчуждающей» стратегий.
В XIX в. борьба двух переводческих систем, известных еще с древних времен, а именно системы свободной передачи оригинала и системы буквальной, подстрочной передачи, усложняется двумя антиномическими переводческими стратегиями, разработанными Фридрихом Шлейермахером. Первая стратегия – «одомашнивающая» («domesticating») – приближает иностранного автора и иностранное произведение к культуре реципиента, делая их более доступными для восприятия. Вторая стратегия – «отчуждающая» («foreignizing») – заставляет читателя перевода максимально погрузиться в культуру оригинала.
«Отчуждающий» метод отличается от формальной эквивалентности, предложенной Ю. Найдой, тем, что фиксирует культурологические особенности оригинала, в то время как объектом внимания формальной эквивалентности является непосредственно оригинал, с точки зрения формы и содержания. Различия между «одомашнивающим» подходом и функциональной эквивалентностью минимальны. Целью в обоих случаях является создание так называемого «плавного перевода (fluent translating)» [5, с. 21], который достигается путем варьирования оригинала относительно канонов воспринимающей стороны. И при «одомашнивающем» подходе, и при функциональной эквивалентности лингвисты отмечают «этническое насилие (ethnocentric violence)» [5, с. 21] над оригиналом, культурологические особенности которого нивелируются в процессе перевода. Достижение «плавного перевода», максимально приближенного к культуре реципиента, происходит за счет создания «легкого и естественного стиля (an easy and natural style)» [5, с. 21], замены особенностей исходного языка особенностями языка перевода. При этом, пытаясь добиться от перевода того же эффекта на читателя, что имел оригинал, переводчик иногда вносит в текст оригинала «определенные исправления (certain improvements)» [6, с. 155] или объяснения. Особенно ярко данная тенденция прослеживается на передаче форм номинаций и обращений, национально и религиозно маркированной лексики, своеобразной авторской речи. В попытке создать максимально приближенный к культуре реципиента текст, переводчики постоянно дополняют текст оригинала, прибегают к использованию клишированных в английском языке грамматических, синтаксических конструкций, заменяя ими важные элементы оригинала, благодаря которым формируются речевые портреты персонажей, своеобразный авторский стиль.
Стоит подробнее остановиться на популярной вышеупомянутой «одомашнивающей» переводческой стратегии. Приблизительно с конца XIX в. и в Англии, и в Америке наметилось пренебрежительное отношение к переводной литературе, сохранившееся вплоть до конца XX в. Прежде всего, это связано с определенным отношением к переводу как явлению. В эпоху господства авторского права перевод, как пишет Лоуренс Венути (Lawrence Venuti), «вызывает опасения неаутентичности, искажения и контаминации (translation provokes the fear of inauthenticity, distortion, contamination)» [7, с. 26], так как перевод – это всегда производный материал от оригинала, не обладающий «ни самовыражением, ни уникальностью (neither self-expression nor unique)» [7, с. 26].
В конце XIX в. и начале XX в. переводчиками в основном были писатели, энтузиасты, проявившие интерес к тому или иному автору, произведению или культуре. С середины ХХ в. в связи с развитием теории перевода ситуация резко меняется. Переводчиками в основном становятся люди, обладающие соответствующим образованием. Однако ни в Англии, ни в Америке «перевод не является предметом научного исследования, умение переводить не является обязательным требованием для получения должности профессора в университетах, а переводные тексты редко становятся предметом научного интереса литературоведов (translation is rarely considered a form of scholarship, it does not currently constitute a qualification for an academic appointment, and translated texts are rarely made the object of research by literary scholars)» [7, с. 27].
Перевод вплоть до последнего времени воспринимался как некая копия оригинала, не представляющая ни научной, ни культурной ценности. В связи с этим переводчик старается быть «невидимым» (Л. Венути), для того чтобы создать иллюзию отсутствия некоего исходного материала. Это возможно только при максимальном приближении оригинала к культуре и языку перевода. В аннотациях к различным переводам издатели в основном отмечают доступность, простоту языка перевода, «не обращая внимания на его точность и правильность, связь с литературными направлениями и на переводчика (neglecting such other possible questions as its accuracy, its relation to literary trends, and the translator)» [7, с. 2]. Авторы вступительных статей при подборе того или иного критического материала ориентируются в большей степени на вкусы потребителя, чем на существующую традицию, для того чтобы привлечь к данному изданию как можно больше читателей. Это объясняет наличие во вступительных статьях и комментариях так называемых сенсационных суждений и предположений. Отзывы относительно качества перевода, как правило, ограничиваются комментариями о стиле и «плавности» английского языка: «прекрасно переведено, отличная работа, легко читаемый перевод (beautifully translated, a fine job, this apparently graceful translation)» [8, с. 1]. При этом авторы подобных заметок, как пишет Рейне Скалт (Rainer Schulte), часто не владеют достаточными знаниями языка и культуры оригинала. Цель таких высказываний – убедить читателя в доступности и понятности языка публикуемого произведения.
Подобное положение дел обусловлено, во-первых, законами рынка, во-вторых, определенной мировой политикой Америки. Еще на рубеже веков издательства вкладывали деньги только в те проекты, которые, заранее хорошо разрекламированные, в любом случае приносили бы прибыль. В связи с этим в начале ХХ в. в Америке появляется большое количество инсценированных произведений иностранных авторов, опубликованных в дальнейшем в виде пьес и сценариев. Подобная тенденция сохраняется на протяжении всего ХХ в.
Социально-экономические условия заставляют издателей публиковать только то, что уже хорошо разрекламировано и доступно среднему потребителю, интересы которого ограничиваются, по словам Джона Хиллиса Миллера (Jon Hillis Miller), теоретика литературы, «кинематографом, телевидением и популярной музыкой (a culture of cinema, television, and popular music)» [9, с. 285]. Гегемония английского языка, этноцентризм, империализм и геополитические отношения демократических стран способствуют, по мысли Л. Венути, распространению и укреплению «одомашнивающего» подхода к переводу, который не утратил своей популярности и в конце ХХ в., несмотря на появление многочисленных критических отзывов и призывов пересмотреть доминирующую переводческую стратегию.
Таким образом, в середине столетия на фоне доминирующей «одомашнивающей» переводческой стратегии, отвечающей во многом конъюнктуре рынка и не идущей вразрез с законом авторского права, популярность получает теория эквивалентности Ю. Найды. По его словам, «передача любого сообщения должна проходить в рамках динамического подхода (the transmission of a message must be held in terms of a dynamic dimension)» [6, с. 120], являющегося основным в переводческой деятельности. Учитывая популярность в англо-американском мире «одомашнивающего» подхода и работ Ю. Найды, являвшегося советником по вопросам перевода в американском библейском обществе, можно предположить, что переводы, создаваемые в то время, были выполнены в рамках данных концепций.
- Литература:
- Тороп П. Тотальный перевод. – Тарту: Издательство Тартуского ун-та, 1995. – 220с.
Translation – Theory and Practice. A Historical Reader. Edied by Daniel Weissbort & Astradur Eysteinsson. – Oxford: University Press, 2006. – 649 p.
Encyclopedia of Literary Translation into English. Editor Olive Classe. London. – Chicago: Fitzroy Dearborn Publishers. In 2 vol.
Куайн У. В. Слово и объект. – М.: Логос Праксис, 2000. – 386 c.
- Venuti L. The Translator’s Invisibility. A History of Translation. – London & New York: Routledge, 1995. – 353 p.
Nida E. A. Toward a Science of Translating. – Netherlands: Leiden E. J. Brill, 1964. – 331 p.
Cultural Functions of Translation. Edited by Christina Schaffner and Helen Kelly-Holmes. – Clevedon: Multilingual Matters LTD, 1995. – 86 p.
Schulte R. The Translators and Their Critics // Translation Review. – Dallas: University of Texas. – 1986. – № 21–22. – P. 1–2.
Miller J. H. Presidental Address 1986. The Triumph of Theory, the Resistance to Reading, and the Question of the Material Base // Publication of the Modern Language Association 102, 1987. – P. 281–291.
