Радикальный правовой морализм — законнический морализм



Радикальный правовой морализм — законнический морализм

Басаркина Юлия Витальевна, студент

Казанский (Приволжский) федеральный университет

При издании нормативно-правового акта законодатель всегда озабочен последующим его исполнением. Будет ли выполнен тот или иной акт, напрямую зависит от его признания народом, на что в большой мере влияют этические воззрения. Именно вопросу обязательности морального содержания права посвящена данная статья. Актуальность данной темы состоит в том, что сейчас на пути к формированию правового государства важно определить, что есть право, на каких принципах оно строится. Статья представляет собой обобщение идей и суждений знаменитых культурных деятелей и наиболее видных представителей науки. В результате выполненного анализа были найдены ответы на следующие вопросы: о причине закрепленного в праве отказа от смертных казней, инцестов, разрешения эвтаназии, трансплантации органов; о взаимовлиянии права и морали; о способе определения грани морали для права и источников ее установления; о проявлениях законнического морализма; о возможности аморального законодательства. В материале были рассмотрены допустимость наказаний в подлинном праве, основанном на морали, правоприменения такого права, зиждущегося на этических не прописанных в законах категориях, без злоупотребления права. Изучив, различные точки зрения на поставленную проблему, а также представленные примеры, автор приходит к выводу, что относительно морального содержания права не стоит придерживаться радикальной позиции, однако нравственное наполнение законов имеет место быть в определенных границах.

Ключевые слова: радикальный правовой морализм, подлинное право, моральные ценности, этический максимум, этический минимум.

Одним из представителей радикального правового морализма можно назвать Ф. М. Достоевского, который утверждал, что правопорядок и правовые институты должны соответствовать религиозно нравственным ценностям общества. Именно христианские заповеди он ставит в качестве нравственного эталона, из которого «должны черпать свой дух» право и государство [13, c. 374].

В качестве аргумента необходимости соответствия права моральным ценностям он приводит систему наказания Российской Империи: «Знаменитая келейная система достигает только ложной, обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок из человека, нервирует его душу, ослабляет ее, пугает ее и потом нравственно иссохшую мумию, полусумасшедшего представляет, как образец исправления и раскаяния» [4, c.15]. Достоевский утверждает, что подобная система не соответствует нравственным устоям, а именно состраданию по отношению к преступнику, поэтому не достигает своих целей в виде исправления осужденных, восстановления справедливости и предупреждения новых преступлений.

Этим рассуждением Ф. М. Достоевский пытается донести мысль о неэффективности права, противоречащего этическим принципам. А непродуктивная правовая система должна быть заменена.

Аргументом в пользу концепции законнического морализма являются и попытки возвести моральные нормы, существующие на данный момент в обществе, в рамки закона. Рассмотрим, например, Моральный кодекс строителя коммунизма (вошедший в тексты Третьей Программы КПСС и Устава КПСС, принятые XXII съездом (1961)). Он закреплял принципы «добросовестного труда на благо общества: кто не работает, тот не ест», «гуманных отношений и взаимного уважения между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат», «честности и правдивости, нравственной чистоты, простоты и скромности в общественной и личной жизни» и т. д. Несоблюдение этих принципов, имеющих, на первый взгляд, лишь этическое значение наказуемы со стороны права: тунеядство, оскорбление человека, спекуляция (как источник богатства, а значит отсутствия скромности в личной жизни) классифицировались как правонарушения.

Это можно назвать попыткой сымитировать подлинное право путем закрепления моральных ценностей социалистического общества, признанных общеобязательными для всех стремящихся к коммунизму. Кроме того, в рамках фиксирования моральных ценностей в законах можно также говорить и о формирующей роли права для морали. Так право устанавливает определенные модели поведения, которые трактуются правильными для нравственного сознания людей.

Тенденцией к большему соответствию права морали можно и назвать отношение государства к урегулированию вопросов, связанных с правом на жизнь человека: дилеммы, относящиеся к смертной казни как высшей меры наказания, а также к лишению жизни еще не родившегося человека, то есть к абортам. Человеческая жизнь признается высшей ценностью, ее насильственное отнятие претит основополагающим нравственным положениями, принципу гуманизма.

На данный момент существует установка среди многих стран к отказу от смертной казни и к уменьшению перечня преступлений, за которые она назначается: убийство, государственная измена, террористические акты, применение оружия массового уничтожения и т. д. Более того ограничивается круг лиц, которым может быть она назначена. Например, в Казахстане ей не могут быть подвергнуты лица, не достигшие совершеннолетия; женщины любого возраста; люди, которые на момент совершения преступления исполнилось 63 года (хотя с 2003 года там установлен мораторий). Ее исполнение становится непубличным. Развиваются технологии, призванные ускорить наступление смерти и уменьшить боль при исполнении данного наказания (смертельные инъекции). Увеличивается объем процессуальных и иных гарантий при ее назначении [2, c. 26]. Этому во многом способствуют деятельность международных организаций (ООН, Совет Европы), и принятых ими актов: резолюции Генеральной ассамблеи ООН 1977, 1980 годов, Всеобщая декларация прав человека, Протокол № 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод «Относительно отмены смертной казни» и т. д. Ввиду этого большинство стран отвергает смертную казнь как высшую меру наказания, потому что она противоречит этико-правовым ценностям, отрицает неотчуждаемое и неприкасаемое право на жизнь. Еще это объясняют тем, что участники судебного процесса ставятся в сложную нравственную ситуацию: адвокату приходится заключать сделку с совестью, создавая видимость защиты, когда обвинительной приговор уже предрешен, что часто было в таких случаях, или наоборот пойдет на все, чтобы спасти своего клиента. Конечно, подобные модели поведения могут быть и при других наказаниях, однако, несомненно, здесь вопрос стоит острее не только для адвокатов, но и для судей, которые взваливают на себя груз ответственности за лишение человека жизни. Нельзя в данном случае забывать и про палачей, не смотря на то, какие бы новые механизмы не использовались, они все еще остаются «убийцами в законе». Само наличие подобной профессии несовместимо с принципами гуманизма и ненасилия. В большинстве стран введен мораторий (Россия), есть и такие в Конституциях, которых закреплено непринятие смертной казни (Франция). Другие юридически не отменили данный вид наказаний, но не исполняют подобные обвинительные приговоры (Таиланд, Индия, Алжир). Вопреки аргументам существуют и те государства, которые активно используют смертную казнь: США, Китай, Северная Корея, Израиль. Они обуславливают это тем, что так заставят людей больше уважать закон и правопорядок, уменьшается уровень преступности, общество избавляется от нежелательных элементов без возможности возвращения (в случае пожизненного заключения возможен побег из тюрьмы), а в местах лишения свободы содержится преступник за счёт налогоплательщика. Находятся даже оправдания с моральной стороны — пожизненное заключение без права амнистии означает то, что осужденные до конца своей жизни будут находить в четырех стенах без возможности сесть и прилечь в течение дня на кровать, под постоянным надзором сотрудников, с редкими короткими свиданиями с близкими, которые вряд ли захотят с ними увидеться после содеянного. Это может привести к тому, что человек медленно сходить с ума и жизнь не будет ему в радость. Поэтому поддерживающие смертную казнь говорят, что она гуманнее, чем пожизненное заключение, тем более ее можно провести безболезненно при помощи той же процедуры инъекции, при этом человек может сохранить себя.

Хотя изначально известный еще в первобытном обществе принцип талиона, согласно которому мера наказания должна воспроизводить вред, причинённый преступлением, был введен как раз с целью сократить количество применения мести, как основного средства возмездия.

Жизнь каждого человека ценна. И всегда существует вероятность, что человек раскается в совершенном и пройдет через духовно-нравственное преображение, смертная казнь же не дает такой возможности. Более того к моменту исполнения наказания преступник может уже осознает тяжесть своего деяния, но не сможет загладить вину, попытаться исправить сделанное, так и не успокоив свою душу.

Относительно дискуссии по поводу того, с какого момента человека можно считать человеком неразрывно связано с правом на жизнь и проблематикой аборта. По данному поводу есть разные точки зрения. Так, М. Д. Шаргородский полагал, что моментом начала самостоятельной жизни младенца является либо начало дыхания, либо момент отделения пуповины [21, c.59]. Аналогичного мнения придерживался И. Я. Фойницкий, который считал моментом начала жизни ребенка то мгновение, с которого его организм способен самостоятельно функционировать, и полностью отделен от организма матери [16, c.18]. А. Н. Красиков полагает, что начальным моментом жизни человека является полное изгнание или извлечение продукта зачатия из организма беременной женщины, то есть когда плод отделился от утробы роженицы и начал самостоятельно дышать. При этом особое внимание он уделяет признаку живорожденности, которым обязательно должен обладать новорожденный [7, c.9–10].

Так, во Франции жизнь ребенка начинает защищаться законами через 10 недель после зачатия, в Дании — после 12 недель, в Швеции — после 20. В то же время во многих странах жизнь ребенка юридически защищена только после рождения. В международном праве в свое время серьезные дебаты вызвал именно вопрос об определении начального периода жизни ребенка. Некоторые страны еще при обсуждении проекта Конвенции о правах ребенка предлагали ребенком считать человеческое существо с момента зачатия, но другие были против этого. Поэтому об обязательствах государства гарантировать жизнь еще не рожденному ребенку упоминается лишь в преамбуле названной конвенции, которая не обладает юридической силой. В октябре 2011 года Европейский суд уже признал, что оплодотворенная человеческая яйцеклетка уже является человеком и запретил любые манипуляции с эмбриональными стволовыми клетками человека [5].

Шидловская Т. Ю. заверяет, что право имеет настоящую ценность лишь тогда, когда закрепляет нравственные принципы и идеи, свойственные данному обществу. А выполнение правовых норм в значительной мере обуславливаются тем, в какой мере они соответствуют принципам общественной и общечеловеческой морали, идеалу справедливости. Это предусматривается при разработке нормативно-правовых актов государством. Однако при формулировке моральной нормы в правовых актах, правотворческий орган должен уважать право каждого на возможность нравственного выбора в той или иной ситуации, признавать свободную личность, а не гражданина, нуждающегося в опеке со стороны государства. Поэтому российский законодатель призван закреплять в правовых положениях не абсолютно все моральные нормы, а лишь те, нарушение которых негативно отражается на жизненно важных отношениях и сферах общества [22].

М. И. Байтин разграничивает право на позитивное и естественное. При этом естественное право он видит в качестве морали и не являющимся правом в юридическом смысле, представляющим собой ближайшую и необходимую духовную (идейную) предпосылку права. А претворяет идеи естественного права в жизнь основанное на нем же позитивное, или собственно юридическому право [1, c.20].

Цыбулевская О. И. считает, что нравственным нормам должно соответствовать не только право, но и его применение. Ярким аргументом в пользу данной позиции является наличие в Гражданском кодексе оценочных категорий таких как добрая совесть, существенный вред, разумный срок, требующих соответствующих моральных качеств судей [18]. Но многие юристы относятся к ним с сомнением, видя в них очередной повод для злоупотребления, так как в нормативно правовых актах не дается истолкование данных терминов. По нашему мнению, профессиональный юрист должен интерпретировать их самостоятельно в каждом конкретном случае, исходя из нравственных убеждений, сформировавшихся за время работы и обучения. Кроме судей и у административных органов власти, деятельность которых связана с принятием решений по усмотрению, соблюдение конкретных нравственных требований опирается на существование этических профессиональных кодексов, нарушение норм которых может привести в том числе и к исключению из данного профессионального сообщества.

Еще одним способом воспитания у будущего юриста нравственно-юридического мировоззрения с ядром в виде высших ценностей: свободы, справедливости, равенства — является подготовка не просто квалифицированных, но и высоконравственных юристов в процессе образования. Это должно стать, по мнению Цыбулевской, одним из приоритетов государственной политики в сфере образования, так как пробелы в знаниях можно в будущем восполнить усиленным самообразованием, а отсутствие «морального стержня» ничем не компенсировать. Этому следователю, прокурору, судье, юристу при разных обстоятельствах придется решать, что является не только законным, но еще и справедливым.

В. С. Нерсеянц вовсе отрицает положения законнического морализма, строго отделяя мораль от права, заявляет: «Подобные взгляды означают по сути дела, что право должно быть не правом, а моралью, содержание позитивного права должно быть не правовым, а моральным. что подобное моральное правопонимание неизбежно деформирует существо не только права, но и морали» [3, c.83–84].

Поддержку данной позиции можно проследить и у В. Садурского, предлагающего выдвинуть критерием права «ненанесение вреда» другому лицу, придуманным Г. Хартом. Однако концепция Харта имеет слабые места, представленные Дж. Фейнбергом. Во-первых, процедуру эвтаназии, разрешенную в ряде стран (Австралия, Люксембург, Нидерланды), можно тоже назвать убийством, предполагающим собой причинение вреда. Но те правовые системы, которые дозволяют совершении эвтаназии, исходят из ее добровольности и проведения в интересах больного, таким образом проявляется этический критерий, а не «ненанесение вреда». Во-вторых, инцест с использованием контрацептивов не угрожает третьим лицам, а, осуществляясь приватно, не задевает ничьих чувств. Следовательно, аргумент в пользу объявления такого инцеста преступлением должен базироваться исключительно на утверждении, что «это порочно само по себе» [10, c.187]. В-третьих, ограничение на трансплантацию органов даже с согласия донора в некоторых странах тоже связано с этическими соображениями. Хотя Дж. Фейнберг сам же оспаривает последний пункт, утверждая: «автономная личность должна иметь право свободно распоряжаться своим телом (при условии действительной добровольности), в том числе дарить или продавать свои органы». [10, c.190]

С. И. Некрасов же рассматривает положение право и морали, как отношения взаимодополняемости. Он признает их самостоятельность, однако и их ценностное единство тоже: свобода, равенство, справедливость, гуманизм. Хотя содержание идей этих двух систем отличается, ввиду специфичности их форм: нравственность содержит аксиологический максимум — абсолют, право — необходимый и достаточный минимум [11, c.8].

Различность содержания правовых и нравственных ценностей хорошо на примере свободы раскрывает Б. Н. Чичерин «Первое касается внешних действий, составляющих область внешней свободы, которая одна подлежит принуждению; второе обращается к внутренним побуждениям, истекающим из свободы внутренней. Из первого рождается право; второе составляет источник нравственности» [20, c.63].

А. В. Петров называет право ступенью нравственного сознания и предписывает ему ввиду этого следующие задачи: «воплощение добра, ограничение и исправление зла». [14, c.103]. По мнению А. В. Петрова, воплощение высших общечеловеческих ценностей устанавливает смысл существования права и соответственно его природу.

Идея о праве как ступени нравственного сознанная была подчерпнута у П. И. Новгородцева, который представлял правопонимание вечными основами морального сознания: принципами «личности и ее безусловного значения, принципом равенства и свободы, справедливости и любви», которыми «всегда питалось прогрессирующее правосознание и которыми оно будет всегда питаться впредь» [12, c.306]. Однако кроме этого П. И. Новгородцев озабочен проблемой искажения права «мелкой практикой и односторонней теорией», высказывает о необходимости сохранить его «моральную основу» [6, c.205]

Чичерин возражал против нравственного содержания закона, заявляя, что тот сам разрешает «совершать безнравственные действия» [19, c.693]. Более того он подтверждает свою мысль следующим аргументом: «принудительное осуществление минимального добра противоречит самой природе нравственности, которая опирается исключительно на акт доброй воли и, соответственно, осуществляется по внутреннему убеждению» [19, c.690].

Е. А. Лукашева признает право этической категорией, к которой можно применить моральные оценки с позиции добра и зла, честного и бесчестного. В доказательство свой позиции она приводит то, что экономически господствующие классы отвергают действующие системы права как несправедливые, выдвигая при этом новые моральные критерии оценки права, которые отражают новые представления о справедливости, социально определенные представления о добре и зле, которые воплощались в системе правовых отношений [9, c.120].

Г. Кельзен отрицает взаимовлияние права и морали, возможность применения нравственных критериев оценки права. Он выдвигал идею о специфичности правовой ценности, отличающейся от любых других, в том числе и моральных [19, c.129].

О. В. Холмс, поддерживая позицию Г. Кельзена, писал, что «для понимания права к нему надо подойти с позиции плохого человека, для которого мораль не стоит ломаного гроша, и он лишь желает знать, как власть наказывает за то или иное противоправное действие» [19, c.129].

Г. Радбрух анализирует в своей книге «Философия права» разные подходы к соотношению права и морали:

1 право — «этический минимум» (Г. Еллинек);

2 право — «этический максимум» (Т. Шмоллер);

3 право — «экстенсивный этический минимум»;

4 право — «интенсивный этический минимум».

Если в первой позиции развивается мысль об ограниченности права и его способности охватить лишь небольшой круг отношений, входящих в предмет регулирования нравственных норм, то во второй позиции выдвигается идея физического бессилия морали, когда правовая норма обладает способностью принудить человека к своему исполнению. Третий пункт он объясняет тем, что отдельные моральные обязанности распространяются на определенные правовые. Четвертый — моральные обязанности воплощаются в правовых лишь внешним осуществлением, при этом не касаются внутреннего аспекта — мысли.

На наш взгляд, все эти позиции, представленные Радбрухом, имеют общее то, что в основе права мораль, но, называя право «минимумом морали», мы принимаем и его как фундамент нравственности. Значит, эти два явления позволительно отнести к взаимнообуславливающим. Поэтому можно сказать, что все эти подходы подтверждают концепцию радикального правового морализма.

Кроме перечисления подходов Г. Радбрух пишет о двояком значении морали для права: «с одной стороны, она является целью права, и как следствие этого, с другой стороны, — функцией его обязывающего действия» [15, c.56].

Радбрух Г. дает классическую формулировку «законнического морализма». Он, будучи сторонником этой концепции, высказался, что государственный закон следует считать, как действующий даже в том случае, если он по своему содержанию несправедлив, «ибо противоречие закона справедливости достигает здесь невыносимой степени, так что закон отклоняется от справедливости, приобретая характер «неправильного права» [8, c.29]. Примерами несправедливых законов он называет те, которые предоставляют тому или иному лицу права человека или отказывают в них исключительно по произволу, поощряют убийство политических противников, когда приказывают убивать представителей другой расы, а за такие же преступления против собственных единомышленников карают самыми страшными и позорнейшими наказаниями [15, c.226].

Лон. Л. Фуллер не стоит на позиции радикального правового морализма, он признает, что некоторые законы могут быть аморальны, но полностью аморальная правовая система перестает быть системой правил. Для того, чтобы правовая система была именно правовой системой (то есть системой правил), большинство ее правил должны удовлетворять моральным стандартам справедливости и честности— таким, как беспристрастность, своевременное уведомление о правилах и т. д. Эти критерии Фуллер называет «внутренней моралью права», или «моралью, которая делает право возможным» [10, c.56]. Любое право по необходимости морально.

Это объясняется тем, что невозможно быть искренним приверженцем аморальной правовой системы. Следовательно, в долгосрочной перспективе аморальная правовая система неосуществима — она будет противоречить общественной нравственности, а значит, не поддерживаться обществом и не устоит в течение длительного времени.

Несомненно, правовые нормы в целом должны соответствовать морали, в которой выражается представление общества о хорошем и плохом. Но в то же время, мы не считаем, что стоит придерживаться радикальной позиции: право, не совпадающее с моралью, является неподлинным правом. В качестве аргумента, подтверждающих данную позицию можем привести ограничение ретроспективного законодательства. Если даже закон с нравственной точки зрения был несправедлив и его заменили на более достойный согласно этическим соображения, то в отношении тех, кто уже подвергся воздействию данной нормы, он бы ничего не изменил. Так как это нарушило бы чисто правой принцип «закон обратной силы не имеет», которого не встретишь в морали. В этом случае поступить нравственно, применив ретроспективное законодательство, будет означать противоправно, и нельзя будет сказать, что данный принцип делает действующее право неподлинным.

Особый случай представляет собой шариат. Он не имеет чисто правового происхождения, поэтому трудно выделить из него отдельно правовые и моральные нормы, тем более они являются еще и религиозными. И они все обязательны для исполнений. Причина этого во многом состоит в том, что шариат возник и развивался как конфессиональное право, органически слитое с теологией ислама. У права и морали в данном случае единые источники, критерии оценки тех или иных поступков, санкции по отношению к ним, предписываемые модели поведения: повиновение правилам, любовь к собратьям и Аллаху и т. д. В традиционной правовой семье тоже сложно определить предел моральности права, так как оно само произрастает из многочисленных традиций и обычаев. Писанных норм не существует, а повиновение добровольно, что является одним из характерных черт морали, и основано на уважении духов предков и природы. С рассматриваемой нами проблематикой вполне можно выделить еще отдельно национальные системы стран Дальнего Востока (Япония, Китай), которые строятся на философский учениях — конфуцианство, даосизм, легизм. Этим объясняется особенность трудноуловимой границы нравственности законов — возможность достижения гармонии между людьми, а также между человеком и природой. Относительно грани уровня морали в законах других правовых систем, соглашаемся с позицией Бентама, который определяет ее критерием полезности [17], то есть нравственные нормы, отраженные в праве, имеют место быть до тех пор, пока их наличие не препятствует достижению благосостояния общества и отдельной личности.

Литература:

1. Байтин М. И. Сущность— права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов, 2001–416с.
2. Гордон А. В. Нагорная И. И. Снижение смертных приговоров и казней как общемировая тенденция. (реферативный обзор)//Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 9: востоковедение и африканистика. Рефератный журнал,2018 — № 4. — С. 24–29
3. Графский В. Г., Дождев Д. В., Ефремова Н. Н., Козлова Н. Ю., Лаптева Л. Е., Мамут Л. С., Нерсесянц В. С. Политико-правовые ценности: история и современность //Под ред. В.С Нерсесянца. М.: Эдиториал УРСР, 2000. —256с
4. Достоевский Ф. М. Записки из мертвого дома // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. В 30 т. Т. 4. Л.: Наука, 1972. —323 с.
5. Журсимбаев С. Право на жизнь: проблемы определения начала//Закон и время, 2013 -№ 01 (145) –С. 23–27 URL: https://www.zakon.kz/4546800-pravo-na-zhizn-problemy-opredelenija.html (дата обращения 21.07.20).
6. Кацапова И. А. Правовая идея П. И. Новгородцева: нравственное начало общественной жизни и его выражение в морали и праве// История Философии, 2011 — № 16. — С. 185–207
7. Красиков А. Н. Уголовно-правовая охрана прав и свобод человека в России. — Саратов, 1996 –211с.
8. Лазьер В. Коллизии права и морали в западной правовой традиции// Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Юриспруденция, 2018 -№ 4. — С. 25–36
9. Лукашева Е. А. Право. Мораль. Личность. М., «Наука», 1986. — 264 с.
10. Моисеев С. В. Философия права. Курс лекций [Текст] / С. В. Моисеев. — 2-еизд., испр. и доп. — Новосибирск: Сиб. унив. изд-во, 2004. — 262с.
11. Некрасов С. И. Некрасова У. И. Ценностное единство нравственности и права.// Общество и право, 2006 — № 3(13). — С. 7–12
12. Новгородцев П. И. О задачах современной философии права // Новгородцев П. И. Сочинения. М.: Раритет, 1995. —446 с
13. Новгородцев П. И. О своеобразных элементах русской философии права // Новгородцев П. И. Сочинения. М.: Раритет, 1995. —С. 367–387.
14. Петров А. В. Баскакова А. М. Нравственное право: традиции и современность// Приволжский научный вестник, 2015 — № 11(51). — С. 102–106
15. Радбрух Г. Философия права. — Пер. с нем. — М.: Междунар. отношения, 2004. —240 с.
16. Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть особенная: Посягательства личные и имущественные 4-е изд. — СПб.: Изд-во тип. М. М. Стасюлевича, 1901. — 434 с.
17. Харт, Г. Л. А. Позитивизм и разграничение права и морали /Г. Л. А. Харт; Пер с англ. В. В. Архипова; Подиред. И. В. Мироновой, Н. С. Лосева. //Правоведение. -2005. — № 5. — С. 104–136 URL: http://www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1218650 (дата обращения 20.07.20)
18. Цыбулевская, О. В.Нравственные основания современного российского права автореферат по ВАК РФ 12.00.01, доктор юридических наук Цыбулевская, Ольга Ивановна URL: https://www.dissercat.com/content/nravstvennye-osnovaniya-sovremennogo-rossiiskogo-prava (дата обращения: 03.07.20).
19. Чичерин Б. Н. О началах этики // Вопросы философии и психологии. М., 1897. Кн. IV (39). — С. 586–701.
20. Чичерин Б. Н. Философия права // Чичерин Б. Н. Избранные труды. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. — 560 с.
21. Шаргородский М. Д. Преступления против жизни и здоровья. -М., 1948–511 c.
22. Шидловская Т. Ю. Заключение диссертации на соискание ученой степени к. ю.н.<< Соотношение права и морали в правотворческом процессе: На примере Российской Федерации>> URL: https://www.dissercat.com/content/sootnoshenie-prava-i-morali-v-pravotvorcheskom-protsesse-na-primere-federatsiirossiiskoi- (дата обращения: 03.07.20).