В статье дается анализ норм уголовно-процессуального закона, регламентирующих основания применения меры пресечения в виде домашнего ареста. Рассматриваются проблемные аспекты, существующие в правовом регулировании обоснованности избрания домашнего ареста. Излагаются предложения по оптимизации уголовно-процессуальных норм.
Ключевые слова: домашний арест, мера пресечения, избрание меры пресечения, обоснованное подозрение.
Норма, регулирующая применение домашнего ареста, вступила в силу с 10 июля 20020 года. Однако данная мера пресечения не сразу стала широко применяться судами. На то существует весомая причина, такая как некорректность предписаний закона, в том числе неопределенность в отношении способов контроля за лицом, находящимся под домашним арестом. Кроме того, законодателем в недостаточной мере закреплены критерии обоснованности применения домашнего ареста. В законе нет достаточной регламентации оснований применения этой меры пресечения. Вследствие этого на практике уполномоченные органы редко ее применяют. Так, согласно данным Судебного департамента при Верховном суде РФ в 2007 году судами было рассмотрено лишь 207 ходатайств об избрании домашнего ареста, из них удовлетворено 205 [1]. В 2008 году количество удовлетворенных ходатайств снизилось до 101 (то есть на 48 % по сравнению с предыдущем годом) [2]. И только в 2013 году общее количество рассмотренных ходатайств повысилось до 3455, из которых удовлетворено 3086 [3]. В 2017 году количество рассмотренных ходатайств возросло до 7350, из которых удовлетворено 6453. Из приведенных данных видно, что в 2013 году увеличение заявленных ходатайств о применении домашнего ареста произошло в 30 раз по сравнению с 2008 годом, а в 2017 году количество заявленных ходатайств увеличилось еще в два раза. Но несмотря на рост случаев избрания судами домашнего арест, правоприменительная практика применения данной меры пресечения остается незначительной. Так, например, анализ сведений судебной статистки за 2017 год показал, что мера пресечения в виде домашнего ареста по сравнению с иными мерами пресечения, избираемыми на основании решения суда, применяется только в 5 % случаев [4].
Анализ судебной практики и научных исследований по рассматриваемой теме показал, что вследствие недостаточно точного закрепления законодателем оснований применения меры пресечения ни правоприменители, ни теоретики не всегда понимают, что служит основанием для применения меры пресечения, что, безусловно, является проблемой уголовного судопроизводства. Приведенные выше обстоятельства обуславливают необходимость четкого установления, тех обстоятельств, которые необходимо определить при применении домашнего ареста как меры пресечения. Одним из таких оснований является наличие обоснованного подозрения.
Поскольку понятие «обоснованное подозрение» (в международной практике встречается также понятие «разумное подозрение») не только не закреплено в российском законодательстве, но и недостаточно разработано в отечественной уголовно-процессуальной литературе, обратимся к международной судебной практике.
Так, Европейский Суд по правам человека (далее — ЕСПЧ) в своем Постановлении по делу «Фокс, Кэмпбелл и Харли против Соединенного Королевства» еще в 1990 году указал, что обоснованное подозрение заранее предполагает наличие сведений, которые способны убедить объективного наблюдателя в том, что подозреваемый мог совершить это преступление. Обоснованность зависит от всей совокупности обстоятельств [5]. Данная позиция ЕСПЧ не изменилась и в настоящее время. Так, в Постановлении от 23 октября 2012 года по делу «Пичугин против РФ» ЕСПЧ еще раз повторил свою позицию, дополнительно отметив, что факты, которые вызывают подозрение, могут и не обладать той степенью убедительности, которая необходима для обоснования обвинительного приговора, поскольку подтвердить или опровергнуть подозрение — цель расследования уголовного дела [6].
Некоторые отечественные ученные критикуют такой подход ЕСПЧ. Так, А. С. Барабаш, разделяя доказательственный процесс на основной (процесс, в рамках которого устанавливаются обстоятельства, значимые для уголовно-правовой квалификации) и вспомогательный (процесс, служащий для того, чтобы исключить препятствия для осуществления основного), отмечает, что судьи, привыкшие в основном доказательственном процессе устанавливать достаточную совокупность доказательств для решения вопроса о виновности лица в совершении преступления, переносят это и во вспомогательный процесс. Разрешив вопрос о виновности и сформировав негативную установку, судья с ней входит в судебное разбирательство [7]. Такая критика, на наш взгляд, представляется необоснованной, поскольку ЕСПЧ в своих решениях не говорит о необходимости установления виновности лица в совершении преступления, а наоборот указывает, что нет необходимости в том, чтобы суд располагал доказательствами, достаточными для установления вины в момент избрания меры пресечения [8]. Более того суд на этапе избрания меры пресечения в отношении обвиняемого (подозреваемого) не должен решать вопрос о виновности лица, поскольку до вступления в силу обвинительного приговора в отношении него действует презумпция невиновности в соответствии со статьей 49 Конституции РФ, но обязан проверить именно обоснованность подозрения лица в совершении преступления. Так, согласно пункту 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 года № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога», проверяя обоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению, суд не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности лица. Несмотря на разъяснения Пленума Верховного Суда в судебных решениях об избрании меры пресечения встречаются указания на виновность лица. Такие решения не соответствуют презумпции невиновности и при апелляционном обжаловании изменяются [9].
С необходимостью установления обоснованного подозрения согласны не все ученые. Так, по мнению В. В. Конина суд, принимая решения об избрании меры пресечения не вправе вникать в обоснованность выдвинутого подозрения [10]. Представляется более правильной противоположная точка зрения, согласно которой суд, принимая решение об избрании меры пресечения на основе доказательств должен установить, что обвиняемый (подозреваемый) мог совершить данное преступление [11], поскольку иное противоречило бы пункту «с» части 1 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которому никто не может быть лишен свободы, иначе как в случае законного задержание или заключения под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения и в порядке, установленном законом. Такого же мнения придерживаются Конституционный и Верховные Суды РФ.
Так, Конституционный Суд РФ в своем Постановлении от 22 марта 2018 года № 12-П «По делу о проверке конституционности частей первой и третьей статьи 107 Уголовно-процессуального кодекса РФ в связи с жалобой С. А. Костромина» указал, что согласно части третьей статьи 107 Уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации домашний арест избирается в порядке, установленном статьей 108 данного Кодекса, в которой, в свою очередь, установлено требование для должностного лица органа предварительного расследования обосновать и мотивировать в постановлении о возбуждении соответствующего ходатайства перед судом необходимость заключения под стражу и невозможность избрания иной более мягкой меры пресечения, а также приложить материалы, подтверждающие обоснованность ходатайства. Это означает, что на должное лицо законодатель возложил обязанность представить убедительные доказательства, подтверждающие наличие события преступления, его квалификацию, причастность обвиняемого (подозреваемого) к совершению преступления [12].
Согласно пункту 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 года № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу допускается только после проверки судом обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению.
Необходимо обратить внимание на соотношение таких мер пресечения как домашний арест и заключение под стражу. Так, Конституционный Суд РФ в своем Постановлении от 6 декабря 2011 года № 27-П «По делу о проверке конституционности статьи 107 Уголовно-процессуального кодекса РФ в связи с жалобой гражданина Эстонской Республики А. Т. Федина» указал, что и домашний арест, и заключение под стражу, в действующей системе правового регулирования связаны с принудительным пребыванием подозреваемого, обвиняемого в ограниченном пространстве, с изоляцией от общества, невозможностью свободного передвижения и общения с неопределенным кругом лиц, то есть с непосредственным ограничением права на свободу и личную неприкосновенность. В силу этого применение таких мер пресечения должно осуществляться с соблюдением конституционных гарантий обеспечения права, схожих между собой по своим сущностным характеристикам [13]. ЕСПЧ при толковании статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод отметил, что лишение свободы может приобретать разнообразные формы и не всегда предполагает тюремное заключение. Таким образом, положения статьи 5 названной Конвенции, касающиеся заключения под стражу, вполне применимы и к домашнему аресту. Вместе с тем, следует учитывать, что домашний арест является более гуманной мерой пресечения по отношению к заключению под стражу, поскольку лицо содержится в жилом помещении, в котором проживает, не изолируется от лиц, которые совместно с ним проживают, а также суд может наложить на обвиняемого (подозреваемого) запреты и ограничения, предусмотренные УПК РФ, как полностью, так и частично, поэтому условия применения домашнего ареста и заключения под стражу не совпадают, так, например, домашний арест может, по общему правилу, может применяться и к преступлениям небольшой тяжести, в отличие от заключения под стражу [12]. Такого же мнения придерживаются научные исследователи в своих работах (например, О. В. Качалова [14]).
Анализ российской судебной практики показал, что суды не всегда учитывают названные положения Конституционного и Верховного Судов РФ. Так, Краснодарский краевой суд в апелляционном постановлении, рассматривая жалобу о незаконности избрания домашнего ареста, на доводы обвиняемого о том, что судом первой инстанции не проверена обоснованность его подозрения в совершении преступления указал, что по смыслу пункта 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 года № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» проверка обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению осуществляется судом при избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу [15]. Такой вывод суда представляется неверным, поскольку ранее указывалось, что домашний арест, как и заключение под стражу представляет собой лишение свободы
Разрешить данную проблему возможно путем внесения изменения в пункт 2 названного Постановления Пленума Верховного Суда РФ, разъяснив, что домашний арест, как и заключение под стражу представляет собой ограничение конституционных прав на свободу и личную неприкосновенность, поэтому избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу или домашнего ареста допускается только после проверки судом обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению.
Литература:
1. Основные статистические показатели деятельности судов общей юрисдикции за 2007 год. Режим доступа URL: http://www.cdep.ru/;
2. Основные статистические показатели деятельности судов общей юрисдикции за 2008 год . Режим доступа URL: http://www.cdep.ru/;
3. Основные статистические показатели деятельности судов общей юрисдикции за 2013 год . Режим доступа URL: http://www.cdep.ru/;
4. Основные статистические показатели деятельности судов общей юрисдикции за 2017 год. Режим доступа URL: http://www.cdep.ru/;
5. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Фокс, Кэмпбелл и Харли против Соединенного Королевства» (Fox, Campbell and Hartley v. United Kingdom) от 30 августа 1990, Serie A, No 182;
6. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Пичугин против Российской Федерации» (Pichugin v. Russia), от 23 октября 2012, No 38623/03 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. Спецвыпуск. Российская хроника ЕС. № 4/2014;
7. Барабаш А. С. Основания для избрания заключения под стражу, домашнего ареста, залога и их доказывание // Российский юридический журнал. 2016. № 4;
8. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Гусинский против Российской Федерации» (Gusinsky v. Russia) от 19 мая 2004, No 70276/01;
9. Апелляционное постановление Верховного Суда Республики Калмыкия № 22К-118/2018 от 25 апреля 2018 г. по делу № 22К-118/2018. Режим доступа URL: https://sudact.ru/;
10. Конин В. В. Проблемные вопросы доказывания при избрании строгих мер пресечения // Адвокат. 2016. № 8.
11. Скабелин С. И. Совокупность данных, являющаяся достаточной для избрания меры пресечения в уголовном судопроизводстве // Адвокат. 2016. № 8;
12. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 22 марта 2018 г. № 12-П «По делу о проверке конституционности частей первой и третьей статьи 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С. А. Костромина» // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2018. № 4;
13. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 06 декабря 2011 г. № 27-П «По делу о проверке конституционности статьи 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Эстонской Республики А. Т. Федина» // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2012. № 1;
14. Качалова О. В. Как разграничить основания для применения заключения под стражу и домашнего ареста // Уголовный процесс. 2017. № 5 (149) — с. 9.; Олейник В. В. Домашний арест как мера пресечения на современном этапе // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2018. № 3;
15. Апелляционное постановление Краснодарского краевого суда № 22–6049/2017 от 20 сентября 2017 г. по делу № 22–6049/2017. Режим доступа URL: https://sudact.ru/.
