В статье рассматриваются вопросы зарождения и дальнейшего совершенствования особого порядка судебного разбирательства, регулируемом главой 40 УПК РФ, начиная с первых прообразов данного института, постепенное совершенствование которых привело к становлению предшественников такового, к числу которых надлежит относить такие формы отечественного уголовного судопроизводства, как институт прекращения судебного следствия в суде присяжных при согласии подсудимого с предъявленным обвинением по Уставу уголовного судопроизводства 1864 г. и институт судебного приказа, введенный Законом от 15 июня 1912 г.
Ключевые слова: особый порядок судебного разбирательства, история, Устав уголовного судопроизводства, упрощенное судопроизводство, признание вины
С момента вступления в силу УПК РФ в современном российском уголовном судопроизводстве начал применяться особый порядок судебного разбирательства, регулируемый гл. 40 УПК РФ, занявший за сравнительно небольшой промежуток времени заметное место в отечественном уголовном процессе.
Исторические корни данного института впервые усматриваются в Русской Правде, придающей решающую роль признанию обвиняемого [12, с. 637], поскольку, как то считалось во времена действия указанного акта, при его осуществлении смысл дальнейшего разбирательства теряется, тогда как в ситуации «запирательства» обвиняемого требовались свидетелей (ст. 15 Краткой редакции) [9, с. 356], иначе говоря, проведения полноценного судебного разбирательства. Следовательно, признание вины в Русской Правде предполагало существенное сокращение и облегчение отправления правосудия.
Другой прообраз современного особого порядка обнаруживается в Новоуказных статьях о татебных, разбойных и убийственных делах от 22 января 1699 г., согласно положениям которой: «Ежели приведенный в губу тать в расспросе повинится в первой татьбе, то его не пытать в иных татьбах, а только расспрашивать накрепко и посадить в тюрьму на две недели; и ежели в эти две недели будут на него новые челобитчики в иных татьбах с явными уликами, то тогда его уже пытать» [6, с. 585], — что также являет собой упрощение процессуальных процедур вследствие признания лицом вины и смягчения применяемых к нему мер принуждения и наказания.
В первых российских процессуальных кодексах, к числу которых относятся Артикул воинский и Краткое изображение процессов или судебных тяжеб от 30 марта 1716 г. признание подсудимого принималось в качестве безусловного доказательства, соответственно исключающим необходимость его пытать в целях получения такового. Кроме того, ответчик «в жалобе весьма повинится», предполагало немедленное обращение суда к процедуре постановления приговора [8, с. 231]. Сказанное прямо предопределяет вывод о применении на данном историческом этапе правил о рассмотрении дела в сокращенном порядке в связи с согласием с предъявленным обвинением.
Следующий нормативный акт, имеющий историческую ценность и к которому надлежит обратиться для описания истории развития особого порядка судебного разбирательства, является Книга 2 тома 15 Свода законов Российской империи 1832 г., в ст. ст. 1180, 1181, 1182 предусматривающей, что «собственное признание подсудимого есть лучшее свидетельство всего света. Оно совершенно: когда оно учинено добровольно, когда оно учинено в судебном месте перед судьею, когда оно совершенно сходно с происшедшим действием, когда показаны при том такие обстоятельства действия, по которым о достоверности и истине онаго сомневаться невозможно» [11, с. 231]. Следует отметить, в нормативном акте закреплялась и такой вид признания, как «ограниченное», то есть выраженное в частичном согласии субъекта с предъявленным ему обвинением.
При таких обстоятельствах стоит констатировать, что к моменту принятия Устава уголовного судопроизводства Российской империи в 1864 году в отечественном государстве сформировался институт, по своим чертам подобный с существующим в современном виде особым порядком. Приведенное суждение подкрепляется и существующими на тот момент процессуальными правилами рассмотрения дел в окружных судах. Так, после открытия судебного заседания производилось оглашение обвинительного акта, далее председателем разъяснялось существо обвинения и выяснялось, признает ли подсудимый свою вину. При положительном ответе ему задавались вопросы, касающиеся обстоятельств содеянного, по которым ему предъявлено обвинение (ст. ст. 678–680 Устава). Впоследствии, в случае отсутствия у суда каких-либо сомнений относительно признания, допускался переход к прениям без исследования иных вопросов. Следовательно, имела место довольно объемная аналогия с положениями гл. 40 УПК РФ.
Концептуальное сходство обнаруживается и в части регламентации обстоятельств, исключающих применение особого порядка. Как то предусматривалось ст. 682 Устава уголовного судопроизводства, судьи, присяжные, прокурор и участвующие в деле лица могли требовать, несмотря на сделанное подсудимым признание, судебного исследования, и в таком случае суд приступал к рассмотрению и проверке доказательств [13, с. 179]. Современный уголовно-процессуальный закон тоже предусматривает отсутствие возражений обвинителя и потерпевшего как условие рассмотрения дела в особом порядке (ст. 314 УПК РФ). Статья 613 Устава содержит требование об установлении истины, сформулированное в норме следующим образом: «... подсудимый сознался в том преступлении, которое ему приписывается обвинительным актом; если же он сознался в преступлении меньшей важности, о коем необходимо поставить второй условный вопрос присяжным, то обвинение должно быть проверено судебным следствием» [7, с. 322], что несколько схоже с правилом о необходимости проверки обоснованности и доказанности обвинения (ч. 7 ст. 316 УПК РФ).
Следующей схожей правовой конструкцией-предшественницей особого порядка судебного разбирательства в уголовном процессе является судебный приказ, введенный в 1912 г. Законом о местном суде. Приказ есть специфический судебный акт, принимаемый в упрощенной форме без судебной проверки и оценки доказательств. Применялся такой порядок, например, при обвинении лица в совершении некоторых мелких проступков, наказание за которые составляло не более 50 рублей пени либо арест длительностью не более 15 дней. Мировой судья, осуществляя судопроизводство и установив достаточные и не подвергающиеся сомнению доказательства вины, был правомочен, не приступая к судебному разбирательству, признать лицо виновным и назначить ему наказание (статья 1804 Устава). В срок, составляющий неделю с момента получении копии приказа, участники процесса могли ходатайствовать о проведении судебного разбирательства, а при отсутствии такого заявления приказ вступал в законную силу как приговор (ст. ст. 1806–18012 УУС). Интересно обратить внимание на тот факт, что согласие с обвинением выражалось по сути не в рамках процесса, а после вынесения приказа.
Уголовно-процессуальное законодательство советского периода также характеризовалось наличием схожих с особым порядком процедур. Например, согласно ч. 1 ст. 282 УПК РСФСР 1923 г., согласие лица с сформулированным в обвинительном заключении обстоятельствами, признание обвинения правильным и дача показаний предопределяло возможность суда не вести судебное следствие, переходя непосредственно к прениям. Однако при заявлении кем-либо из судей или сторон соответствующего требования суд был обязан провести судебное следствие вне зависимости от признания подсудимого [2], что практически идентично ранее упомянутому положению ст. 314 УПК РФ. Однако Постановление ВЦИК от 16.10.1924 «О дополнениях и изменениях Уголовно-процессуального кодекса РСФСР» лишило сторон права на предъявление такого требования [3].
Другим похожим на особый порядок институтом советского времени являлось производство в дежурной камере народного суда, допускавшееся вне зависимости от тяжести совершенного преступления при соблюдении следующих условий:
— задержание обвиняемого;
— признание им вины;
— отсутствие необходимости проведения особого расследования.
Последний критерий устанавливался в каждом конкретном случае органом дознания, который и направлял материалы в дежурную камеру. Для такого производства характерно было и то, что досудебное расследование и составление обвинительного акта не являлись обязательными, что относилось и к проведению полного судебного следствия.
В инструктивном письме Верховного Суда РСФСР 1925 г. № 2 председатель Уголовной кассационной коллегии Челышев разъяснял, что, «поскольку эти изъятия установлены с целью ускорения и упрощения процесса, путем освобождения его в известных конкретных случаях от излишних для данного дела формальностей, с тем чтобы такая постановка процесса не вредила интересам дела, возможности раскрытия истины, суду в каждом отдельном случае надлежит особо вдумчиво и тщательно относиться к оценке всех особенностей каждого данного дела, чтобы установить, возможно ли в данном случае не допустить, например, обвинения и защиты (например, в случае неразвитости, неграмотности обвиняемого и явной неспособности разобраться в обстоятельствах дела и защищать свои интересы). Если во многих случаях допустимо одновременно применение всех упомянутых выше указаний, значительно ускоряющих и упрощающих процесс, когда судебный процесс фактически может быть сведен к чтению обвинительного заключения, допросу подсудимого, оглашению показаний свидетелей и заслушиванию последнего слова, то такой порядок, разумеется, применим лишь при очевидной простоте и ясности дела» [5].
Следующий элемент особого порядка судебного разбирательства был установлен в 1929 г. на уровне инструктивного письма «Об упрощении процесса», ориентирующего суды на оглашение лишь резолютивной части судебного акта [10, с. 77].
Вместе с тем, несмотря на идентичность отдельных признаков упрощенных производств того времени с особым порядком судебного разбирательства, они не обладали существенной и, пожалуй, определяющей с точки зрения целесообразности применения такового для обвиняемого составляющей — снижением размера наказания, ведь единственной целью было упрощение и сопутствующее ему ускорение процесса, что само по себе не может являться положительным моментом, поскольку не в полной мере соответствует задачам уголовного судопроизводства, ведь срок его осуществления лишь один из элементов процессуального механизма, при этом не относящийся к главенствующим. Признание вины как упрощающее отправление правосудия явление, то есть фактически предоставляющее определенные «льготы» для стороны обвинения, не может не сопровождаться предоставлением определенных преимуществ и для стороны защиты, ведь в противном случае признание вины само по себе являлось бы лишь смягчающим вину обстоятельством (в уголовно-правовом смысле), но никак не упрощающим судопроизводственные мероприятия и ухудшающие в некотором смысле положение обвиняемого, что и детерминирует обеспечение дополнительных привилегий, в том числе обладающих и мотивирующим значением, что не учитывалось правотворцами на рассмотренных этапах истории уголовного процесса.
В Уголовно-процессуальном кодексе 1960 г. практически отсутствовали механизмы упрощения разбирательства, но схожий институт все-таки появился уже в 1993 г. в ч. 2 ст. 446 УПК РСФСР [1], закрепляющей право на проведение в суде присяжных сокращенного судебного следствия при полном признании вины всеми подсудимыми, что не должно оспариваться субъектами процесса и не иметь сомнений у суда после допроса обвиняемых об обстоятельствах дела [4]. Согласие всех участников позволяло исследовать лишь те из доказательств, на которые будет указано, либо сразу признать судебное следствие оконченным и приступить к стадии прений.
Исходя из изложенного, особый порядок судебного разбирательства тем или иным образом наличествовал в различных нормативных актах, действующих в рамках определенного периода на протяжении истории российского права, последовательно совершенствуясь в контексте повышения эффективности процессуальных процедур и усиления защиты прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства.
Литература:
- Об утверждении уголовно-процессуального кодекса РСФСР: Закон РСФСР от 27.10.1960 (утратил силу) // Ведомости ВС РСФСР. — 1960. — № 40. — ст. 592.
- Об утверждении Уголовно-Процессуального Кодекса Р. С. Ф.С.Р.: Постановление ВЦИК от 15.02.1923 (утратило силу) // СУ РСФСР. — 1923. — № 7. — Ст. 106.
- О введении в действие Положения о судоустройстве Р. С. Ф.С.Р.: Постановление ВЦИК от 11.11.1922 (утратило силу) // СУ РСФСР. — 1922. — № 69. — ст. 902.
- О некоторых вопросах применения судами уголовно-процессуальных норм, регламентирующих производство в суде присяжных: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1994 г. № 9 (утратило силу) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. — 1995. — № 3. — С. 2–8.
- Инструктивное письмо Верховного Суда РСФСР № от 1925 г. Еженедельник советской юстиции. — 1925. — № 32. — С. 26.
- Беляев И. Д. История русского законодательства: Учеб. для студентов вузов, обучающихся по юрид. спец. / МВД России. С.-Петерб. ун-т. — СПб.: Лань, 1999. — 639 с.
- Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах / Л. Е. Владимиров. — Тула: Автограф, 2000. — 464 с.
- Латкин В. Н. Лекции по внешней истории русского права: Московское государство — Российская Империя / В.Н Латкин. — С.-Пб.: Тип. Я. И. Либермана, 1890. — 355 c.
- Момотов В. В. Формирование русского средневекового права в IX — XIV вв.: монография / В. В. Момотов — М.: ИДК; Зерцало-М, 2003. — 415 с.
- Сборник разъяснений Верховного Суда РСФСР за 1929 год. — Издание официальное. — М.: Госюриздат, 1930. — 97 с.
- Свод законов Российской Империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный [Текст]: [в 15 т.]: издание 1842 г. — Санкт-Петербург: Тип. Второго отд-ния Собств. е. и. в. канцелярии, 1842–1855. — Т. 15. — 383 с.
- Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах / М. А. Чельцов-Бебутов. — С.-Пб.: Альфа, Равена, 1995. — 846 c.
- Чистяков О. И. Российское законодательство X — XX веков: Судебная реформа. В 9-ти томах. Т. 8 / Отв. ред.: Виленский Б. В.; Под общ. ред.: Чистяков О. И. — М.: Юрид. лит., 1991. — 496 c.
