Явление «культурной горячки» в среде китайской интеллигенции начала 80-х годов XX века

Цель исследования «Явление «культурной горячки» в среде китайской интеллигенции начала 80-х годов XX века» — изучить влияние западных концепций на изменение основного вектора мысли представителей китайской интеллектуальной элиты в годы начала политики реформ и открытости. Актуальность данной темы исследования обусловлена ролью, которую интеллигенция сыграла в событиях конца ХХ века, ее участием в формировании социально-политической и культурной жизни страны на данном этапе, а также фактом того, что деятельность китайской интеллигенции в указанный период не столь широко рассмотрена в работах на русском языке.

Ключевые слова: КНР, культура Китая, китайская интеллигенция, политика реформ и открытости.

В начале 80-х годов XX века китайская интеллигенция оказалась на распутье: с одной стороны, она видела позитивные перемены пост-маоистской эпохи, с другой — понимала, что реформы идут слишком медленно. Начался поиск новых возможных путей развития страны, новых культурных концепций. В связи с постоянными колебаниями уровня авторитарного контроля над свободой выражения (ужесточен в 1983 году, ослаблен в 1986 году, ужесточен в 1987 году, ослаблен в 1988 году [5, с. 136]), китайская интеллигенции начинала все более сомневаться в пути развития. Слово «реформы» звучало отовсюду. Политические реформы М. С. Горбачева также давали почву для обсуждения, причем происходящее в СССР теперь рассматривалось не как модель для подражания, а, скорее, как демонстрация возможности реформирования марксистско-ленинской системы [3, с. 27].

Основная повестка дня в обсуждениях в среде интеллигенции была вызвана авторитарным стилем правления Дэн Сяопина и тем, как он резонировал с традиционным китайским деспотизмом. Коммунистическая формула «одна партия, один лидер» была подведена к тезису «партия — и есть страна» [5, с. 136]. То, что Дэн Сяопин попытался придать этому демократическое звучание путем добавления 4 базовых принципов в китайскую конституцию, никак не уменьшало чувства волнения и разочарования интеллигенции, чьи надежды на поиск нового пути встречали все новые и новые преграды.

Так, в 1980-х годах китайская интеллигенция начала задумываться, что причина текущих проблем корнями уходит в китайскую историю [5, с. 143]. Они начали все глубже изучать китайскую культуру и интерпретировать ее по-своему. Эта тенденция, начавшаяся в 1983 и достигшая пика в 1985–86 годах, в народе называлась «культурная горячка»(В английских источниках — culture fever/searching-for-roots fever. На китайском — вэньхуа жэ — 文化热). Она имела две основные особенности: критика традиционной китайской культуры и критика китайского национального характера. Причиной этих дебатов послужила необходимость поиска «новых» культурных концепций и черт национального характера. И этот поиск начался.

Такого рода обсуждения о пути развития страны, несмотря на значительное различие в историческом контексте, перекликались с вопросами, обсуждаемыми и в «движении 4 мая». Еще одной схожестью с «движением» было поспешное «выхватывание» западных идей в ходе поиска альтернативных культурных концепций. Список западных названий и «-измов», которые начали циркулировать в китайских интеллектуальных кругах в областях философии, литературы, искусства и социальных наук, был внушительным: от Ницше, Фрейда, Вебера, Кафки и Сартра до Беньямина, Маркузе, Лакана и Деррида; от латиноамериканского писателя Гарсиа Маркеса до французского писателя-фантаста Роб-Грийе; от модернизма, футуризма и сюрреализма до структурализма, семиотики, постструктурализма, постмодернизма и теории рецепции, аналитической философии, лингвистической философии, патопсихологии и теории управления [5, с. 144]. В течение 1980-х годов энтузиазм в отношении новых западных философских и политических теорий неоднократно возникал в кругах интеллигенции и студенчества, создавая так называемые «горячки», такие как «горячка Фрейда», «горячка Ницше», «горячка Сартра» [16, с. 32]. Взаимодействие с другими странами, особенно с теми, что ранее были «закрыты» для китайского мира, привело к культурной напряженности и серьезной «утечке мозгов» [1, с. 6]. В начале 1980-х годов в контроле партии над обществом в области идеологии, культуры, литературы и искусства было много послаблений [12, с. 277]. Это дало толчок к формированию огромного количества ассоциаций, собраний, групп по интересам и «салонов». Особенно многочисленны были автономные студенческие группы («Салоны демократии») в Пекинском университете [13, с. 149]. Студенты выступали против различных привилегий, которыми пользовались руководящие работники партии на всех уровнях, против постоянно ухудшающегося относительно других слоев населения материального положения интеллигенции [15, с. 443]. Студенты, живущие в соседних общежитиях, часто сообщали друг другу о конференциях и приглашали друг друга их посетить [10, с. 563]. Организуемые интеллектуальной элитой, в эти годы они служили одним из наиболее массовых способов для распространения диссидентских идей [8, с. 33]. Демократически настроенные студенческие активисты сыграли важную роль в развитии культуры дебатов и обсуждений действий государства [9, с. 36].

Редакционные объединения печатали новые издания, самыми значимыми из которых стали «Культура: Китай и мир» (Вэньхуа: Чжунго юй шицзе цуншу» — 文化: 中国与世界丛书) и «Навстречу будущему» («Цзоусян вэйлай цуншу» — 走向未来丛书). Весной-летом 1984 года были опубликованы первые номера «Навстречу будущему», быстро ставшие бестселлерами. Одним из определяющим критериев успеха серии было удачно подобранное время публикации [6, с. 402]. В этот момент экономические реформы в сельских районах Китая достигли положительных результатов, и власти озаботились проведением реформ и в городе. Помимо этого, с момента начала реформ Китай посетило огромное число как хуацяо, так и европейцев; и наоборот — множество китайцев уехали за рубеж. The Voice of America (VOA), как и British Broadcasting Corporation (BBC), более не рассматривались в качестве «вражеских программ» [14, с. 1601]. Атмосфера изменений и реформ пробудила тягу к знаниям и желание разобраться среди интеллигенции разных возрастов.

Партия была обеспокоена все возрастающим интересом народа к Западу. В 1983 году была запущена кампания «борьбы с духовным загрязнением» (清除精神污染运动 — цинчу цзиншэнь ужань юньдун) , направленная во многом на то, чтобы снизить интерес общественности к Западу [11, с. 588]. «Духовное загрязнение», по заявлению партии, могло принимать различные формы — от чрезмерного индивидуализма и эгоизма до одержимости деньгами и распространения порнографии, ношения причесок и одежды в западном стиле [2, с. 107]. Однако вскоре кампания была свернута.

Большая часть китайской интеллигенции в середине 1980-х годов сходилась во мнении: магистральное направление китайских реформ было правильным, однако успехи стоит углубить, стоит предоставить больше демократических свобод. Реформа сельского хозяйства была успешной; реформы в городе были развернуты в 1984; коммунистические лидеры Ху Яобан и Чжао Цзыян тоже выступали за активные изменения; в 1985 году Ху Цили, член Политбюро, отвечающий за вопросы идеологии и культуры, выступил с решительной поддержкой «свободы творчества»; назначение в 1986 году писателя Ван Мэна министром культуры демонстрировало расположение государства к интеллигенции. Большая часть интеллигенции была довольна текущим положением дел, верой в то, что реформы не остановить. Они были убеждены, что процесс демократизации скоро начнется, что «демократия — главная основа и предпосылка всех модернизаций» [7, с. 54], что «экономическая реформа не может быть успешна без проведения всеобъемлющих реформ во всех других сферах, что оживление экономики тесно связано с демократизацией политики» [4, с. 151]. Тем не менее, «происшествия» наподобие кампании против Бай Хуа и кампании «борьбы с духовным загрязнением» способствовали поискам интеллигенцией путей демократизации Китая. Дискуссии по поводу пути развития страны и необходимости демократизации уже было не остановить. С расширением знаний о Западе китайская интеллигенция начала сравнивать и проводить параллели, дебаты становились все оживленнее. Однако в середине 1980-х основная часть интеллигенции все еще так или иначе поддерживала выбранный государством магистральный путь развития, тем не менее, заявляя, что страна стояла перед необходимостью провести масштабную демократизацию общества; интеллигенция все еще надеялась, что сможет привести страну к новому, более свободному будущему.

Литература:

1. Agelasto, M., Adamson, B. Higher Education in Post-Mao China. — Hong Kong: Hong Kong University Press, 1998. — 516 p.
2. Carrico, K. Eliminating Spiritual Pollution: A Genealogy of Closed Political Thought in China’s Era of Opening // The China Journal. — 2017. — Vol. 78., №. 1. — p. 100–119.
3. Cheng, E. Standoff at Tiananmen: How Chinese Students Shocked the World with a Magnificent Movement for Democracy and Liberty That Ended in the Tragic Tiananmen Massacre. — NY: Sensys Corp., 2009. — 320 p.
4. Fang, L., Williams, J. Bringing down the Great Wall: writings on science, culture, and democracy in China. — NY: W. W. Norton & Company, 1992. — 390 p.
5. Goldman, M., Link, P. China's intellectuals in the Deng era: loss of identity with the state // China's quest for national identity. — NY: Cornell University Press, 1993. — p.125–153.
6. Gu, E. Cultural intellectuals and the politics of the cultural public space in Communist China (1979–1989): A case study of three intellectual groups // The Journal of Asian Studies. — 1999. — Vol. 58., №. 2. — p. 389–431.
7. Jingsheng W. The Fifth Modernization: China's Human Rights Movement 1978–79 // China’s Human Rights Movement, 1979. — Vol. 4. — p. 48–70.
8. Kim, P. Chinese student protests: Explaining the student movements of the 1980s and the lack of protests since 1989 // Berkeley Undergraduate Journal. — 2008. — Vol. 21., №.2. — p. 1–42.
9. Perry, E. Chinese society: Change, conflict and resistance. — London: Routledge, 2003. — 344 p.
10. Pfaff, S. Double-edged rituals and the symbolic resources of collective action: Political commemorations and the mobilization of protest in 1989 // Theory and Society. — 2001. — Vol. 30., №. 4. p. 539–589.
11. The Cambridge History of China: Volume 15, The People's Republic, Part 2, Revolutions Within the Chinese Revolution, 1966–1982 / ed. by D. Twitchett, J. Fairbank. — Cambridge: Cambridge University Press, 1991. — 1024 p.
12. Tsou, T. The Tiananmen tragedy: the state-society relationship, choices, and mechanisms in historical perspective // Contemporary Chinese Politics in Historical Perspective. — Cambridge: Cambridge University Press, 1991. — p. 265–328.
13. Wright, T. State repression and student protest in contemporary China // The China Quarterly. — 1999. — Vol. 157. — p. 142–172.
14. Zhao, D. State-society relations and the discourses and activities of the 1989 Beijing student movement // American Journal of Sociology. — 2000. — Vol. 105., № 6. — p. 1592–1632.
15. Галенович, Ю. М. Противостояние в партии и обществе // История Китая с древнейших времен до начала ХХI в.: энциклопедия в 10 т. Т. 9. Реформы и Модернизация (1976–2009) / под ред. С. Л. Тихвинского. — М.: Наука, 2016. — с. 442–447.
16. Чжу Пэйлянь. Дасюэшэн дэ «ницайжэ» (朱培莲. 大学生的«尼采热». «Горячка Ницше» среди студентов) // Циннянь яньцзю чубаньшэ, 1988. — 76 c.