Образ Ширин
Естественно, каждый может трактовать для себя этот образ по своим внутренним ощущениям и мировосприятию. Ширин, как и Мехмене Бану, может быть воспринята неоднозначно с точки зрения положительности героя. Но если остановиться, все же, на том варианте понимания смысла партии Ширин, где ее роль имеет положительную окраску, то ум будет невольно искать балерину, чья хрупкость, изящность и утонченность явные и отчетливые. Ум будет искать ту, которая бы купалась в этой роли, как в своей родной стихии изящества и миниатюрности. Невесомая, по-восточному изысканная в образе, словно сошедшая с восточной миниатюры. Такова Ширин Евгении Образцовой.
Ширин Евгении Образцовой
Если Ширин — это положительный образ, то стоит рассмотреть игру в исполнении именно этой балерины, настолько лирически — положительное у этой балерины амплуа, что своим светом она даже несколько перепрыгивает образ самой Ширин. Если Ширин именно такая, то вообще возникает вопрос, как она может придать сестру, но здесь, чтобы убрать противоречие, мы опустим тот контекст «предательства», а примем это как вмешательство злого рока в судьбы этих сестер.
Так, подобно миниатюрной жемчужине, Евгения Образцова тонко и мастерски проявляет себя в этой роли. Сначала отметим, что сама балерина имеет очень удачную и редчайшую физику, которая характерна именно для восточной женщины. Но миниатюрности самой по себе мало для передачи царственности ее героини. Тот, кто может подойти для роли амура в Дон Кихоте совершенно не обязательно подойдет для роли юной восточной царевны. Здесь важна еще и тонкость кости, если речь именно о физических данных, и, конечно же, тонкость внутренняя, тонкость внутреннего мира балерины. Это как миниатюра в миниатюре, изящная снаружи и изящная внутри. Изящество этой балерины, данное ей творцом при рождении, даже среди балерин с данными, дает Образцовой преимущество быть сродни музейной ценности для зрителя. Ее Ширин все — таки оторвана от реальности, она слишком красива, жизненна только на сцене, нет в ней этой хватки и жадности, даже, когда она испивает из чаши — в ее Ширин отсутствует всяческий намек на грубость, резкость или одержимость страстью. Обрамленная в мастерство Образцовой, ее Ширин становится невероятно трогательной, даже беззащитной, взывая к высоким чувствам с первых минут своего танца.
Вообще, еще на сцене Мариинского театра, ее Ширин отличалась невесомостью и ощущением совершенства, особенно явно это проявлялось в поддержках. Например, во втором адажио с Ферхадом, она как бы «переплывает из поддержки в поддержку», это очень красиво и художественно, и это есть показатель высокого мастерства и партнера.
Тонкий эротизм, совершенно ненадуманный, не специально созданный, а именно исходящий из ее пластики в первом адажио не может не приводить зрителя в изумление и умиление. Видя танец Образцовой в первом адажио можно услышать Моцарта или дуэт цветов из оперы «Лакме» Делиба, настолько она мастерски живет в пластике этого адажио, настолько симфоничны с музыкой ее движения.
Так, Ширин в исполнении Образцовой есть щедрый подарок зрителю и возможность соприкоснуться с тем искусством, которое мы можем созерцать в исполнении этой балерины.
Образ Ферхада
Образ Ферхада в балете Ю. Н. Григоровича «Легенда о любви», хотя и имеет свои отголоски в литературе, все же сформирован и обозначен другим искусством, балетом. А это значит, не стоит сильно искать ту схожесть с Ферхадом в пьесе Хикмета, или в фильме А. Ибрагимова по мотивам пьесы. Но, все же, некоторую параллель провести, с отсылкой даже на далекого Низами возможно, потому что они, эти образы, формируют тот собирательный, многогранный образ Ферхада. И, если эмоциональные краски одного артиста могут быть близки к одному полису, то краски другого артиста могут быть близки к противоположному полису. И все они имеют право на жизнь. Итак, мы сталкиваемся с разными даже трактовками образов Ферхада потому, что артисты, исполняющие эту партию, могут иметь совершенно разное амплуа.
Если говорить о Ферхаде с точки зрения духовной зрелости, то сама «Легенда» открывает нам человека, бесспорно, талантливого, но зрелым его назвать нельзя. Зрелым он станет после скалы, после испытаний.
Ирэк Мухамедов.
Ферхад Ирэка Мухамедова несет в себе образ мужественности и силы. Брутальность, могучесть образа, созданного Ирэком Мухамедовым, несомненно, придает шарм Ферхаду, созданному артистом. Скорость вращений, высота прыжка все это рисует открытого, пышущего жизнью главного героя, идущего навстречу и чувствам и подвигу. В этом, безусловно, есть и очарование мужественности и смелости. Такой образ очень жизненный, как живопись Ильи Ефимовича Репина, крупнейшего художника — передвижника. Здесь уместно именно такое сравнение ввиду колоссальной энергетики артиста, идущей даже сквозь экран. Марсовая «многовольтность» игры, эта стать «громовержца», сошедшего с картины Энгра «Зевс и Афина» несут в себе образ красоты, высеченный из камня. Его образ скульптурен и монолитен. Такой очевидной мужественностью, настолько самой по себе органичной, обладает редкий танцовщик. Это наделает Ферхада Ирэка Мухамедова мощным, непрекословным блеском именно энергетики Марса, беспримесной и явной. В его Ферхаде можно узреть необыкновенную архаику, ей вторят яркие красно-бордовые — черные краски образа, это четкие, резкие линии, и в этом есть выразительность Ферхада, созданного Мухамедовым. Особый магнетизм артиста делают его танец ярким и запоминающимся.
Никита Долгушин.
Никита Долгушин создал своего героя в светлых, благородных, сокровенно — лиричных красках. Когда зритель смотрит на Ферхада Никиты Долгушина, то попадает в открытую дверь души артиста. Его Ферхад настолько живой, настолько жизненный, и, одновременно, лирически высок в этом балете. Это достаточно редкое свойство артиста быть самим собой и быть убедительным при этом в образе. Такая искренность подкупает зрителя, она не может оставить главного героя без сопереживания ему зрителей. Ферхад Н. Долгушина лишен жалостливости. Но, почему-то, именно за него хочется переживать. Образ космичен своей простотой, внутренней порядочностью, и, вместе с тем поэтичностью. Очень прочитывается чистая, светлая, героико-романтическая внутренняя организация его Ферхада. Артист наполнен светом и внутренней красотой, это обогащает зрителей и все пространство, в котором происходит действие балета.
Немаловажно отметить, что мимика Долгушина, сами черты лица очень благородны и одухотворены в нем нет претензии на святость, но что-то в его взгляде есть от святого. Это очень дорого для высокого искусства. Вообще созерцание этого человека на сцене способно нравственно очистить. Во всяком случае окрылить душу зрителя.
В такого Ферхада верится легко, он победит скалу по причине своей чистоты и высокой духовности. В Ферхаде Н. Долгушина есть некоторая скромность, не скованность, но, какая-то смиренность, внутренняя тихость, внутренняя утонченность. В этом образе Ферхада есть и хрустальные, тонкие оттенки, есть и яркие краски, но их яркость больше не внешняя, а внутренняя. Ферхад Н. Долгушина обладает богатым внутренним миром, это чувствуется через одухотворенную эмоциональность и поэтичность, а так же возвышенность показанного образа. Искренность и созвучность с высокой поэтикой Востока дают возможность артисту донести до зрителя гуманистическую идею этого балета.
