В статье рассматривается специфика насильственной преступности в условиях нахождения в местах лишения свободы, анализируются основные механизмы, определяющие особенности её формирования, а также предлагаются пути решения данной проблемы.
Ключевые слова: насильственная преступность, пенитенциарная система, проблемы насильственной преступности, проблемы пенитенциарной системы.
The article is dedicated to consideration of the particularity of violent criminality under being in jail. Within the article the author analyzes the basic mechanisms defining the features of its forming as well as suggests proper ways of solving of the problem.
Keywords: violent criminality, penitentiary system, problems of violent criminality, problems of penitentiary system.
Насильственная преступность в местах лишения свободы — одна из наиболее актуальных на сегодняшний день проблем пенитенциарной системы. Тот факт, что люди, осужденные за совершение преступления к отбыванию наказания в виде лишения свободы, попадая в условия исправительного учреждения, продолжают проявлять преступную активность, причём зачастую облекают её в насильственные формы, заставляет задумываться о степени эффективности отечественной исправительной системы в целом.
При этом пенитенциарная насильственная преступность представляет собой сложное социально-правовое явление, характеризующееся сложным и, отчасти, противоречивым внутренним содержанием. Дело в том, что помимо тех атрибуций, которые присущи насильственной преступности как таковой (высокая ценность объекта посягательства — личности, её общий социально-деструктивный характер и т. п.), особая опасность таких преступлений обуславливается ещё и тем, что преступления данной категории подрывают авторитет всей уголовно-исполнительной системы, порядок и режим функционирования соответствующих учреждений. При этом важно отметить, что насильственная пенитенциарная преступность в структурном отношении представляет собой не просто особую категорию насильственных преступлений (совершаемых в местах лишения свободы), но и является составной частью рецидивной преступности, поскольку сам факт нахождения в исправительных учреждениях по определению подразумевает преступную активность лица в прошлом.
Пенитенциарной насильственной преступности также присущ ряд как количественных, так и качественных характеристик, определяющих её специфику. Среди последних, в частности, следует выделить особенности режима содержания заключённых (и, как следствие, нестандартные условия совершения преступления), их внутреннюю стратификацию, определяющую специфику их коммуникации и межличностных отношений. Имеют место иные факторы, обуславливающие принципиальное отличие данной формы преступной активности. Так, например, определённое (подчас, достаточно существенное) влияние может оказываться, в том числе, и регионально-географическими особенностями расположения ИУ, в некоторых случаях формирующими специфику криминальных обычаев, национальную принадлежность заключённых и т. п.
Отметим, что доподлинно и объективно оценить реальное состояние насильственной преступности в местах лишения свободы, не принимая в расчёт важнейший её признак, — латентность — крайне затруднительно. Проблема в том, что каждый акт преступного посягательства, осуществленный заключённым в условиях ИУ, влечёт за собой вмешательство правоохранительных органов в его организационную деятельность, соответственно, администрация не всегда заинтересована в официальной регистрации каждого случая насильственного преступления, совершённого на территории колонии, поскольку расследование может, например, обнаружить те или иные нарушения условий содержания и т. п. Таким образом, есть основания опасаться, что статистические данные не отражают реального положения вещей в полной мере, поэтому рассматривать их в качестве фактологической базы представляется несколько опрометчивым.
А. С. Литвиненко, анализируя структуру пенитенциарной преступности по Алтайскому краю, пришёл к следующим выводам: «Согласно статистике переписи осужденных 2017 года, 33 %, т. е. более одной трети приговоров были вынесены за совершение насильственных преступлений. Ссылаясь на это, можно предположить, что при отбывании лишения свободы можно ожидать совершения повторных преступлений именно данной категории (до половины из всех преступлений). После того, как мы проанализировали материалы контрольной переписи осужденных 2018 года, нами были замечены некоторые изменения общей картины насильственных преступлений. Так, в 2018 году во всех исправительных учреждениях отбывали наказание за совершенные насильственных преступлений около 506 тысяч человек, это практически третья часть от всех осужденных к отбыванию наказания в ИК (31 %), что сразу отразилось на структуре преступности в ИУ: число насильственных преступлений слегка увеличилось. Например, убийств в 2018 году по сравнению с 2017 годом стало в 3,1 раза меньше, их число сократилось с 14 до 5, однако количество тяжких телесных повреждений увеличилось с 23 до 29» [2].
Было показано, что, например, статистика по убийствам имела за отчётный год положительную тенденцию (причём сокращение количества совершаемых убийств весьма стремительно — 3,5 раза), однако в отношении причинения тяжкого вреда здоровью ситуация обстояла хуже. В отношении тяжких преступлений ситуация в целом обстоит несколько проще в том смысле, что по данной категории преступлений гораздо труднее скрыть последствия (особенно если речь идёт о таких преступлениях как убийство, причинение тяжкого вреда здоровью и т. п.), соответственно, подобные прецеденты регистрируются чаще, однако формы насильственного посягательства неоднородны, и многие из них также характеризуются крайне высоким уровнем латентности (в частности, сексуальные действия насильственного характера и т. п.). Более того, в рассматриваемом контексте имеет смысл говорить о дифференциации на, так называемую, «объективную» латентность, характерную для тех случаев, когда правоохранительным органам в принципе не становится известно о факте преступного посягательства, и «субъективную», когда правоохранительные органы, будучи надлежащим образом осведомлёнными о факте совершения насильственного пенитенциарного преступления, тем не менее, по различным причинам не регистрируют его и не проводят официального расследования (в таком случае правовые последствия нивелируются).
Специфика данной категории преступлений проявляется также и в том, что даже та их часть, которая была официально зарегистрирована и в отношении которой реально проводилось расследование, далеко не в 100 % случаев доходит до стадии судебного разбирательства. Обуславливается это, как правило, наличием больших проблем с формированием доказательственной базы и, как следствие, её несостоятельностью. Огромную роль в этом отношении играют именно заключённые, которые, ориентируясь на традиции и обычаи тюремного уклада, своеобразный «криминальный этикет», редко идут на плодотворное сотрудничество с правоохранительными органами и, как правило, не разглашают важных фактов и обстоятельств совершения насильственного преступления.
О. П. Грибунов и Е. С. Качурова дают следующую качественную характеристику данной категории посягательств и формам их реализации: «Нередко укрытие преступлений от учета происходит путем составления администрацией лживых постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел, регистрации насильственных деяний не как преступных, а как нарушений режима. Негативный отпечаток на деятельность ИУ накладывается в связи с тем, что примерно 65 % насильственных преступлений совершаются при свидетелях с целью запугивания основной массы осужденных. Особенностью подобных преступлений являются особая жестокость и цинизм. Жертве умышленно причиняются страдания и мучения (86 % случаев преступления совершаются с использованием заточек (пластины, штыри, электроды), реже — ножей, кастетов и иных, как правило, самодельных орудий)» [1].
Определяя характерные особенности экстернальных факторов, детерминирующих преступную активность в местах лишения свободы, А. П. Некрасов и В. П. Карлов пишут следующее: «Как показали наблюдения, основы субкультуры и первичные правила тюремного поведения подозреваемые и обвиняемые получают из первых рук уже бывалых лиц, и надо отметить, что отдельные сокамерники усваивают ее с особым «удовольствием», надеясь, что в дальнейшем им это пригодится» [3].
Авторы справедливо отмечают, что огромную криминогенную роль в последующей деформации личности преступника, попавшего в места лишения свободы, играет сама среда, причём с первых же моментов его появления в ней. Специфика тюремной субкультуры, правила тюремного общежития, к которым человек на первых порах оказывается не готов, но которые заставляют его (причём в некоторых случаях достаточно радикально) конформироваться и усваивать ту систему взглядов, принципов и ценностей, носителями которой являются окружающие его люди. При этом далеко не каждый может похвастаться достаточной степенью психологической ригидности и не попасть под влияние особенностей такой специфичной субкультуры.
Таким образом, представляется необходимым сформулировать следующие выводы.
Во-первых, на сегодняшний момент соотношение официально учтённой насильственной преступности в исправительных учреждениях и её фактическими показателями находится в очень слабой корреляции — огромное количество преступных посягательств на личность остаются безнаказанными, а у рецидивистов складывается обманчивое, но весьма деструктивное и опасное впечатление о вседозволенности на период отбывания наказания в виде лишения свободы.
Отсюда следует повторяемость рецидивов с одной стороны и подрыв авторитета администрации исправительного учреждения в глазах заключённых, в отношении которых совершаются преступные посягательства, — с другой. Как результат, общий уровень личной незащищённости заключённых на территории ИУ падает, что замыкает круг и стимулирует новый виток латентной преступной активности.
Во-вторых, особое внимание должно уделяться внутренней атмосфере отбывания наказания в виде лишения свободы, которая на сегодняшний день лишь способствует дальнейшей криминализации лица, попавшего в исправительное учреждение, выступая мощнейшим криминогенным фактором последующей личностной деформации.
В-третьих, проблема непрофессиональности кадров ФСИН, не готовых, а, подчас, и не желающих реализовывать превентивные функции существенно обостряет ситуацию, сложившуюся в сфере пенитенциарной преступности в целом и конкретно преступлений против личности, совершаемых в исправительных учреждениях, — в частности. Рядовые сотрудники крайне слабо заинтересованы в оптимизации криминологической обстановки на территории ИУ, результатом чего является подгон отчётной статистики под желаемые показатели. При этом остаётся неразрешённой (и, более того, даже не имеющей на сегодняшний день адекватных перспектив разрешения) проблема латентности преступного насилия в исправительных учреждениях. Факторов, обуславливающих её, очень много и они настолько разнородны (от культурно-идеологических основ тюремного общежития до заинтересованности администрации в сокрытии фактов преступных насильственных посягательств), что представляется необходимым решать эту проблему только системно и последовательно — говорить же об эффективности отечественной пенитенциарной системы, ориентируясь на статистические выкладки, показывающие тенденцию снижения уровня преступности в ИУ, — значит закрывать на проблему глаза и даже не пытаться изыскать адекватные механизмы её разрешения.
Литература:
- Грибунов О. П., Качурова Е. С. Предупреждение и расследование насильственных преступлений, совершаемых в местах лишения свободы. Иркутск: ФГКОУ ВПО «ВСИ МВД России», 2013. 44 с.
- Литвиненко А. С. Преступления против личности в местах лишения свободы. [Электронный ресурс]. URL: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=39145422 (дата обращения: 27.08.2020).
- Некрасов А. П., Карлов В. П. Криминогенность в местах лишения свободы // Вестник Волжского университета им. Татищева. 2019. [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kriminogennost-v-mestah-lisheniya-svobody (дата обращения: 28.09.2020).
