Здоровье населения как предмет дискурса социальной политики



Российская темпоральность расчертила вектор эволюционного перехода от патерналистских механизмов социального устройства к неолиберальным. Данный процесс, содержательно оформленный в декларативных конструкциях, в ходе своей эволюционной реализации чрезмерно контрастирует с устоявшейся депривацией социально-экономических индикаторов. Репрезентация масштабных институциональных преобразований в состоянии аномии становится фактором деформации гаранта конституционных прав населению как на нормативно-правовом, так и на культурном уровнях.

Ключевые слова: социальная политика, медицинская помощь, здоровье, самосохранительное поведение, общественное здоровье.

Трансформации социально-экономических отношений обостряют объективный социальный риск, связанный с качеством жизни населения. Неолиберальная логика вызвала усиление тенденций индивидуализации [1]- так траектория заботы о здоровье, отраженная в ВОЗ с 1986 г. декларируется в качестве ключевой жизненной ценности, главного блага, достижение которого оказывается результатом личных усилий человека и все менее связываемого с эффективностью социальных институтов.

Принятый в 2012 году представителями 53 стран Европейского региона, в на сессии Европейского регионального комитета ВОЗ документ Здоровье — 2020: Основы Европейской политики в поддержку действий всего государства и общества в интересах здоровья и благополучия помимо обеспечения системами здравоохранения качественной помощи и гаранта для всего населения солидарности и справедливости в сфере здоровья провозглашает предоставление людям возможностей контролировать свое здоровье [2]. Согласно пункту 39 Программного документа 2020 для улучшения показателей здоровья необходимо значительно укрепить функции и потенциал общественного здравоохранения. Приоритетное инвестирование в развитие организационных механизмов и потенциала общественного здравоохранения, а также наращивание мер защиты и укрепления здоровья и профилактики болезней могут существенно отразиться на экономически эффективной отдаче.

Однако реализация благих концепций международного уровня в России приживается на уровне деклараций. Крах этики патерналистской солидарности дал отпор парадигме индивидуализированной самодетерминации в борьбе за жизнь – автономная этика персональной ответственности слабо прижилась, по инерции вернув полномочия все еще не перестающим функционировать компонентам государственной власти [3]. Одним из свидетельств застывшего патерналистского воспроизводства барьеров личностных практик и ценностей заботы о здоровье являются отображенные в соцопросах позиции населения. Согласно репрезентативному опросу ФОМ, проводимого в промежутке с 2012 по 2019 год в 53 субъектах РФ среди 1500 респондентов, доверие к государственным медицинским учреждениям колеблется, но с 2017 по 2019 годы остается практически неизменным- в 2017- 51 % опрошенных, в 2018- 55 %, в 2019- 54 % [4]

Вопреки рекомендациям ВОЗ о финансировании не менее 6 % ВВП на здравоохранение, взгляд российского государства на поддержание здоровья своего же населения ограничивается тратами в 3,6 %. Негативное оценивание оптимизации государственными деятелями, в т. ч. одним из кураторов этой новации — главой Счетной палаты Т. А. Голиковой – помимо необходимости восстановления растерзанных ресурсов охраны здоровья остро актуализирует аспекты солидарности и справедливости российского здравоохранения. Сложившиеся корпоративно-технократические условия деформировали гуманистический принцип взаимодействия между врачом и пациентом, оптимизационные механизмы оформили медицину как сферу услуг, социальные запросы, обращенные к медицине, возрастают — в общественном сознании она становится ответственной за разрешение широкого спектра личных и социальных проблем человека, а не только за избавление от болезни [5]. Устойчивая адаптация обложенных советскими догмами старшими поколениями к меняющимся социально-экономическим условиям продолжает монополизировать контроль и инициативы по сохранению здоровья в лице государства [6].

Унаследованная от СССР медицинская модель, державшаяся на конструкции общественной солидарности, обозначила модель взаимодействия между врачом и пациентом в социальную технологию. Метастазы советской системы отразили на врачебной профессии процессы, благоприятствующие деструктивному качеству медицинской помощи. Реанимационные меры по поддержанию патерналистского дискурса отражаются на принятии многочисленных национальных проектов в сфере здравоохранения, эффективность которых положительно обогащает менеджералистский потенциал. Так суть концепции улучшения медицинской инфраструктуры, отраженная в Плане мероприятий «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности здравоохранения» от 28 декабря 2012 г. за оболочкой благих реноваций скрывает расшатывание каркаса патерналистской медицины и ее вовлечение в процессы сокращения медицинских организаций и численности медицинских работников.

Меры оптимизации как “массированное вторжение чуждой логики в мир медицинской работы” [7] в первую очередь отразились на уровне обеспеченности населения койками круглосуточных стационаров- показатели снижения составили с 122,4 в 1992 году до 70,2 в 2019 году на 10000 населения. Вместе с сокращением коечного фонда наиболее ресурсного больничного сектора здравоохранения на 3 % снизился уровень обеспеченности населения врачебными кадрами — с 38,9 в 1992 году до 37,6 врачей на 10000 населения в 2019 году [8].

Процессы комерционализации медицины конфигурируются в процессы медикализации. Очерченные бюджетные распределения в здравоохранении оттесняются коммерциализацией медицинских услуг, которые конфигурируют заботу о здоровье пациентов как всецело зависимую от контроля врачей. Менеджералистская стандартизация благоприятствует дисфункциональному содержанию профессионализма медицинского персонала, регламентирующую привязанность врачей к финансированию их профессионализма через формы отчетности и документации. Подобная конфигурация перетасовывает медицинские смыслы профессиональной деятельности экономическими [9].

Регулирование потребностей населения в медицинской помощи ведется подстраиванием нормативов оказания медицинской помощи под лимитированный комплекс норм, пытающийся охватить всеобщую доступность услуг здравоохранения, без учета потребностей населения. Ретроспективная ответственность за здоровье- в формате “сверху-вниз”- поощряется коммерциализационными процессами в медицине [10]. Остаточный принцип накопления здоровья не как профилактического ресурса, а уже как подвергшегося недугам объекта медицинского вмешательства особенно обострился в период пандемии и стал заложником устрашающих прогнозов, а именно роста количества онкологических и сердечно-сосудистых заболеваний [11]. 2020 год из-за перегруженности медицинских учреждений, их массового перепрофилирования оттеснил стратегию профилактических мер по сохранению общественного здоровья и сконцентрировался на борьбе с первоочередными угрозами.

Симптомы отхода от идеологии заботливого патернализма выразились в коммерциализации жизнеохранительной стратегии только для платежеспособных слоев населения. Здоровье как самый ценный показатель субъективного благополучия [12] усилиями правительства поддерживается за счет платежеспособности населения, внедряя и без того в депрессивную социально-экономическую ситуацию в стране дополнительные социальные иерархии. Декларирование благих реформаторских новшеств не в силах компенсировать и так обостренную уязвимость материальной составляющей большей части российского населения. Прикрытое концептуальными декорациями добросердечие властей о мерах подержания здоровья сооружает аналогичную ранее принадлежащей государству здравоохранительную инфраструктуру, в полной мере не отвечающую на недомогания населения, следовательно и поддержанию качественного образа жизни.

Воздействие рыночных механизмов на “коллективный” подход к ответственности за здоровье населения в социально-демографическом ракурсе ставит вопрос: “ожидают ли медицинские институции такой же степени ответственности (и такой же степени патернализма) в отношении обычного пациента?” [13]. Меры оптимизации на омрачающие представления россиян о создаваемом неравенстве в доступе к медицинской помощи, ограничиваются ответом- согласно ВОЗ, жизненное долголетие на 50 % зависит от сознательной активности самих граждан. Многогранность реализации комплекса охраны здоровья как мера индивидуальной профилактики по обеспечению социального качества жизни населения должна становиться мерой нейтрализации патерналистских механизмов в социально-демографических аспектах. Подобным свойством обладает изученный многими учеными компонент общественного здоровья- самосохранительное поведение. Ценность данного феномена в нашей стране начала осознаваться в конце прошлого века. Зависимые ожидания населения от помощи сперва божественных сил, затем от государства оставили след на традиционном неодобрительном отношении к индивидуальной активности, отграничив пассивное ожидание смерти от жизнеохранительных ожиданий. Подобная позиция российского населения коррелирует от атрибуции ответственности от материальных факторов, связанных с корреляцией интернальности от материального положения [3]. Культура самосохранения определяет активность в отношении к здоровью, снабжает человека навыками поддержания здоровья, стремлением к максимальной продолжительности жизни [14].

Поскольку самосохранительные практики являются многоаспектным явлением, регулятором соответствия потребностей общества и гарантий государства становится доступность к здравоохранению –непременное условие и социальной политики, и управленческой практики любого государства, претендующего на статус правового государства [15]. Лишенный альтернатив государственный механизм рычага преобразований концепцию социального государства оставляет так и не расшифрованной на практике. Роль либеральной парадигмы как компенсация устоявшихся пробелов патерналиствской системы здравоохранения сводится не к призывам по профилактике и поддержания хорошего самочувствия, а к сокращению потребления. Игнорирование активизации потенциала самосохранительного поведения усугубляет ситуацию нарастающего материального расслоения и для населения с низкими доходами сводит здоровье к фактору эксплуатации [15]. С другой стороны, несоответствие уровня доходов пациентов стоимости медицинских услуг может поспособствовать становлению самосохранительного поведения, ведь подмена ответственности государственного здравоохранения, приукрашенной СМИ скепсисом к квалификации медперсонала и соответствующего падения его авторитета, адаптирует население к распределению усилий по преодолению недугов. Однако перекладывание на плечи россиян ответственности за генерирование и реализацию ориентиров социального развития ставит функции социальной политики наравне с “дипломатическим красноречием” и “патриотической риторикой” [16].

Логика оказания медицинских услуг, исходящая не с целью обеспечить качество жизни населения, а по вектору секвестирования расходных частей бюджета, грозит потерей человеческого капитала. Усугубляемые управленческой деятельностью меры социальной незащищенности в системе здравоохранения упраздняют здоровье нации как ресурс, всецело являющегося маркером социального и экономического развития. Отображение здоровых тенденций социума вместо поддержки самосохранительного поведения заменяется иждивенческими настроениями и чрезмерным патернализмом. Конструирование самим государством беспомощного населения усиливает бюджетное “затягивание поясов” и как следствие ведет к бесплодной политике “латания дыр”, «ручного управления», «быстрого реагирования» на каждодневно возникающие трудности в жизни людей, что не позволяет решить ни одной крупной проблемы.

Вектор российской медицины в период оптимизационных процессов сводится не к привлечению населения к тактикам самосохранительного поведения, а к техническому прогрессу, лоббирующему поддержание качества жизни медицинскими институциями. Облаченные в правовую форму механизмы компенсации и стабилизации издержек социального прогресса находят отражение в социальной политике, оптимизационные процессы которой сравнимы с затратным статусом бюджетного здравоохранения. Перекладывание ответственности на население в условиях отсутствия ресурсов обеспечения развития человеческого потенциала оттесняет обеспечение взаимодействия между официальными структурами и сознательными потребителями, тем самым утрачивая даже декларативную ценность деятельности социальной политики “развитие человека как цели развития общества” [17]. Отходу от патерналистских ожиданий должен способствовать высокий уровень атрибуции ответственности за здоровье. Контекст усиления позиций индивидуальной ответственности за здоровье закрепляет за социальной политикой генерирование человеческого капитала. Наряду с медициной обеспечение адаптации человека к жизненной среде без ухудшения физического и духовного состояния определяет самосохранительное поведение. Многоаспектная миссия по усилению позиций индивидуальной ответственности определяет здоровье населения как предмет “особой заботы, первичной модели управленческой деятельности государства, наиболее эффективно осуществляемой с помощью социальной политики” [18].

Литература:

1. Богомягкова Е. С. Современные концепции здоровья: от качества жизни к ее наполненности/ Е. С. Богомягкова, Е. А. Орех // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2019. № 51. С. 129–139.
2. Здоровье — 2020: Основы Европейской политики в поддержку действий всего государства и общества в интересах здоровья и благополучия [Электронный ресурс] Режим доступа: https://www.ndphs.org/documents/3239/NCD_5_6_3-Info_2_rus__Health_2020_WHO-EURO_short.pdf (дата обращения: 19.08.2020)]
3. Бурмыкина О. Н. Патернализм: влияние на культуру здоровья // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. № 4. С.159–176.
4. Доверие врачам и медучреждениям // ФОМ [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://fom.ru/Zdorove-i-sport/14208 (Дата обращения: 18.11.2020)
5. Камалиева И. Р. Аксиологические проблемы медицины: истоки и современность // Ученые записки Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского Философия. Политология. Культурология. Том 4 (70). 2018. № 4. С. 35–44.
6. А. В. Михалева Влияние медикализации на здоровье пожилых людей // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 12. Социология. 2009. № 2–1. С.130–140.
7. Николаев В. Г. Реформа российского здравоохранения и ценностные конфликты профессионализма // Журнал исседований социальной политики. 2015. № 4. С.611–626
8. Здравоохранение по данным Росстат // Росстат [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://rosinfostat.ru/zdravoohranenie/ (Дата обращения: 18.08.2020)
9. Кузнецов А. В. Социальные взаимоотношения врачей, пациентов и СМИ в процессе медикализации: Автореф... дис. кан. соц. наук.- В.: 2009. — 26 с.
10. Н. А. Вялых Социальное неравенство потребителей медицинской помощи в современном российском обществе: социальная сущность и способы сокращения // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия: Социальные науки. 2020. № 1 (57) C.65–73.
11. Онколог спрогнозировал рост заболеваемости раком из-за эпидемии COVID // РБК [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.rbc.ru/rbcfreenews/5ec6062e9a7947837ba3bcb5 (Дата обращения: 20.08.2020)
12. Климова А. М., Чмель К. Ш. Региональные различия в субъективном благополучии: компенсирует ли социальная политика эффекты неравенства в России? ­// Мониторинг общественного мнения: ­Экономические и социальные перемены. 2020. № 1. С. 143–176.
13. Келли М. Границы ответственности пациента // Бюллетень сибирской медицины. 2006. № 5. С.67–78.
14. Т. И. Дрынкина Социально-демографические особенности самосохранительного поведения // Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Общество. Коммуникация. Образование. 2013. № 167. — С.15–21.
15. Шилова Л. С. Стресс, здоровье и изменение самосохранительного поведения населения Москвы за годы реформ //Россия: Риски и опасности «переходного» общества / Под ред. О. Н. Яницкого. М.: ИСРАН, 1998. с. 183–184.
16. Локосов В. В. Социальное государство и партисипаторное общество: ложная дилемма // Финансы: теория и практика. 2015. № 1.- С.16–22]
17. Григорьева Ирина Андреевна Социальная политика: основные понятия // Журнал исследований социальной политики. 2003. № 1. С.29–44.
18. Ивашиненко Н. Н., Теодорович М. Л. Ресурсы применения партисипаторных технологий для повышения социальной защищенности населения России // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия: Социальные науки. 2012. № 1 (25). С.35–44.