Проблемы отказа государственного обвинителя от обвинения и пути их разрешения



В статье автор определяет ряд проблем внутри института отказа государственного обвинителя от обвинения, анализирует позиции законодателя и ученых на их счет и предлагает собственные пути разрешения выявленных проблем.

Ключевые слова: поддержание обвинения, изменение обвинения в судебном разбирательстве, отказ от обвинения, мотивы отказа от обвинения, права потерпевшего.

В соответствии с п. 6 ст. 5, ч. 3 ст. 37 и ч. 2 ст. 246 УПК РФ обвинение поддерживает государственный обвинитель в лице должностного лица органа прокуратуры. Поддержание обвинения подразумевает под собой отстаивание выдвинутой по уголовному делу версии обвинения в суде при условии неукоснительного соблюдения требований законности. Переходя к непосредственному рассмотрению отказа государственного обвинителя от обвинения, в первую очередь, необходимо обратиться к ч. 7 ст. 246 УПК РФ, в соответствии с которой если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным п. 1, 2 ч. 1 ст. 24 и п. 1, 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ. Анализируя ч. 7 ст. 246 УПК РФ, становится очевидным фрагментарное правовое регулирование законодателем института отказа государственного обвинителя от обвинения, что порождает в доктрине уголовного процесса немало спорных вопросов.

Во-первых, имеет место быть, так называемая, проблема обязательности отказа государственного обвинителя от обвинения для суда. Один из насущных фундаментальных признаков отказа государственного обвинителя от обвинения был крайне неоднозначно принят в научных кругах, так как ученые противопоставляли обязательности отказа принцип верховенства власти, ввиду того, что как, например, отмечает М. Пучковская, в данной связи не учитывался статус суда и внутреннее убеждение судьи, на основе которых должно выноситься решение [1, с. 24–25]. Противниками такой позиции законодателя представлялось, что таким образом суд вместо своей функции по разрешению дела, лишь выполняет волю стороны обвинения, лишая потерпевшего права на правосудие. На суд накладывается обязанность по вынесению постановления или определения о прекращении уголовного дела и уголовного преследования по основаниям, указанным государственным обвинителем, даже в случае, если он сам с такими основаниями не согласен [2, с. 69].

Таким образом, возникает казус, когда суд, будучи несогласным, принимает решение, которое противоречит его пониманию правосудия. Конфликт из плоскости стороны обвинения и стороны защиты перемещается в отношения между судом и стороной обвинения, так как, с одной стороны, суд по результатам изучения материалов дела убежден в виновности подсудимого в совершении преступления, но с другой стороны, связан позицией государственного обвинителя, полностью или в части отказавшегося от обвинения.

Тем не менее, можно говорить о том, что неоднозначность ситуации, в больше степени, создается посредством частичной подмены понятий. Так, в условиях состязательного процесса, который декларируется действующим УПК РФ, в функции суда входит установление фактических обстоятельств дела, которые исследуются в судебном заседании. Конституцией РФ также в ст. 49 признается презумпция невиновности, в соответствии с которой каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Итак, при беспристрастном анализе презумпции невиновности в совокупности с принципом состязательности следует, что полномочия суда ограничиваются исключительно установлением виновности лица при условии, что ее доказывает сторона обвинения в лице органов и лиц, осуществляющих уголовное преследование. Получается, как вытекает из конституционных положений и как неоднократно подчеркивается, в том числе, и практикой КС РФ: «суд осуществляет исключительно функцию отправления правосудия и не должен подменять собой других участников процесса» [3]. Более того, так как государственный обвинитель является профессиональным участником процесса, то вероятность возникновения ситуации, когда он занимает ошибочную позицию и в противоречии с действующим законом отказывается от обвинения, должна стремиться к невозможности.

Таким образом, если даже со стороны обвинения высказывается позиция о том, что виновность подсудимого не доказана в части или в полном объеме, то в соответствии с действующими нормами уголовно-процессуального права это должно привести к результату в виде постановления о прекращении уголовного дела и уголовного преследования. Исходя из выше изложенного, в отношении рассматриваемой проблемы целесообразно предположить, что все же отказ государственного обвинителя от обвинения будет обязательным для суда в полном объеме.

Во-вторых, необходимо выделить проблему, заключающуюся в обратимости решения государственного обвинителя об отказе от обвинения. Как отмечает Н. Кириллова, судебная практика изобилует случаями, когда суд, не согласный с полным или частичным отказом государственного обвинителя от обвинения возобновляет судебное следствие по формальным признакам с целью вернуть изначальную квалификацию преступления, которая была до заявления государственного обвинителя отказа от обвинения [4, c. 20].

На самом деле, такое поведение суда, как независимого арбитра, целью которого является восстановление правосудия, принципиально недопустимо. Прения сторон — это значимый этап судебного разбирательства, в котором сторона защиты и сторона обвинения выступают с речью, в которой подводят итоги судебного следствия и представляют суду свою обоснованную окончательную позицию относительно рассматриваемого уголовного дела. Высказываемая государственным обвинителем позиция относительно квалификации противоправных действий подсудимого отражается в протоколе и является официальной позицией стороны обвинения, обладающая определенной юридической силой. Целесообразно оценивать речь прокурора как процессуальное решение равноценное другим его действиям в рамках уголовного дела.

В. В. Кальницким высказывается мнение, что такого рода ухудшение положения подсудимого недопустимо по той причине, что это сказывается на его психологическом настрое. Подсудимый — это, в первую очередь, человек, обладающий чувствами и эмоциями, находящийся в стрессовой для него ситуации во время суда [5, c. 34–35]. По этой причине переход государственного обвинителя обратно к более тяжкой квалификации его действий нарушает право на защиту, так как подсудимый морально к нему не готов. Ценность процессуальных норм заключается именно в строгом соблюдении пределов в судебном разбирательстве.

Также тут уместен и аргумент о том, что в Российской Федерации презюмируется состязательность процесса. Это подразумевает, что согласно положениям и концептуальной направленности норм УПК РФ (ст. ст. 246, 254) полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения влечет за собой прекращение уголовного дела и уголовного преследования полностью или в части, соответственно, что подтверждается судебной практикой [6]. Соответственно из этого вытекает, что УПК РФ не предполагает возможности изменения квалификации преступления в ходе процесса на более тяжкое, в том числе и в случаях, когда его смягчение произошло посредством отказа государственного обвинителя от обвинения [7, c. 94].

Получается, что в такой ситуации цена ошибки государственного обвинителя крайне высока. По этой причине, в некоторых случаях, у суда или стороны обвинения возрастает соблазн исправить ошибку государственного обвинителя, допустившего неправомерный, по их мнению, отказ от обвинения полностью или в части, путем повторного выступления с возвращением к первоначальной, более тяжкой, квалификации или вообще замены обвинителя. Так или иначе, никакие последующие процессуальные действия не дают право ни стороне обвинения, ни, тем более, суду на возврат к первоначальному обвинению, в противном случае, это является прямым нарушением пределов судебного заседания, что, в свою очередь, влечет нарушение права подсудимого на защиту.

Так, например, можно привести примеры из судебной практики, когда в одном из рассматриваемых дел, государственным обвинителем было высказано решение о частичном отказе от поддержания обвинения (в данном случае речь идет об изменении своего обвинения в сторону смягчения). Тем не менее, суд не согласился с позицией обвинителя и принял несвойственную для суда функцию обвинения, признав лицо виновным на основании первоначального обвинения, отмечая при этом, что позиция государственного обвинителя об отказе от обвинения не является достаточно мотивированной [8].

Тем не менее, такая позиция со стороны суда, по сути, явно противоречит положениям ст. 246 и 252 УПК РФ, наряду с наличием антиконституционных противоречий (в отношении ст. 118 и 123 Конституции РФ) — из всех этих норм вытекает, что суд только лишь отправляет правосудие и имеет права заниматься подменой компетенции органов и лиц, обосновывающих обвинение.

В другом деле, ссылаясь на проблему нарушения прав на защиту со стороны подсудимого, президиумом областного суда был отменен приговор в отношении лица, в силу того, что государственным обвинителем был заявлен отказ от обвинения с последующей просьбой переквалификации действий подсудимого, но суд нарушил требования УПК РФ и не разрешил ходатайство обвинителя, лишая тем самым подсудимого права знать в чем его непосредственно обвиняют, и защищаться — было нарушено само право на защиту [9].

Итак, в качестве вывода можно выдвинуть следующий тезис — в случае полного или частичного отказа государственного обвинителя от обвинения, возврат к первоначальному обвинению в рамках рассмотрения спора в инстанции, в которой такой отказ заявлен, невозможен. Тем не менее, возврат к первоначальному обвинению все же возможен, но исключительно в случае, если постановление суда о прекращении уголовного дела и уголовного преследования в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения будет отменено вышестоящей судебной инстанцией ввиду признания позиции государственного обвинителя ошибочной.

В-третьих, имеет место проблематика возможности преобразования публичного обвинения в частное в случае отказа государственного обвинителя от обвинения. Так, исходя из ст. 20 УПК РФ в зависимости от характера и тяжести преступления уголовное преследование делится на публичный, частно-публичный и частный порядок. Частный порядок подразумевает возбуждение дела исключительно по заявлению потерпевшего или его законного представителя и прекращение в связи с примирением сторон. Дела частного порядка могут быть возбуждены по статьям 115 (умышленное причинение легкого вреда здоровью), 116.1 (нанесение побоев лицом, подвергнутым административному наказанию) и 128.1 (клевета) УПК РФ. Возвращаясь же к институту отказа государственного обвинителя от обвинения, следует пояснить, что на практике существуют такие ситуации, когда в ходе судебного разбирательства публичный порядок трансформируется в частный, например, путем изменения квалификации со ст. 112 УПК РФ (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью) на ст. 115 [10]. Таким образом, возникает закономерный вопрос о том, следует ли государственному обвинителю отказаться от обвинения и какова должна быть в данном случае его позиция в качестве представителя стороны обвинения.

С одной стороны, юридическая доктрина предлагает государственному обвинителю заявить о переквалификации действий подсудимого и продолжить поддерживать обвинение в качестве второго обвинителя [11, c. 54]. С точки зрения Воронина, такое положение вещей, тем не менее, не будет лишать права потерпевшего отказаться от обвинения и завершить процесс путем примирения сторон эмоциями, находящийся в стрессовой для него ситуации во время суда [12, c. 18].

С другой стороны, выступает иная точка зрения, нашедшая большее количество сторонников и отражающаяся в судебной практике. Так, видится более целесообразным государственному обвинителю отказаться от поддержания обвинения, так как законодательство предусматривает право прокурора представлять интересы потерпевшего в рамках частного обвинения лишь в конкретных случаях, а именно в случаях, если преступление совершено в отношении лица, которое в силу зависимого или беспомощного состояния либо по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы (в соответствии с ч. 4 ст. 20 УПК РФ). Авторами, поддерживающими эту позицию, высказывается позиция, что государственный обвинитель действует от имени государства и его задача — защита публичных интересов, в том числе, охрана прав и свобод человека и гражданина, а значит, что он может участвовать в рассмотрении дел частного обвинения лишь в случае, когда это прямо предусмотрено законом [13].

Так или иначе, преобразование судебного дела публичного обвинения в частного является отчасти случаем экстраординарным, и в целях добиться правосудия и справедливости суду, в первую очередь, необходимо выяснить позицию потерпевшего относительного дальнейшего хода дела: его желание или нежелание поддерживать обвинение, возможность примирения сторон; и только после установления этих фактов — разрешить дело по существу.

Такая модель построения дальнейшего процесса является принципиально важной, так как в рамках частного обвинения потерпевший, выступающий в качестве частного обвинителя, наделяется рядом дополнительных прав: отказаться от обвинения он может, как заявив о своем намерении в суде, так и в случае неявки в судебное заседание, что оценивается судом, как «пассивный» отказ. Участие же государственного обвинителя возможно, как было указано выше, лишь в случаях, прямо предусмотренных законом.

Наконец, в-четвертых, наиболее актуальной является проблема защиты прав и законных интересов потерпевшего в случае отказа государственного обвинителя от обвинения, так как фактически отказ государственного обвинителя посягает на право потерпевшего на доступ к правосудию.

В соответствии с нормами УПК РФ потерпевший непосредственно отнесён к числу участников процесса со стороны обвинения с правом поддерживать обвинение. В юридической литературе высказывается мнение об отнесении обвинительной деятельности потерпевшего к «субсидиарному обвинению» [14, c. 33].

Тем не менее, вопрос так называемой субсидиарной деятельности мало изучен и весьма неясен. Некоторые ученые оценивают такую деятельность как равную той, что осуществляют органы обвинения, ссылаясь на многолетнюю практику зарубежных стран [15, c. 113]; другие — как возможность поддержать обвинение лично потерпевшим там, где государственные органы от обвинения отказались [16, c. 168].

Например, Т. Тетерина весьма четко отмечает, что УПК РФ использует формулировку «сторона обвинения», как о стороне, на которой лежит бремя доказывания вины подсудимого, и лишение потерпевшего права на поддержание обвинения незаконно сужает трактовку слов законодателя [17]. Сторонниками расширения прав потерпевшего предлагается предоставить частным лицам, которые сами пострадали от преступления, возможность самостоятельно осуществлять уголовное преследование особенно тогда, когда правоохранительные органы от него отказались [18, c. 27–28].

Тем не менее, такой взгляд на решение проблемы не находит отклика у некоторых юристов, особенно у прокурорских работников, являющихся государственными обвинителями. Считается, что наделение их дополнительными процессуальными правами не будет целесообразным, так как у них наблюдается низкий уровень активности. Первостепенной функцией потерпевшего в ходе процесса является защита своих прав, нарушенных преступлением, в то время как функцию обвинения он выполняет лишь отчасти. Будучи субсидиарным участником со стороны обвинения, потерпевший не может иметь те же полномочия по осуществлению уголовного преследования, что и государственные органы. С этой точки зрения, прав на обжалование вынесенного судебного решения и на удовлетворение гражданского иска для потерпевшего достаточно для защиты своих прав и законных интересов.

Таким образом, видится логичным такое обстоятельство дел, при котором потерпевший в случае отказа государственного обвинителя от обвинения, потерпевший должен иметь право на представление своего мнения по этому вопросу суду, в то время как суд обязан это отметить в своем решении. Однако, расширение полномочий потерпевшего по самостоятельному поддержанию обвинения в случае отказа государственного обвинителя от обвинения нецелесообразно, так как вместо права потерпевшего на поддержание обвинения преобразует его в обязанность, что в рамках судебного процесса недопустимо.

Также помимо вышеизложенного, хотелось бы отметить и необходимость урегулированности такого вопроса в рамках УПК РФ, как не только назначение государственного обвинителя, но и возможность его замены, принимая во внимание правовую позицию КС РФ о том, что при замене государственного обвинителя, новый обвинитель, который вступает в процесс, не будет никоим образом связываться с позицией предыдущего государственного обвинителя, который принимал участие в процессе, в том числе и в случае если он отказался от обвинения [19].

В данной связи целесообразной видится внести изменение в действующее законодательство, которое бы базировалось на том, что на момент обновленного рассмотрения уголовного дела судом, после того, как государственный обвинитель отказался от обвинения, он не может принимать участие в деле вновь, в силу того, что к него уже сформированы определенные убеждения в отношении не подтвержденного обвинения. Соответственно, полагаем, что целесообразно бы было закрепить в УПК РФ необходимость отвода или замены государственного обвинителя, который отказался от обвинения, от нового рассмотрения этого дела, с отсылкой и по аналогии к ч. 2 ст. 63 УПК РФ, когда учувствовавший ранее в деле судья не может вновь начинать его рассмотрение. Такое положение, с нашей точки зрения, будет верным, поскольку обратное так или иначе дает возможность говорить о принуждении государственного обвинителя, который отказался от обвинения, все равно поддерживать обвинение, вопреки своим убеждениям.

Вышеизложенная нами точка зрения вполне соотносится с мнением М. Гавриловой о наличии требований о недопустимости любого давления на государственных обвинителей с целью отстаивать выводы того или иного обвинительного заключения и в данном случае отказ обвинителя от обвинения должен рассматриваться исключительно как выполнение обвинителем собственных профессиональных обязанностей [20, c. 55–58].

Также видится необходимым рассмотрение еще одного проблематичного вопроса, связанного с формулировкой п. 2 ст. 254 УПК РФ, который на данный момент закрепляет прекращение уголовного дела или преследования со стороны суда, в случае если государственный обвинитель отказался от обвинения на базе ч. 7 ст. 246 или ч. 3 ст. 249 УПК РФ. С нашей точки зрения кажется более верным закрепить формулировку со следующим смыслом: что в случае, когда государственный обвинитель отказывается от обвинения, то суд имеет право прекращения уголовного дела или преследования по основаниям, закрепленным ч. 1 ст. 24 и ч. 1 ст. 27 УПК РФ. Вместе с тем, хотелось бы предложить уместность использования формулировки «суд имеет право», а не «суд прекращает» ввиду того, что существующая формулировка кажется слишком императивной и фактически она накладывает обязанность на суд в любом случае прекращать уголовное дело при отказе государственного обвинителя от обвинения. И мы полагаем, что столь императивная формулировка может быть присуща скорее гипертрофированному типу состязательного судопроизводства, тогда как российский уголовный процесс больше тяготеет к публичности такового и поддержанию справедливого баланса между состязательностью и публичностью.

Так, подводя итоги, отметим, что нынешнему уголовно-процессуальному закону необходимо придать некую определенность относительно выявленных проблем в отношении института отказа государственного обвинителя от обвинения, как путем внесения изменений в УПК РФ, так и с помощью новых разъяснений, возможно, со стороны Пленума ВС РФ. В первую очередь, законодателю следует обратить внимание на существующую коллизию между такими основаниями, которые в соответствии со ст. 246 УПК РФ, могут быть причиной отказа государственного обвинителя от обвинения, но по существу являющимися нереабилитирующими. Например, истечение сроков исковой давности и смерть подсудимого не могут быть причиной отказа государственного обвинителя от обвинения, так как, в отличие от отказа, они не реабилитируют лицо. Такие основания могут быть лишь причиной ходатайства прокурора о прекращении уголовного дела и уголовного преследования.

Стоит уделить внимание проблеме интересов потерпевшего в ходе отказа государственного обвинителя от обвинения. По-настоящему защищенными интересы потерпевшего будут считаться лишь в случае, когда истинное лицо, совершившее противоправные деяния, будет привлечено к ответственности. Тем не менее, законодатель не находит оснований для расширения полномочий потерпевшего по поддержанию обвинения в случае отказа государственного обвинителя от обвинения. Видится достаточным право на удовлетворение гражданского иска и обжалование в вышестоящий суд.

Также, несмотря на дискуссию, развернувшуюся в научных кругах, видится целесообразным внесение минимальных поправок в нынешнее законодательство относительно формы отказа от обвинения, так как в совокупности с положениями, изложенными в Приказе Генеральной прокуратуры № 465, существует и так достаточно требований к такой форме действия прокурора для того, чтобы признать его отказ легитимным. Полагаем, достаточным будет лишь закрепление в УПК РФ того факта, что государственный обвинитель, который убежден в необходимости отказа по поддержанию обвинения, предоставит письменное заявление об этом суду, указывая в нем подробные мотивы и основания своего отказа, а также отмечая в заявлении ходатайство касательно прекращения уголовного дела или преследования на основаниях УПК РФ.

Литература:

1. Пучковская М. Е. Исправление судом следственных ошибок на стадии предварительного расследования и при производстве в суде первой инстанции: автореф. дис.... канд. юрид. наук: 12.00.09. — Томск, 2004.
2. Пудовочкин Ю. Е., Толкаченко А. А. Основные направления межотраслевого совершенствования института освобождения от уголовной ответственности // Журнал российского права. — 2020. — № 4.
3. Определение Конституционного Суда РФ от 10.02.2016 N 226-О «По запросу Курганского областного суда о проверке конституционности части восьмой статьи 246 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. — 2016. — № 5.
4. Кириллова Н. А. Отказ государственного обвинителя от обвинения: автореф. дис.... канд. юрид. наук: 12.00.09. — СПб, 2007.
5. Кальницкий В. В. Высказанная обвинителем позиция предопределяет пределы разбирательства // Российская юстиция. — 2002. — № 12.
6. Определение Верховного Суда РФ от 23.12.2005 N 46-о05–60 // Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2007. — № 1; Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 18.03.2015 N 79-П14 // Документ опубликован не был. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
7. Машовец А. О. Изменение обвинения, полный или частичный отказ от него государственным обвинителем в ходе судебного разбирательства // Вестник Краснодарского университета МВД России. — 2017. — № 2.
8. Апелляционное определение судебной коллегии по уголовным делам Смоленского областного суда № 22–2445/2015 // Обзор апелляционной и кассационной практики судебной коллегии по уголовным делам Смоленского областного суда за четвертый квартал 2015 года. [Электронный ресурс] URL: http://oblsud.sml.sudrf.ru/modules.php?name=docum_sud&id=833 (дата обращения: 15.03.2021).
9. Апелляционное определение судебной коллегии по уголовным делам Смоленского областного суда № 22–2445/2015 // Обзор апелляционной и кассационной практики судебной коллегии по уголовным делам Смоленского областного суда за четвертый квартал 2015 года. [Электронный ресурс] URL: http://oblsud.sml.sudrf.ru/modules.php?name=docum_sud&id=833 (дата обращения: 15.03.2021).
10. Апелляционное постановление Верховного суда Республики Саха (Якутия) от 23.01.2020 по делу N 22–82/2020(22–2361/2019) // Документ опубликован не был. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
11. Тисен О. Н. Теоретические и практические проблемы института досудебного соглашения о сотрудничестве в российском уголовном судопроизводстве: дис.... докт. юрид. наук: 12.00.09. — Оренбург, 2019.
12. Воронин В. В. Становление, особенности и проблемы российского судопроизводства по делам частного обвинения: автореф. дис.... канд. юрид. наук: 12.00.09. — Екатеринбург, 2001.
13. Мартынчик Е. Вправе ли прокурор быть субсидиарным обвинителем? // Законность. 2003. № 11. [Электронный ресурс] URL: https://center-bereg.ru/j3063.html (дата обращения: 16.03.2021).
14. Ветрова Г. Н. Субсидиарное обвинение и принцип состязательности // Известия Алтайского государственного университета. — 2017. — № 3.
15. Якимович Ю. К. Подозреваемый и потерпевший в современном уголовном процессе России // Вестник Томского государственного университета. — 2013. — № 2.
16. Фоменко А. Н. Субсидиарное обвинение как форма защиты прав потерпевшего в уголовном процессе // Бизнес в законе. — 2009. — № 5.
17. Тетерина Т. В. Отказ прокурора от обвинения «преступает» права потерпевшего на доступ к правосудию // Российская юстиция. 2003. № 10. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
18. Гасанова У. Н. Отказ прокурора от обвинения как парадигма беспристрастности и объективности // Законность. — 2017. — № 8.
19. Определение Конституционного Суда РФ от 24.04.2018 N 884-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Черкасова Александра Ильича на нарушение его конституционных прав частью четвертой статьи 37, частями седьмой и восьмой статьи 246, частью второй статьи 252 и пунктом 2 статьи 254 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Документ опубликован не был. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
20. Гаврилова М. Н., Мирошниченко B. C. Роль прокурора и вышестоящего прокурора, участвующих в прекращении уголовного дела (уголовного преследования) в судебных стадиях российского уголовного процесса // Диалог наук в XXI веке: материалы VI Междунар. науч.-практ. конф. — Уфа, 2019.