Для России проблема борьбы с коррупцией является особенно важной. Произошедший четверть века назад системный кризис по ряду важнейших показателей отбросил наше государство на несколько десятилетий назад, естественно, сказался на степени распространения коррупции. Данные статистики и различные исследования говорят о том, что в той или иной форме коррупционными ростками поражены практически все системы государственного управления.
В последние годы в России был предпринят ряд масштабных изменений в сфере государственного управления, законодательства и взят курс на организацию противодействия коррупционной преступности в стране.
Однако в действующий УК РФ [1] понятие «коррупция» и тем более одноименный состав преступного деяния законодатель не включил. Составы уголовно наказуемых деяний, являющихся по своему содержанию и направленности коррупционными, в отечественном законодательстве распределяются по различным главам и даже разделам Особенной части действующего УК РФ. При этом отдельные составы могут быть признаны в качестве коррупционных только при установлении определенных квалифицирующих признаков или обстоятельств.
Определенная часть преступных деяний может быть признана или не признана коррупционной в зависимости от того, какой смысл и содержание вложено в понятие «коррупция» (широкое или узкое толкование). Исходя из вышесказанного, представляется невозможным строго указать на четко определенное количество преступных деяний как на «коррупционные преступления».
Первая попытка в определенной степени систематизировать существующие составы коррупционных преступлений была осуществлена отечественным законодателем в 2008 г. в Федеральном законе «О противодействии коррупции», который отнес к числу коррупционных преступлений следующие деяния:
— получение и дачу взятки;
— злоупотребление полномочиями либо служебным положением;
— коммерческий подкуп;
— иное незаконное использование лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства с целью получения материальной выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами.
Однако М. Ф. Мусаелян на базе изучения Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию предлагает расширить вышеуказанный перечень дополнительными составами [5, с. 55]: служебный подлог (ст. 292 УК РФ), злоупотребление полномочиями (ст. 201 УК РФ), злоупотребление полномочиями частными нотариусами и аудиторами (ст. 202 УК РФ), коммерческий подкуп (ст. 204 УК РФ), регистрация незаконных сделок с землей (ст. 170 УК РФ), подкуп участников и организаторов профессиональных спортивных соревнований и зрелищных коммерческих конкурсов (ст. 184 УК РФ).
Как отмечает исследователь, из текстов международных документов к числу коррупционных преступлений следует относить умышленные деяния, обладающие высокой степенью социальной опасности, которым присущи следующие признаки:
— активный либо пассивный подкуп должностных лиц публичной власти как национального государства, так и международных организаций;
— активный либо пассивный подкуп в коммерческом или общественном секторах;
— хищения;
— неправомерное присвоение имущества;
— нецелевое использование имущества должностным лицом;
— злоупотребление возможным влиянием, осуществленное в корыстных целях;
— злоупотребления служебным положением;
— использования служебного положения в корыстных целях;
— незаконное обогащение;
— отмывание доходов, полученных от преступных деяний, связанных с коррупцией;
— воспрепятствование правосудия;
— сокрытие коррупционного деяние;
— соучастия в коррупционном преступлении;
— покушение на совершение коррупционного преступления.
Указанный выше перечень признаков коррупционных преступлений вызывает неоднозначные оценки среди российских исследователей. В целом, законодательная неопределенность категории коррупционных преступлений и их основных признаков уже достаточно долгое время вызывает дискуссию по поводу того, какие именно преступные деяния следует относить к коррупционным. Невыработанность законодательного подхода к определению признаков коррупционных преступлений значительно затрудняет изучение современной коррупционной ситуации, так как долгое время было неясно, как группировать статистические сведения о фактах совершения коррупционных преступлений.
Попыткой разрешения сложившейся ситуации явилось принятие отдельного перечня норм УК РФ, которые должны быть отнесены к группе коррупционных преступлений. Впервые этот перечень[1] был установлен общим Указанием Генеральной прокуратуры РФ и Министерства внутренних дел России. Принятие данного перечня во многом устранило ряд существенных проблем в процессе осуществления криминологического анализа преступлений коррупционной направленности, а также при определении ее современных тенденций, так как до момента принятия статистическая информация о преступных деяниях коррупционной направленности не группировалась.
К настоящему моменту указанный перечень претерпел целый ряд дополнений и изменений. К группе безусловно коррупционных относятся преступления, которые определены 10 статьями УК РФ. Это преступления, предусмотренные ст. 141.1, 184, п. «б» ч. 3 ст. 188, ст. 204, п. «а» ч. 2 ст. 226.1, п. «б» ч. 2 ст. 229.1, ст. 289, 290, 291, 291.1 УК РФ.
В то же время исследователи и некоторые практические работники в области противодействия коррупционной преступности полагают, что к числу коррупционных можно отнести не только корыстные преступления при использовании субъектом служебного положения, но также такие преступления, которые совершены исходя из любой личной заинтересованности, что во многом близко тем признакам, которые были указаны нами при характеристике международных актов, но при этом данные признаки в рассматриваемом Перечне № 23 не содержатся.
При этом мотив другой личной заинтересованности получил необходимое отражение в некоторых статьях УК РФ как один из обязательных признаков. В частности, мотив иной личной заинтересованности предусмотрен как один из обязательных признаков злоупотребления должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) а также при совершении служебного подлога (ст. 292 УК РФ). Содержание понятия иной личной заинтересованности определяется в п. 16 постановления Пленума ВС РФ от 16.10.2009 № 19 [4], на основании которого под иной личной заинтересованностью необходимо понимать выраженное стремление должностного лица на извлечение любой выгоды обладающей неимущественным характером, и определяющееся таким побуждением, как карьеризм, семейственность, стремление приукрасить реальное положение дел, получить взаимную услугу или поддержку в процессе решения определенной проблемы, прикрыть собственную некомпетентность и т. д. Как видим, в перечень признаков коррупционных преступлений на основании требований международных актов все же необходимо относить злоупотребление лицом должностными и властными полномочиями, которые были совершены не только из корыстной, но и из иной заинтересованности личного характера. Думается, что отсутствие указания на мотив иной личной заинтересованности не только в действующем ФЗ «О противодействии коррупции», но и в Перечне № 23 является серьезным пробелом российского законодательства.
Помимо этого, некоторые исследователи указывают, что те формулировки, которые установлены российскими законами, не предусматривают все возможные уголовно-наказуемые формы коррупционных преступлений. В частности, деяния, которые указаны в одной и той же статье УК РФ могут быть признаны коррупционными либо нет в зависимости от квалифицирующего признака, который при этом может не относиться к коррупционному. К примеру, превышение лицом должностных полномочий, предусмотренное ст. 286 УК РФ, может быть отнесено к деяниям с коррупционной направленностью не только при совершении указанного деяния с корыстным мотивом, но только тогда, когда корыстный мотив сопровождается причинением вреда и тяжкими последствиями (п. «в» ч. 3 ст. 286 УК РФ). Это же преступление, осуществленное лицом только из корыстной заинтересованности, однако не обладающее другими квалифицирующими признаками, то есть по п. «а», «б» ч. 3 ст. 286 УК РФ, исходя из содержания Перечня № 23 не будет признано деянием коррупционной направленности, что, по нашему мнению, представляется в корне неверным, поскольку направленность деяния и его последствия являются совершенно разными явлениями.
Интересно, что по мнению А. В. Онуфриенко, категория «деяние коррупционной направленности» следует считать более широким, нежели коррупционное (должностное) преступление, так как она вбирает в себя не только собственно коррупционные и должностные преступные деяния, но также такие преступные деяния, которые не обнаруживают в своей диспозиции какие-либо коррупционные элементы, однако будут обладать коррупционной направленностью при обнаружении некоторых наиболее характерных признаков, в частности, мошенничество с использованием субъектом служебного положения (ч. 3 ст. 159 УК РФ) [6, с. 106]. С вышеприведенной позицией следует согласиться, однако хотелось бы отметить, что анализируемый Перечень № 23 обладает рядом недостатков, так как в нем не отражены все уголовно-наказуемые преступления, обладающие признаками коррупции и, таким образом, круг коррупционных деяний должен быть намного более широким, нежели круг деяний который уже указан в перечне.
А. И. Долгова предлагает расширить Перечень № 23 следующими статьями УК РФ:
— воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий (ст. 141 УК РФ);
— фальсификация избирательных документов, документов референдума (ст. 142 УК РФ);
— незаконные получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну (ст. 183 УК РФ);
— подкуп участников и организаторов профессиональных спортивных соревнований и зрелищных коммерческих конкурсов (ст. 184 УК РФ);
— коммерческий подкуп (ст. 204 УК. РФ);
— получение взятки (ст. 290 УК РФ);
— дача взятки (ст. 291 УК РФ);
— провокация взятки либо коммерческого подкупа (ст. 304 УК РФ);
— подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу (ст. 309 УК РФ).
Подводя итог, отметим, что несмотря на действующий длительное время ФЗ «О противодействии коррупции» [2], до настоящего времени, отнесение того или иного состава преступлений к категории коррупционных преступлений носит в значительной степени доктринальный характер.
Таким образом, для достижения уголовно-правовой и криминологической целей важно принять одно из двух возможных решений: или в Особенную часть действующего УК РФ ввести специальную главу, которая была бы посвящена коррупционным преступным деяниям; или в Общую часть УК РФ ввести понятие коррупционного преступления и поместить закрытый перечень преступлений коррупционной направленности. Думается, что и то и другое решение будут в наибольшей степени соответствовать международным требованиям и национальным государственным интересам для обеспечения эффективного контроля за анализируемым явлением.
Литература:
- Уголовный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (в ред. от 07.03.2017 г.) // Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. ст. 2954.
- Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. N 273-ФЗ «О противодействии коррупции»// СЗ РФ от 29 декабря 2008 г. N 52 (часть I) ст. 6228.
- Перечень преступлений коррупционной направленности, утвержденный указанием Генеральной прокуратуры Российской Федерации и Министерства внутренних дел Российской Федерации от 24.01.2020 № 35/11/1
- О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16.10.2009 № 19 // Российская газета. 30 октября 2009. № 207.
- Мусаелян М. Ф. Совершенствование уголовной политики в сфере противодействия коррупции в Российской Федерации / М. Ф. Мусаелян // Журнал российского права. 2018. № 5. С. 55–57
- Онуфриенко А. В. Система преступлений коррупционной направленности. М., 2019. — 348 с.
[1] Впервые был принят в 2008 году, в настоящее время действует Перечень преступлений коррупционной направленности, утвержденный указанием Генеральной прокуратуры Российской Федерации и Министерства внутренних дел Российской Федерации от 24.01.2020 № 35/11/1 [3].
