В статье изучаются проблемы правового регулирования имущественных отношений по частной и общей собственности родителей и детей, проводится сравнительно-правовое исследование данного института с позиции общего, континентального и обычного (по примеру стран Африки) права. В заключении автор сравнивает полученные результаты с законодательством Республики Узбекистан и приходит к выводу о том, что позиция Узбекистана схожа с позицией континентальной системы права.
Ключевые слова: собственность, имущественные отношения, дети, родители, частная собственность, общая собственность, континентальное право
Права собственности детей — это малоизученная область, которая преодолевает разрыв в области развития и гуманитарной помощи. Доступ к активам важен для выбора средств к существованию и экономического благополучия взрослых. Обычно мы не думаем о детях как о субъектах экономики из-за их возраста; их права собственности — это будущие права, которые еще не реализованы.
Исторически сложилось так, что дети были как обязанностью, так и собственностью своих родителей. Этот фундаментальный принцип сохраняется, хотя наши чувства и использование языка для описания родительских отношений изменились. Несмотря на то, что по практике наследования существует обширная литература, источников, непосредственно касающихся имущественных прав детей, мало. Дети и собственность представлены в литературе по социальным наукам в трех основных категориях: дети как собственность [1]; медицинские дискуссии о правах детей на собственное тело и части тела [2]; и общие обсуждения детей и гражданства, которые косвенно затрагивают права собственности [3]. Отсутствие материалов о правах собственности детей является результатом того факта, что дети не являются полноценными экономическими субъектами, контролирующими свои интересы.
Права детей — растущая область международного права [4]. Тем не менее, существует несколько международных стандартов, касающихся имущественных прав детей. Международное право, касающееся прав детей, появилось в 1924 году с Женевской декларации прав ребенка, принятой Лигой Наций. В Женевской декларации 1924 года делается упор на то, чтобы ребенок стал взрослым или будущим гражданином, а также на роль международного сообщества в содействии этому процессу. Позже Декларация о правах ребенка 1959 года и Конвенция ООН 1989 года о правах ребенка (КПР) более подробно рассказали о правах, которыми обладают дети, и включили важные детали, такие как право на образование, необходимость в особых условиях, правовая защита детей. КПР ООН, которая является «… наиболее широко признанным законодательным актом в области прав человека в истории», гарантирует детям право на имя, образование, культуру, свободу вероисповедания и даже поощряет издание детских книг; но в нем конкретно не упоминаются имущественные права детей. Действительно, в нем упоминается собственность только постольку, поскольку дети не должны подвергаться дискриминации из-за того, что они владеют или не владеют собственностью. Ратификация КПР стала поворотным моментом в признании прав детей в законе и в установлении важного критерия в статье 3, согласно которому «наилучшие интересы ребенка должны рассматриваться в первую очередь». Этот принцип «наилучших интересов ребенка» руководил Агентством ООН по делам беженцев в его работе по защите детей по всему миру [5]. Первой крупной международной конвенцией, признающей права собственности детей, как настоящих, так и будущих, является Гаагская конвенция о родительской ответственности и защите детей (1996 г.), которая, в частности, в статье 1, призывает государства «защищать личность или имущество ребенка». Частое использование фразы «личность и имущество ребенка» указывает на признание нынешних и будущих прав собственности ребенка, хотя язык также восходит к более старому пониманию детей как собственности.
Дети не были юридически автономными до ХХ века, когда вопросы благополучия детей вышли на первый план, и идея о том, что дети имеют собственные права, отдельно от родителей или опекунов, стала законом. Ниже мы рассматриваем категорию имущественных прав детей с позиции общего, континентального и обычного права, переходя к более конкретному анализу имущественных прав детей.
В системах общего права на детей распространяется принцип равного уважения со стороны закона, сдерживаемый признанием того, что дети не обладают такой же способностью принимать решения, как взрослые [6]. Таким образом, в то время как дети имеют такие же права, как и взрослые в теории, они не являются юридически в состоянии реализовать многие из этих прав –право на участие в юридических договорах — пока они не достигнут совершеннолетия. Точно так же, как женщины раньше не могли заключать договоры самостоятельно в соответствии с законами о прикрытии в системах общего права из-за того, что их интересы были отнесены к интересам их мужей [7].
Континентальное право, преобладающее в континентальной Европе, имеет модель собственности, основанную на родительской власти, которая аналогична таковой в общем праве. Дети находятся под контролем своих родителей, и все имущество ребенка, даже если оно хранится отдельно, находится в ведении родителей. В системах континентального права отец или глава семьи имеет право пользования имуществом ребенка, пока ребенок находится дома у родителей [8]. Принципиальная разница между системами общего и гражданского (континентального) права, когда речь идет о наследовании детей, заключается в том, что в странах континентального права, таких как Франция и Германия, независимо от того, есть ли завещание или нет, дети получают «обязательные доли» в наследстве каждого родителя. В системах общего права дети не наследуют автоматически от своих родителей, если родитель не умирает без завещания. Взгляды на детей в рамках современных систем континентального и общего права в чем-то схожи; их личные права на договор и собственность ограничены во время их несовершеннолетия. Когда они становятся взрослыми, то получают право управлять своим имуществом.
Третья рассматриваемая здесь система права — это обычное право. Обычное право — это свод правил и практик, регулирующих личный статус, общинные ресурсы и местную организацию во многих частях Африки, Азии и Австралии. Обращаясь к обычному праву в странах Африки к югу от Сахары, G. R. Woodman [9] отмечает, что «обычное право можно определить, как нормативный порядок, соблюдаемый населением, сформированный регулярным социальным поведением и развитием сопутствующего чувства собственного достоинства». В отличие от общего и континентального права, обычное право в большинстве случаев не кодифицировано. Оно «… воплощено, существует в конкретном и активном исполнении отдельными людьми, а не в записанной, письменной форме, которая стремится к универсальному применению» [10]. Тем не менее, в странах Африки к югу от Сахары в целом оно предназначено для содействия благополучию общества, включая детей, и для регулирования доступа к ресурсам. Акцент делается на групповых правах, и, как члены группы или рода, дети имеют право на защиту и на ресурсы, находящиеся в распоряжении группы, обычно на доступ к земле или другим природным ресурсам, таким как деревья и вода. «Согласно традиционному обычному праву, всем детям, принадлежащим к семейной группе, гарантируется поддержка внутри группы и со стороны всех ее членов, действующих совместно [11].
Обычные права на собственность существенно отличаются от прав в современных системах континентального и общего права, поскольку они не предоставляются автоматически, когда ребенок достигает совершеннолетия или после смерти одного из родителей, но могут зависеть от брака, пола, наличия и положения в обществе. Молодые люди обычно наследуют традиционные земли, когда их старшие родственники-мужчины и / или лидеры общин решают, что они должны это сделать, — обычно после вступления в брак. Молодые женщины часто вообще не наследуют землю по обычаям или родословной, даже в тех штатах, где по закону требуется наследование на основе гендерного равенства. Обычное право, хотя и отличается в странах Африки к югу от Сахары, редко предоставляет женщинам автономные права на недвижимое имущество. Выдержка из решения суда Уганды излагает исторический взгляд на обычное право в отношении возраста и пола [10].
Неспособность детей или сыновей владеть землей была четко указана в Bundanga V. Kagumeho (Civil Appeal No. 117/67). Судья заявил, что согласно соответствующему обычному праву сын не может предъявить иск своему отцу за землю, принадлежащую отцу. Он не мог даже подать в суд на отца в отношении участка земли, который купил сын. Согласно обычному праву, все, что делает молодой человек (несовершеннолетние), является собственностью родителей до тех пор, пока родители не решат передать это сыну после брака. Пока это не будет сделано, деревья и земля принадлежат родителям. Слово «родитель» имеет ярко выраженный социальный оттенок. В социальном смысле можно свободно сказать, что земля принадлежит родителям. Но в строгом юридическом смысле право собственности принадлежит только мужчине. Поэтому, как правило, не состоящие в браке несовершеннолетние лица мужского пола и женщины не могут владеть землей. Они просто имеют право пользоваться землей. [12]
Существуют некоторые явные различия между имущественными правами детей в соответствии с обычным правом и в соответствии с современным континентальным и общим правом. Во-первых, согласно многим формам обычного права в Африке, ребенок имеет право на семейную собственность до смерти своего родителя. Хотя достижение совершеннолетия не означает доступа к собственности, в большинстве случаев нет необходимости ждать смерти одного из родителей, чтобы получить часть семейной земли для ведения сельского хозяйства или наследственной собственности, на которой можно построить дом. Некоторые специалисты [13] говорят об этой проблеме как о «перекрытии» прав на землю, передаваемых из поколения в поколение. В наиболее типичном случае земля для дома и обработки появлялась в то время, когда необходимо было создать независимое домашнее хозяйство — после брака. Во-вторых, даже брак не может привести к наследованию земли в ситуациях, когда земли не хватает. В-третьих, обычное право благоприятствует наследованию земли мужчинами. Согласно многим формам обычного права, женщины имеют право пользоваться только землей, поскольку они не считаются членами той линии, с которой они вступают в брак [14]. Однако дети претендуют на принадлежность к родословной, особенно если они мальчики.
Во всех трех правовых системах права собственности детей возлагаются на родителя или опекуна, который будет заботиться о ребенке, пока ребенок не достигнет совершеннолетия, независимо от того, как это определено. Затем родители и опекуны решают, когда взрослые дети получат оставшуюся часть семейного имущества — в случае смерти одного из родителей или раньше. Таким образом, мы можем представить себе детей, обладающих двумя видами имущественных прав: теми, которые являются конкретными и специфическими для того времени, когда они находятся в меньшинстве, — например, доверительный фонд, управляемый от их имени, до тех пор, пока они не достигнут определенного возраста; и те будущие права на собственность, которые станут их собственностью в случае смерти или решения их родителей. Семейная собственность относится ко второй категории. Это ожидаемое будущее право, менее конкретное по форме и стоимости, различающееся в зависимости от управления и количества наследников.
Что касается Республики Узбекистан, то у нас действует такая же система, как и в континентальном праве. По семейному законодательству Республики Узбекистан дети и родители не могут быть собственниками имущества друг друга, то есть предполагается, что каждый из них обладает отдельной собственностью. При этом гражданское и семейное законодательство страны допускает возможность возникновения между детьми и родителями права общей собственности.
Однако, возникает вопрос дееспособности несовершеннолетних детей в семье, при распоряжении ими принадлежащей им частной собственностью. По правилам гражданского и семейного законодательства Республики Узбекистан управляют и распоряжаются частной собственностью детей в семье законные представители (родители, опекуны, попечители). А право владения и пользования остается за детьми.
Таким образом, в современном мире имеются три различных подхода урегулирования имущественных отношений между родителями и детьми, исходя из существующих систем общего, континентального и обычного права. При этом Республика Узбекистан придерживается правил континентального права и описывает данные отношения между родителями и детьми в своем семейном и гражданском законодательстве.
Литература:
- Myers, J. A. (2007). Are children community property in California?(Rights of Parents). The Journal of Contemporary Legal Issues, 16(1), 65–70.
- Lyons, B. (2011). The good that is interred in their bones: Are there property rights in the child? Medical Law Review, 19(3), 372–400.
- Watson, A. M. S. (2009). Children’s human rights and the politics of childhood. In P. Hayden (Ed.), The Ashgate research companion to ethics and international relations (pp. 247–260). Burlington, VT: Ashgate.
- Pobjoy, J. M. (2015). The best interests of the child principle as an independent source of international protection. International and Comparative Law Quarterly, 64(2), 327–363.10.1017/S0020589315000044
- UNHCR. (2011). Field handbook for the implementation of UNHCR BID guidelines. Geneva.
- Teitelbaum, L. E. (1999). Children’s rights and the problem of equal respect. [law review]. Hofstra Law Review, 27, 799.
- Deere, C. D., & Doss, C. R. (2006). The gender asset gap: What do we know and why does it matter? Feminist Economics, 12(1–2), 1–50.
- Beltramo, M., Longo, G. E., & Merryman, J. H. (1969). The Italian Civil Code. Dobbs Ferry, NY: Oceana Publications.
- Woodman, G. R. (2011). A survey of customary laws in Africa in search of lessons for the future. In J. Fenrich, P. Galizzi, & T. E. Higgins (Eds.), The future of African customary law (pp. 9–30). New York, NY: Cambridge University Press.10.1017/CBO9780511844294
- Joireman, S. F. (2018). Intergenerational land conflict in Northern Uganda: Children, customary law and return migration. Africa, 88(1).
- South African Law Commission (1998). The Review of the Child Care Act (Issue Paper No. 103. Pretoria: S. A. l. Commission.
- Obol-Ochola, J. (1973). The pilot scheme for the registration of titles in Kigezi. The Uganda Law Focus, 1(3), 133–145.
- Chauveau, J.-P., Colin, J.-P., Jacob, J.-P., Delville, P. L., & Le Meur, P.-Y. (2006). Changes in land access and governance in West Africa: Markets, social mediations and public policies. London: IIED.
- Hakansson, N. T. (1994). The detachability of women: Gender and kinship in processes of socioeconomic change among the Gusii of Kenya. American Ethnologist, 21(3), 516–538.10.1525/ae.1994.21.3.02a00040