Статья рассматривает запрет определенных действий как меру пресечения УПК со стороны эффективности оной, как в судебной работе, так и с точки зрения превентивной меры в целом.
Ключевые слова: обвиняемый, подозреваемый, залог, меры пресечения, запрет определенных действий, домашний арест.
Несмотря на целенаправленный акцент на заключение под стражу, до 2018 года, благодаря реформам, практика УПК пошла на расширение применения домашнего ареста, хотя суд в своей работе все равно выбирал первый вариант, так как считал домашний арест малоэффективным.
Меры пресечения в УПК постоянно меняются, но в России она идет по пути смягчения этих самых мер, по сравнению с теми же 90-ми годами. Если в то время это было действительно неэффективно, от слова совсем, то на сегодняшний день законодатель все охотнее вводит в практику новые меры пресечения, которые не связаны с изоляцией от общества.
Например, 18 апреля 2018 года законодатель вводит такое понятие в УПК, как запрет определенных действий. По сути — это далеко не новая мера пресечения, даже на сегодняшний день, т. к. до нее уже была похожая мера, а именно домашний арест. Да, у домашнего ареста есть свои огрехи, а именно пробелы и противоречия в праве. Самый яркий — применение домашнего ареста и запрета определенных действий, где домашний арест связан с изолированием от общества, а запрет определенных действий — нет. И от этого появляются только новые проблемы.
Многие юристы и правоохранители уверяют, что запрет определенных действий направлен на гарантию баланса прав подозреваемого или обвиняемого, по сравнению с домашним арестом и другими мерами пресечения, якобы первое не имеет серьезных ограничений в отношении данных лиц.
Если сравнивать с заключением под стражу, то да, вопросы не возникают, но если говорить о других мерах, то это весьма спорное суждение.
Рассматривая запрет определенных действий, можно понять, что целью законодатель ставит смягчения меры ответственности и освобождение от бремени изоляции от общества, но законодатель сам себе противоречит, ведь все пункты, обозначенные в ст. 105.1 и раньше применялись совместно с домашним арестом, только никак не были прописаны в УПК, а лишь исходили из решения судьи.
Существуют такие запреты в данной статье, как:
- Выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях.
- Находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов, посещать определенные мероприятия и участвовать в них.
- Общаться с определенными лицами.
- Отправлять и получать почтово-телеграфные отправления.
- Использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть «Интернет».
- Управлять автомобилем или иным транспортным средством, если совершенное преступление связано с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств.
И вроде бы законодатель все разложил по полочкам только не понятно, в чем отличие ст. 105.1 УПК РФ от прошлой редакции с домашним арестом.
И. В. Головинская считает, что мера пресечения была вычленена из домашнего ареста и является производной от него. [1]
Я же считаю, что производное должно хоть как-то отличаться от основного, но, увы, этого в данном случае я не наблюдаю.
Давайте рассмотрим применение в судебной практике статьи 105.1 и статьи 107 УПК РФ.
Старший следователь по уголовному делу ходатайствовал перед судом об избрании в отношении подозреваемого меры пресечения в виде заключения под стражу. Суд же отказал в удовлетворении данного ходатайства следователя и назначил подозреваемому меру пресечения в виде совокупности, т. е. домашнего ареста и запрета определенных действий, тем самым возложил на последнего:
– Из домашнего ареста:
1) Нахождение его в изоляции от общества в жилом помещении по конкретному адресу (он изъят из дела).
– Из запрета определенных действий:
1) Общение с потерпевшими и свидетелями по настоящему уголовному делу.
2) Отправку и получение почтово-телеграфных отправлений.
3) Использование средств связи, включая стационарные и мобильные телефоны, и информационно-телекоммуникационные сети «Интернет».
При этом суд в этом же постановлении разрешил покидать жилое помещение для прогулки с 12 до 14 часов ежедневно и использовать телефонную связь для вызова скорой помощи, сотрудников правоохранительных органов, аварийно-спасательных служб, в случае возникновения чрезвычайных ситуаций. [2]
Если с последним все понятно и можно назвать это «исключением из правил», то разрешение на покидание жилого помещения для прогулки, где выше сказано, что подозреваемый изолируется об общества в жилом помещении является само себе противоречиво. Исходя из буквального толкования закона, домашний арест запрещает подозреваемому или обвиняемому выходить из конкретного жилого помещения полностью в качестве наказания, а запрет определенных действий, исходя из первого запрета п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, суд по аналогии дает разрешение подозреваемому на прогулку с выходом их жилого помещения. И тут получается «коллизия коллизий». Сначала суд постановил полную изоляцию от общества, а чуть ниже трактует о том, что подозреваемый может выходить из жилого помещения, что уже не является полной изоляцией.
В другом же уголовном деле, суд избрал такую меру пресечения, как запрет определенных действий, где в постановлении суд установил обвиняемому:
– Обязанность самостоятельно и своевременно являться по вызову следователя и суда.
– Выходить за пределы квартиры, в которой он проживает, за исключением ежедневной прогулки продолжительностью не более 2 часов в период с 13:00 до 15:00 часов, а также посещения учреждений здравоохранения для получения медицинской помощи при наличии соответствующих показаний, по согласованию со следователем и контролирующим органом.
– Общаться вне рамок судебного разбирательства с участниками уголовного судопроизводства по уголовному делу, за исключением защитников.
– Отправлять и получать почтово-телеграфные отправления, за исключением почтово-телеграфной связи с контролирующими органами.
– Использовать информационно-телекоммуникационную сеть «Интернет» и средства связи, за исключением использования телефонной связи для вызова скорой медицинской помощи, сотрудников правоохранительных органов, аварийно-спасательных служб в случае возникновения чрезвычайной ситуации [3].
Здесь противоречий в самом постановлении и то, что избрал суд, исходя из нормы, нету, но получается, что в первом случае, что во втором, сущность наказания идентична. Эти меры должны их смысла законодателя быть разными (индивидуальными), но, к сожалению, уголовные дела, описанные выше доказывают обратное, а именно их копирование.
Из практики понятно, что запрет определенных действий выступать может самостоятельно или же применяться вместе с домашним арестом.
Я не согласен с данным подходом, и более того, существует ряд авторов, которые тоже придерживаются такой точки зрения.
Например, Маликова Н. В. считает, что «такие нормы входят в противоречие с ч. 1 ст. 97 УПК РФ, которая предусматривает выбор одной из нескольких мер пресечения» [4].
Загвоздкин и Кузора считают, что «появление ст. 105.1 УПК РФ не является столь необходимым, поскольку ограничения, которые могли быть наложены при избрании такой меры пресечения, как домашний арест, можно было распространить и на иные меры, такие, как залог, передача несовершеннолетнего обвиняемого под присмотр и прочее» [5].
Понятно, что суд и конкретный судья или судьи исходят их принципов гуманизма, но тут есть два нюанса:
- Не всегда люди после такой меры пресечения будут осознавать тяжесть своих деяний с профилактической точки зрения.
- У данной меры есть проблемы, связанные с непосредственным соблюдением этих самых запретов. Тут идет больше человеческий фактор данной проблемы, и, как правило, исходит больше из первого, но тем неимение. Если контроль за перемещением подозреваемого или обвиняемого производится благодаря техническим средствам, то насчет других запретов контроль осуществлять — уже является спорным и даже нерешенным вопросом.
Более того, в статье 105.1 УПК РФ не указано так же, кто из государственных органов должен осуществлять контроль за шестым запретом, а именно запрет управлять транспортным средством, если преступление связано с нарушением ПДД и эксплуатацией транспортных средств. Из этого же запрета исходит еще одна проблема — у лица, на кого возложено бремя претерпевание последствий данной нормы, отбирают водительское удостоверение, но это фактически не запрещает подозреваемому или обвиняемому сесть за руль автомобиля, например.
В итоге, исходя из вышеописанного, домашний арест имеет абсолютно такую же степень наказания, как и запрет определенных действий. Насчет расхождения практики по избранию мер пресечения — сами суды и судьи не могут единообразно ее применять, так как противопоставляется позитивным нормам и естественному праву.
Я считаю, что данную коллизию права нужно и можно решить лишь введением новой методологии, т. е. создать строгую иерархическую систему источников уголовно-процессуального права, где исключается безобъективизация нормативно-правовых актов государственных органов, потому что буквальное толкование норм УПК РФ не может предполагать возможность расхождения в понимании понятийного аппарата.
Литература:
- Головинская И. В. Институт мер пресечения: проблемы диверсификации и варианты их разрешения // Совр. право. 2016. № 3. С. 90–96.
- Апелляционное постановление Иркутского обл. суда по делу от 19.09.2018 по делу № 22–2871/2018.
- Апелляционное постановление Мурманского обл. суда от 25.09.2018 по делу № 22К-1124/2018.
- Маликова Н. В. Запрет определенных действий: новое в российском уголовно-процессуальном законодательстве // Вестник Калининградского филиала Санкт- Петербургского ун-та МВД России. 2018. № 4 (54). С. 20.
- Загвоздкин H. H., Кузора С. А. Указ. соч. С. 84.
