В течение нескольких последних лет публикуются ценнейшие материалы из архива М.М. Пришвина. «Кладовую» русской литературы представляют дневники писателя. К выпущенным «журнальным записям» (дневникам), как их называл сам автор, примыкает последнее раннее издание (1905-1913), которое рассматривалось Пришвиным в качестве материала для романа «Начало века». Дневник состоит из очерков, газетных статей и «разрозненных записей» [1, 691]. В.Д. Пришвина писала: «Ранними дневниками, еще никем до сих пор не читанными, мы называем разрозненные записи на отдельных листах разного формата и разной сохранности...» [1, 691]. Текст рукописей М.М.Пришвина до его преобразования в цельное издание распадался на несколько «хронологических рядов» [1,691]. Небольшие кусочки текста можно разбить на темы: «любовь» (роман с Варварой Петровной Измалковой, в дальнейшем с Ефросиньей Павловной Смогалевой), «начало века» (вступление автора в философско-религиозное общество), «Хрущево», «путешествие из Павлограда в Каркаралинск», «богоискательство» (вопросы народа и интеллигенции, церкви и социализма, Бога и Христа), «Крым». В нем (дневнике) писатель раскрывается в совершенно иной плоскости: на страницах появляются новые сведения о Пришвине от неудавшейся любви до религиозно-философских исканий.
Я.3. Гришина, составитель комментариев к раннему дневнику, исследователь, занимающийся подготовкой и реконструкцией текстов М.М. Пришвина, считает, что «исключительная особенность раннего дневника заключается в том, что в центре оказывается рефлексия относительно собственного психологического опыта» [1, 692]. Эксперимент автора основан на создании образов, что является показателем ассоциативного мышления писателя. В дневнике Пришвин уделяет внимание сектам Новгорода, раскрывает тождественность сектантского, народного и интеллигентского сознания в отношении к церкви, Богу, Христу. Проблемы общественной и духовно-нравственной жизни переплетаются: стираются границы «религии народа» и «религии интеллигенции». Основная цель нашей статьи – проанализировать позиции М.М. Пришвина в отношении к церкви и социализму, Богу и Христу, волновавшие писателя на протяжении многих лет. Дневник 1905-1913 г.г. в пришвиноведении ранее не исследовался.
У писателя существовал свой взгляд на православие. Религия, по мнению Пришвина, является «обманом», и он называет ее «фальшивой монетой». Вера в понимании автора требует полной отдачи личности религии, тем и страшен «Русский Бог», – считает писатель. Она (вера) перестает существовать, если человек прекращает верить в «игрушку», добрую сказку и он «осыпается, как дерево осенью» [1, 592]. Только через законы истинной духовности человечество сможет преобразиться и не утерять внутренних ценностей: «закон духовного развития основан на росте жизни, а закон жизни – на ее сохранении» [1, 592].
Чтобы постичь Бога, необходимо вначале соприкоснуться с естеством, по мысли автора. В ней (природе) Творец заложен изначально. Всевышнего автор ищет на «границе природы и человека» [1, 28]. Чтобы говорить о нем, необходимо «прятать его как можно глубже» [1, 28], – убежден Пришвин. В связи с этим, писатель различает Бога человеческого и природного. Первый связан с творческим предназначением и поведением, т.е. через Добро, Красоту, Правду человек познает свой мир, и, следовательно, Бога. Через общение с Богом человек проходит духовный путь, который основан на спасении. С Христом же происходит объединение людей.
Автор считает, что Бог живет в сердце каждого человека и его жизнь «предустановленна», т.е. не зависит от самой личности, а контролируется Творцом. Он (Бог) приходит в мир человека как бы «нежданно, невидимо, чудесно» [1, 683]. И появление Всевышнего связано с созданием семьи, приобщением к труду, т.е. это является «условием его явления» [1, 683] в жизни личности. Но человек устроен так, что к Творцу его приводит только несчастье, счастливый же в Боге не нуждается и «есть ли такой Бог, тот Бог, который в радости является и радостью жизнь освещает» [1, 593], – вопрошает писатель. Именно счастливые люди его (Бога) и создали, по мысли автора, «несчастные – черта, у счастливых рай, у несчастных ад» [1,592].
Принадлежность верующих к церкви зависит от истинной веры христиан. Таких людей писатель называет «божественными», церковными христианами, всех остальных, с принадлежностью «мы» он (Пришвин) относит к христианам-церковникам. В чем различие, казалось бы одинаковых формулировок? Истинно божественные верующие находят Христа в природе, открывают его в чем-то близком для себя, остальные – Христа познают через церковь и поклоняются ему по-своему, по принятой норме.
Разделение Христа на исторического и бытового связано в сознании писателя с трактовкой научной и повседневной. Автор считает, что в истории Христос – «величина принятая на веру» [1, 591], в быту «он непроизвольный и случайный гость» [1, 591]. Отсюда у Пришвина разделение Христа на искусственного и естественного. Первый связан с церковью, второй – с семьей и природой, он выходит из недостатка, т.е. в помощь нуждающимся, и является «пополнением» в семье. В итоге автор приходит к следующему заключению: «Нужно по Отчему закону жить, а Христос сам приходит – утешитель каждого отдельного человека» [1,588].
Христос спасет тогда, если явится «невинность» в случае искуплении греха, и «планомерное (сознательное) отношение к миру (воля), и правота» [1, 637], – пишет автор. Его искупление (греха) зависит от выбранного пути, и самый правильный, считает Пришвин, – «Христов путь». Слабость людей связана с греховностью, сильный же «во Христе не нуждается, т.к. не дожил до него (Христа)» [1, 588] и принимает законы Сына Божьего условно. В связи с этим, в любом индивидууме Пришвин признает чувство вины, которое основано на «тайне». Она (тайна) у каждой личности своя. Человек, по Пришвину, отличается от животного, тем, что осознает провинность, но в этом автор усматривает преступление, т.к. за ее осмыслением не следует искупления греха. Весь мир, осуществляющий согрешения, для писателя является утверждением того, что его (Пришвина) собственное осознанное чувство вины должно восприниматься им как «дар», лишь потому, что он признает нарушение, а общество же вину отрицает, т.к. пренебрегает жизнью отдельно взятого члена социума. Таким образом, происходит как бы цепная реакция передачи греха, остановить которую непросто. Все зависит от духовного мира человека, уверен писатель, и от способности сказать собственному «Я» «да» или «нет».
В личности, по мнению Пришвина, борется две правды: свобода («общественно-политическое положение вещей»), которая связана со служением во блага миру и «освобождением раба: свое в общественное» [1,621]. Одним словом, социализмом, якобы, не приветствовалось подавление человека, его рабовладельческий образ жизни, но в этом таилось совершенно другое: под видом обеспечения толпе свободы, человек превращался в того же раба, только с прописанным адресом и законами партии. Словом, социалисты «играли» человеком, направляя его в собственное русло идей. Библейская же заповедь, предполагала наличие в человеке смирения («религиозно-христианская» ценность) и была основана на покорности, т.е. избавлении от благ цивилизации.
К церкви М.М. Пришвин относился неоднозначно: искал уединения и спасения только в природе. Она была одним лишь живым существом и обителью для врачевания души человека: «<...> кажется мне, церковь – единственное убежище, единственная связь этого (нового) мира с прошедшим человечества. <...> Природа – вот мое убежище. <...> А церковь уже мертва» [1, 582]. Вечные законы жизни, по мысли писателя, вытекают из природы. Церковный и домашний быт, государственный уклад, природное бытие связаны со Вселенной. И человек вправе выбрать, по каким заповедям ему жить. Автор придерживается вечных идей естества. Церковь, по мысли Пришвина, является звеном в религиозной цепи, которая дарует Христа верующим. Но преподносит эту идею совершенно неверно и допускает ошибки в служении Богу и его сыну: «Христос в природе, но церковь взяла это начало из природы и только распорядилась не так...» [1, 636].
Трагедию церкви и социализма Пришвин видит в некой игре над чувствами массы. Церковь «организовала толпу по закону внутреннего развития творческой личности», социализм – по закону «жизни толпы: производству материальных ценностей» [1, 632]. Одно и другое ведет к гибели и смерти народа. Она (церковь) «возделывает» из человека «соборно-творческого» индивида, что не приветствуется писателем. Социализм же ущемляет свободу и равноправие народных масс. Пришвин обладал уникальной способностью заглядывать в будущее. Его пророческие мысли о трагедии церкви и социализма подтвердились и в период революции 1905 года, и как ее последствие – в Февральской революции 1917 года.
Социалистов Пришвин называет неудачниками, способными на убийство, ненависть к религии. У них отсутствует творческое начало и преобладает рационализм. Они способны на объединение людей не ради идей патриотизма, а ради создания стадного коллектива, которым можно легко манипулировать. Представители социализма «несчастны» [1, 634] лишь потому, что их гордость глушит смирение, а это связано с познанием Бога и учением Христа. Они полагаются не на «волю Божью» [1, 634], а на «волю свою» (1, 634) и не могут постичь мир, такой, какой он есть «сам по себе» [1, 634], так как им «мешает личное» [1, 634]. Разница в понимании социализма и христианства усматривается писателем в отказе его приверженцев в Боге Отце и признание только Христа.
Наряду с этим, Пришвин уделяет внимание описанию храма, который является звеном между небом и землей, объединяющим началом для всех верующих: «Его колонны лесные стволы, соединяющие небо и землю» [1, 586]. В сердце человека укрепляется некая сила, что-то непостижимое, духовное, что редко осуществляется в обыденной жизни. Перед читателем открывается панорама богослужения: от чтения «Двенадцати Евангелий» до «Страстей Господень». Колокола заполняют своим мелодичным звоном не только ближайшую округу, но и всю вселенную, все пространство, проникают в сердце Всего человека.
Единение верующих происходит именно в храме, с его вековой красотой, совершенно другой вселенной и космосом. Здесь, по мысли Пришвина, создается человек, но стоит выйти за пределы обители все усилия становятся «не действенны». Писатель находит «народную душу» во всем: от «ангелов бронзовых» до простого прихожанина. И все это объединяется одним общим словом «единство», вбирающем в себя понятия и народная душа, и Всечеловек. Храмы и церкви, построенные в период революции, перестали выполнять свою былую функцию: не пропорциональность, в сравнении с древними монастырями, положена в их основу, что свидетельствует о «начале нового века», века цивилизации, века войны и становления «новой» власти (власти социализма).
Таким образом, насилие церкви и социализма над человеческими чувствами приобретают демонический характер, и «начало века» видится писателем в ущемлении свободы и равноправия народных масс. Дневник 1905 года свидетельствует о впечатлительности автора и уникальной способности видеть мир образно. Пришвин понимает, что истоки конфликта заложены в нашей истории, русской душе, а народ и интеллигенция – явно тому подтверждение. Писатель размышляет о сходстве природы «творчества» и христианства, думает о вечных темах бытия.
Автор ощущает свою принадлежность к миру религии и миру социализма и заключает: «Мы, пишущие христиане <...> как бы <...> ни боролись со Христом, мы все равно жизнью, бытом своим – христиане» [1, 697]. В этом противоречии рождаются произведения М. М. Пришвина и его идейные установки.
Литература:
Пришвин М. М. Ранний дневник 1905-1913 / Подготовка текста Л.А. Рязановой, Я.3. Гришиной; Коммент. Я.3. Гришиной; Указат. Имен Т.Н. Бедняковой. – СПб.: ООО «Изд-во «Росток». 2007.