В статье анализируется образ часового как типичный в литературе, а также исследуется роль часового при изображении русской действительности в рассказе Н. С. Лескова «Человек на часах».
Ключевые слова: часовой, устав, рассказ.
Часовой — это вооруженный человек, который выполняет боевую задачу по охране и обороне определенного поста. Согласно уставу, часовому запрещается спать, сидеть, разговаривать, а также ни в коем случае нельзя оставлять пост, пока он не будет сменен или снят, даже если его жизни угрожает опасность. Следует отметить и особый статус часового: на законодательном уровне он облагается особым правом неприкосновенности.
Образ часового вполне можно назвать типичным в литературе и искусстве в целом. Например, мы можем найти этот образ в стихотворении-песне В. С. Высоцкого «Рядовой Борисов» [2, с. 256]. Часовой несёт свою службу, во время которой появляется нарушитель (как оказалось, и это позже становится известно читателю, появляется давний обидчик и даже соперник постового). Согласно уставу, рядовой Борисов после обязательных предупреждений стреляет в упор в этого человека. Значит, часовой соблюдал свой устав и его можно оправдать? Этот вопрос считается неразрешимым, поскольку его можно интерпретировать по-разному [5, с. 62]. Читатель так и не узнает, чем завершилось следствие, где герой рассказывает свою историю (может быть, уже в колонии).
Литературовед А. Е. Крылов считает, что «Рядовой Борисов» В. С. Высоцкого является аллюзией на рассказ А. Грина «История одного убийства», где мы также находим образ часового [5, с. 63]. Здесь возникает конфликт между двумя героями: рядовым Банниковым, добродушным крестьянином, который постоянно терпит унижения начальства, — ефрейтора Цапли. По сюжету, после ухода Банникова в караул, Цапля предпринимает попытку его напугать, предполагая, что часовой уснул на своем посту. Однако рядовой не спал и сразу заметил нарушителя в траве. Банников упрашивал ефрейтора встать, но тот молчал: «самолюбие и комичность результата проделки удерживали Цаплю на земле. Он упрямо, с ненавистью в душе продолжал лежать» [4, с. 366]. В итоге часовой вспоминает об Уставе караульной службы и закалывает нарушителя штыком. Здесь интересно провести параллель с песней В. С. Высоцкого, где кульминация, как и в рассказе А. Грина, приходится на трагическую ситуацию: в обоих случаях сложно понять, смог ли часовой узнать нарушителя сразу или уже после развязки. Также стоит обратить внимание на слова рядового Банникова «А я почем знаю, кто он такой есть? Я по правилу. Я правильно!» [4, с. 367]. Рефреном подобные слова повторяются и в песне В. С. Высоцкого («Был туман — узнать не мог...», «По уставу — правильно стрелял») [2, с. 257]. Таким образом, мы можем предположить, что фабула и определенные мотивы из рассказа А. Грина были заимствованы В. С. Высоцким для произведения «Рядовой Борисов».
Образ часового можно встретить и в декабристской поэзии Ф. Н. Глинки «Песнь узника», которая стала народной и вобрала в себя надежду поколения на спасение [3, с. 249]:
Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна!
Следует сделать вывод, что образ часового является устойчивым в русской литературе. Кроме того, его можно назвать амбивалентным , поскольку у часового всегда есть выбор: стрелять или не стрелять (как это было у В. С. Высоцкого и А. Грина), спасать или не спасать (как это описывает Лесков).
А теперь обратимся к рассказу «Человек на часах». По словам самого Н. С. Лескова, жанр произведения определяется как «отчасти придворный, отчасти исторический анекдот, недурно характеризующий нравы и направление очень любопытной, но крайне бедно отмеченной эпохи тридцатых годов совершающегося девятнадцатого столетия» [6, с. 154]. Подлинность изложения подтверждается автором: «Вымысла в наступающем рассказе нет нисколько» [6, с. 154].
Впервые рассказ «Человек на часах» был опубликован в журнале «Русская мысль» в 1887 году и имел на тот момент название «Спасение погибавшего». В подзаголовке можно было найти точную дату описанных событий — 1839 год. Почему писатель обратился к событиям, случившимся 50 лет назад? Очевидно, глубокий смысл рассказа указывает читателю на то, что это отнюдь не «дела минувших дней», что имеет весьма актуальный подтекст.
Многие герои Н. С. Лескова мастерски перенесены им из реальной жизни на страницы произведений. Исключением не стали и события, описанные в рассказе «Человек на часах». Как отмечал сын писателя, рассказ «написан со слов бывшего директора Александровского лицея, генерал-лейтенанта Николая Ивановича Миллера, в момент происшествия с рядовым Постниковым — капитана и начальника караула. Дочь Миллера была замужем за бароном А. Э. Штромбергом, жившим на одной лестнице, дверь в дверь, с Лесковым в 1880–1885-х годах. В последней (XVII главе рассказа) в лице «архиерея» во всех его статьях и чертах подан не иной кто, как прославленнейший иерарх, митрополит московский, Филарет Дроздов (1783–1867)...В письмах, статьях и рассказах Лесков не уставал исповедовать, что не может «чтить» этого бессердечного святителя, который в своем постничестве «одну просфору в день ел, да целым попом закусывал»» [6, с. 577]. Достоверность произведения Лескова подчеркнута исторически верным гуманным образом Н. И. Миллера. Один из воспитанников Александровского лицея, вспоминая о жестоком николаевском времени, с теплотой упоминал Миллера, «который, по образу мыслей и научной подготовке, настолько был «статским» для того времени, что мог бесцельно коверкать нам ноги несомненно только с отвращением» [6, с. 578]. В мемуарах С. Уманца, который подтверждает особо правдивое изображение Филарета Дроздова Лесковым, можно прочитать следующее: «Говорил он очень тихо, почти шептал (этот шепот очень удачно называл Н. С. Лесков «тихоструй»), но не от слабости голоса, а нарочно, с расчетом, желая произвести впечатление вконец изнуренного постом и молитвой. Говорю так потому, что при мне он довольно-таки громко покрикивал на келейника и забывал о своем «тихоструе»» [6, с. 577].
Следует отметить интересную особенность анализируемого произведения: несмотря на доминирующий христианский гуманизм, в рассказе заметно явное противоречие этого гуманизма по отношению к жестокой николаевской эпохе, которая показана Лесковым. Казалось бы, героя не должны судить за то, что он оставил свой пост ради спасения человеческой жизни. Однако реалистический сюжет не может подчиниться никакой сказочной формуле: благие дела Постникова «вознаграждаются» лишь двумястами ударами розог.
По этому поводу в журнале «Русская мысль» писали так: «Не лишено, как мы думаем, некоторого значения и напечатание рядом в одной книжке «восточной легенды» и чисто русского рассказа о том, как часовой, оставивши, вопреки «уставу», свой пост, спас утопавшего и получил за то «наказание на теле». Скоморох Памфалон и рядовой Постников поступали совсем не по «регламентам», даже вопреки «регламентам»; оба, «спасая жизнь другому человеку», губили самих себя» [7, с. 578].
Как показал анализ многочисленных рецензий на рассказ «Человек на часах», все персонажи, сатирически изображенные в нем, были узнаны читателями. В журнале «Северный вестник» отметили то, что данное произведение интересно «еще и в том отношении, что в нем фигурируют кое-какие исторические личности, которые у нас принято идеализировать, но к которым г. Лесков относится трезво и правильно» [7, с. 578].
Таким образом, абсурдность и парадоксальность русской действительности подчеркнута неоднозначностью образа часового, у которого был выбор: спасать погибающего или не нарушать устав. Н. С. Лесков всю свою жизнь пытался найти ответ на эту «русскую загадку», описывая все перипетии русского менталитета: «Развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России» [7, с. 154].
Литература:
- Видуэцкая И. П. Николай Семенович Лесков / И. П. Видуэцкая. — Москва: Знание, 1979. — 64 с.
- Высоцкий В. С. Сочинения: в 2 т. — Москва: Художественная литература, 1990. — Т. 1. — С. 256–257.
- Глинка Ф. Н. Избранные произведения. — Ленинград, 1957. — С. 249–250.
- Грин А. С. Собрание сочинений: в 5 т. — Москва: Художественная литература, 1991. — Т. 1. — С. 351–367.
- Крылов А. Е. Рядовой Борисов и рядовой Банников (А. Грин и Высоцкий) / А. Е. Крылов. — Самара: Самарский Дом печати, 2001. — С. 60–65.
- Лесков Н. С. Собрание сочинений: в 11 т. — Москва: ГИХЛ, 1958. — Т. 8. — 633 с.
- Скобелев А. В., Шаулов С. М. «Рядовой Борисов» / Скобелев А. В., Шаулов С. М. Владимир Высоцкий: мир и слово. — Воронеж. — 1991. — С. 35–38.
- Столярова И. В. В поисках идеала: творчество Н. С. Лескова / И. В. Столярова. — Л.: ЛГУ, 1978. — 230 с.
